5 августа исполняется 180 лет со дня рождения великого русского художника/
Репин ничуть не ощущал себя ни классиком, ни гением: наоборот, он был страшнейшим самоедом, который не мог смотреть на свои картины, находя в них сплошные недостатки
«ДРЯНЬ КАРТИНА, НЕ СТОИТ ПОКУПАТЬ»
Лучшие воспоминания об Илье Репине оставил Корней Чуковский, который был его соседом по дачному поселку Куоккала. Поначалу, обнаружив, что рядом с ним живет самый знаменитый художник России, молодой литературовед перепугался: «Я так смущался и робел, что ни разу не осмелился вступить с ним в беседу. Мне, провинциалу, с детства привыкшему связывать с его именем представление о бессмертных заслугах, было даже странно, что и в аптеке, и в булочной его ничем не выделяют из серой массы других покупателей». Но Илья Ефимович оказался невероятно прост в общении, вскоре они с Чуковским были не разлей вода, и оставались дружны на протяжении многих лет.
Согласно Чуковскому, Репин ничуть не ощущал себя ни классиком, ни гением: наоборот, он был страшнейшим самоедом, который не мог смотреть на свои картины, находя в них сплошные недостатки. Когда к нему приезжали богатые люди, желавшие приобрести полотно, он начинал их убеждать: «Дрянь картина, не стоит покупать» - и успешно спроваживал. Переделывать свои картины он готов был до одури, - и этим испортил немало выдающихся работ. Многие, знавшие Илью Ефимовича, отмечали, что, рисуя человека, на первом же сеансе он добивается невероятных успехов - натурщик на холсте получается совершенно живым; но потом начинает совершенствовать портрет и постепенно его губит. Сам он знал эту свою особенность, объяснял ее тем, что каждый раз подходит к холсту в другом настроении, мечтал всех писать «только один сеанс - как выйдет, так и баста», а в особо прискорбных случаях, когда окружающие ему намекали, что портрет безнадежно запорот-с, восклицал: «Нужно было гнать меня прочь!.. Взять за шиворот и оттащить от мольберта!» (Но когда портрет удавался, от Репина, по словам Чуковского, «шла радиация»).
Есть знаменитая история про знаменитую картину «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года»: на нее, как известно, в 1913 году набросился с ножом душевнобольной иконописец Абрам Балашов. Репин примчался в музей и с энтузиазмом начал «спасать» картину. Художник и реставратор Игорь Грабарь вспоминал: «Хорошо зная страсть Репина к переписыванию своих картин - он как раз в это время переписывал к худшему свою прекрасную вещь «Явленная икона» - я имел все основания опасаться за целость обоих голов израненной картины… Когда я вошел в комнату, где была заперта картина, и увидел ее, я глазам своим не поверил: голова Грозного была совершенно новая, только что свеженаписанная сверху донизу в какой-то неприятной лиловой гамме, до ужаса не вязавшейся с остальной гаммой картины. Медлить было нельзя - краски могли к утру значительно затвердеть. Я тут же сначала насухо, потом с керосином протер ватой все прописанные места, пока от утренней живописи не осталось и следа и полностью засияла живопись 1884 года…»
Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года. Холст, масло
В XX веке Репин был немного экстравагантный, безумно эмоциональный и совершенно замечательный старик. Настроение у него могло измениться мгновенно: от ласки к негодованию. Менялись и его оценки: многих художников он сперва возненавидел, потом простил. Столкнувшись с картинами Кузьмы Петрова-Водкина, Илья Ефимович буквально взвыл: «Ясно только в этих невозможных для глаза бездарных малеваниях одно: это рабья душа. Этому безграмотному рабу случилось увидеть двух взбитых парижской рекламой нахальных недоучек Гогена и Матисса. Когда сходит со сцены художественного мира большая сила, из всех щелей сползаются пигмеи на главную арену хозяйничать». Петров-Водкин, прочитав это, был страшно расстроен, но Валентин Серов его успокоил: «Плюньте, Репина всегда окружают дрянные советчики, а он под впечатлением какого-нибудь из них и выпалил, а потом он вас примет. У Ильи Ефимовича немало было таких выступлений»…
Фотография 1909 года
Фото: Википедия.
«ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ» ПЕРЕД «БУРЛАКАМИ» - НИЧТО»
Он родился в 1844 году в городе Чугуеве (Харьковская губерния), в простой и небогатой семье. Вспоминал, что страсть к искусству началась с того, что он «вырезывал» из бумаги разных животных, «налепливал» на окна, и прохожие задерживались у них, чтобы рассмотреть лошадок и коров. Потом двоюродный брат принес в дом краски («жeлтaя — гyммигyд, cиняя — лaзypь, кpacнaя — бaкaн и чepнaя — тyшь») и на глазах у потрясенного Ильи раскрасил черно-белый арбуз в букваре зеленым и красным. Мальчик «одурел». Он возился потом с этими красками часами, у него (чуть ли не от возбуждения) начала идти носом кровь, и он чувствовал себя так плохо, что одна местная баба начала пророчить ему скорую смерть: радостно рассказывала ему, что готовят для него гробик «с позументом», и что он улетит сразу в рай, где будет за нее, эту бабу, молиться.
«- A кpacoчки и киcтoчки тaм бyдyт? - cпpaшивaю я, мнe жaль cтaлo кpacoк. - Кpacoчки, чтo пo бyмaгe pиcyют, и бyмaгa тaм еcть?
- Бyмaгa? Вишь ты, бyмaги зaxoтел... У бoгa вceгo мнoгo. Пoпpocишь, бoгa, и бyмaги дacт тeбe».
Портрет Ефима Васильевича Репина, отца художника. 1879. Холст, масло
К некоторому разочарованию идиотки, мальчик выжил, вырос и в конце концов добрался до самого Петербурга, там стал первым учеником в рисовальной школе, поступил вольнослушателем в Академию художеств… Писал там торжественные картины на библейские темы, а потом, уже вполне взрослым 25-летним человеком отправился с приятелем Константином Савицким на пароходную прогулку по Неве. Любовался роскошной (по петербургским меркам) растительностью, отдыхающими на берегу («на самом обворожительном предмете - на барышнях - я уже боюсь даже глаза останавливать»), вдыхал ароматы духов, доносившиеся на палубу, и вдруг заметил «темное, сальное какое-то, коричневое пятно». Это были бурлаки, тянущие барку. «О боже, зачем же они такие грязные, оборванные? У одного разорванная штанина по земле волочится и голое колено сверкает, у других локти повылезли, некоторые без шапок; рубахи-то, рубахи! Влегшие в лямку груди обтерлись докрасна, оголились и побурели от загара… И что я вижу! Эти промозглые, страшные чудища с какой-то доброй, детской улыбкой смотрят на праздных разряженных бар и любовно оглядывают их самих и их наряды. Вот пересекший лестницу передовой бурлак даже приподнял бечевку своей загорелой черной ручищей, чтобы прелестные сильфиды-барышни могли спорхнуть вниз… Я был поражен всей картиной… Всего интереснее мне казался момент, когда черная потная лапа поднялась над барышнями, и я решил непременно писать эскиз этой сцены.»
(Это восхищение живописностью, которая открывалась в самых неожиданных местах, периодически накрывало Репина всю жизнь. В 1871 году он стал свидетелем смерти композитора Александра Серова, отца живописца Валентина Серова, который тогда был маленьким мальчиком. Эта смерть показалась ему безумно красивой. Потом он выражался, словно распоследний декадент: «Живописно, картинно освещены белье, одеяло, подушки. И все в красивом беспорядке, будто кто заботился об общей картине… И голова освещалась великолепно, с тенями. Как рассыпались волосы по белой большой подушке!»)
Бурлаки на Волге. 1870—1873. Холст, масло
В 1870 году в компании других художников - Евгения Макарова и гениального пейзажиста Федора Васильева (того самого, который напишет «Мокрый луг» и умрет в 23 года), а также своего брата, музыканта Василия Репина, Репин отправился на Волгу, специально изучать бурлацкий быт. Нашел там немытого бурлака, бывшего регента Канина, в которого буквально влюбился («Бoжe, кaк дивнo y нeгo пoвязaнa тpяпицeй гoлoвa, кaк зaкypчaвилиcь вoлocы к шee, a глaвнoe — цвeт eгo лицa! Сoвepшeннeйший тип жeлaннoгo бypлaкa!» Репин сравнивал его то с античным рабом-философом, то со святым на искусе). А вернувшись, он в течение многих месяцев работал над полотном «Бурлаки на Волге», которое произвело сенсацию. Художник Николай Ге сказал: «Тайная вечеря» перед этим — ничто». Великий князь Владимир Александрович, президент Академии художеств, увидев первоначальные варианты, заранее купил окончательный и в итоге заплатил за него 3000 рублей (несколько миллионов на сегодняшние деньги; Павел Третьяков хотел перекупить картину, но не смог). «Бурлаки» поехали в Вену на Всемирную выставку, где получили бронзовую медаль. На родине Репиным то восхищались, то проклинали его (Тургенев кривился, зато Достоевский был в восторге). В 28 лет он стал одним из самых знаменитых художников России.
«МЯСО МНЕ ОТРАВА»
Репин написал еще множество знаменитых картин. Невероятный многофигурный «Крестный ход в Курской губернии». «Ивана Грозного» (вдохновленного, с одной стороны, зрелищем корриды в Испании, с другой - убийством Александра II в 1881 году, а с третьей - сюитой Николая Римского-Корсакова). Гениальный портрет спившегося, умирающего Модеста Мусоргского. «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». «Не ждали». Это главные хиты; но Репин был неутомимым тружеником, настоящим трудоголиком, и создал сотни замечательных картин.
Крестный ход в Курской губернии. Между 1880 и 1883. Холст, масло
В детстве исступленная возня с красками чуть не довела его до гроба, и в старости ничего не изменилось: Чуковский писал, что у Репина в доме были две мастерские, одна большая, другая секретная, и, закончив работать в одной, он пулей перебегал в другую, чтобы в новой обстановке писать другие картины. «В этой «секретной» была очень любопытная дверь… массивная, тяжелая, глухая, и в ней небольшое окошечко. В это окошечко Репину подавали между часом и двумя скудный завтрак — редиску, морковь, яблоко и стакан его любимого чая. Всю эту снедь приносила ему Александровна, пожилая кухарка. Она стучала в окошечко, оно открывалось на миг и моментально захлопывалось. Не покладая кистей Репин торопливо глотал принесенное и таким образом выгадывал для искусства те двадцать минут, которые потерял бы, если бы спустился в столовую». В итоге он начал падать в обмороки, и врач сказал ему, что если он будет продолжать работать в таком темпе, скоро умрет. После этого Репин бегал в «секретную» мастерскую тайком от жены.
Жена его, Наталья Борисовна Нордман, по словам Чуковского, была в целом хорошей женщиной, но «по всему своему душевному складу ярая сектантка… Одно время она была боевой суфражисткой и сделала свой феминизм религией. Потом стала проповедовать «раскрепощение прислуги». Потом — вегетарианство. Потом — кооперативную организацию труда, воспринятую как евангелие жизни. Потом отвары из свежего сена в качестве здоровой, питательной пищи… Она свято верила во все свои новшества и первая становилась их жертвой».
Она и мужа сделала ярым вегетарианцем. В 1909 году Илья Ефимович писал знакомому художнику: «Насчет моего питания — я дошел до идеала (конечно, это не одинаково всякому): еще никогда не чувствовал себя таким бодрым, молодым и работоспособным. Да, травы в моем организме производят чудеса оздоровления. Вот дезинфекторы и реставраторы!!! Я всякую минуту благодарю бога и готов петь аллилуйя зелени (всякой). А яйца? Это уж для меня вредно, угнетали меня, старили и повергали в отчаяние от бессилья. А мясо — даже мясной бульон — мне отрава». Слухи о том, что Репин питается сеном, распространились по всей России. Практически все, что есть в «12 стульях» про вегетарианскую столовую и «фальшивого зайца», вдохновлено рассказами о Репине и «куропатке из репы», которая подавалась у него на обедах.
Запорожцы пишут письмо турецкому султану. Между 1878 и 1891. Холст, масло
Нордман умерла от туберкулеза в 1914 году. С детьми от первого брака отношения у Репина складывались сложно: его милая эксцентричность в следующем поколении, грубо говоря, обернулась шизофренией. Дочь Надежда была откровенно душевнобольной. Сын Юрий (с которым Илья Ефимович мог не общаться годами) тоже не являлся образцом психического здоровья: учась в Академии художеств, ходил в рубище и сандалиях на босу ногу, в старости питался дохлой рыбой, вынесенной на берег морем, был болезненно религиозен - употреблял алкоголь, а потом наказывал себя за это, стоя в муравейнике полуголым.
После революции Финляндия, где жил художник, оказалась заграничной территорией; он вроде и мечтал хотя бы ненадолго съездить в СССР, но еще одна дочь, Вера, его подвела, в последний момент отказавшись сопровождать в путешествии. Ему было тоскливо. «Беспредельно было его одиночество среди озлобленных и одичалых эмигрантов» - писал Чуковский, и, видимо, искренне; в провинциальной Финляндии Репин общался не с Толстым и Мусоргским, не с Крамским и Маяковским, а с «какими-то поручиками, антропософами, попами».
Он умер в сентябре 1930 года. Юрий, посмотрев на тело отца, лежащее на веранде, ушел в лес, убил зайца, распял его, прибив гвоздями, на столе в ногах покойного, потом еще прибил туда же корзину с яблоками и сказал: «Я принес в дар папе все, что мог самого дорогого». Четверть века спустя он покончил с собой.
Илья Репин в своей мастерской в Пенатах (Куоккала).
Фотография 1914 год
КСТАТИ
14 копеек в день и черная икра без ограничений
Почему-то в последнее время в интернете начала разлетаться информация о том, что бурлаки прекрасно зарабатывали («сезонный заработок составлял до миллиона рублей в пересчете на нынешние деньги») и вообще чуть ли не наслаждались жизнью на Волге, Каме и прочих реках, так что непонятно, с чего Репин написал их такими несчастными.
Трудно сказать, откуда это взялось. Профессиональный историк Владимир Ермаков сообщает, что в районе Набережных Челнов «тяжелый труд бурлаков приносил им за навигацию по 8-9 рублей». Точно перевести императорский рубль в нынешний довольно сложно, но предположим, что это порядка 10 000 сегодняшних рублей, при самом щедром пересчете - около 20 000. Другие историки пишут о средней зарплате в 14 копеек в день (то есть чуть больше четырех рублей в месяц). Третьи, самые жизнерадостные, говорят о 60 рублях за навигацию - это в районе 60 000, максимум 120 000 сегодняшних рублей; конечно, солиднее, но на богатство не тянет. (Для сравнения, среднемесячная зарплата рабочего в конце XIX века была в районе 30 рублей, учителя в гимназии - до 100 рублей). Правда, бурлаки обычно питались бесплатно, и очень неплохо: у них было вдоволь хлеба, круп, мяса, рыбы, яиц, масла, сахара, чая, им выдавали табак; вспоминают и о черной икре в неограниченном доступе (в те времена и на Волге деликатесом она не считалась).
А вот пили они за деньги, и пили зачастую по-страшному. И труд их был тяжелым. Некрасов все-таки не просто так написал в «Размышлениях у парадного подъезда» знаменитые строки: «Выдь на Волгу: чей стон раздается над великою русской рекой? Этот стон у нас песней зовется - то бурлаки идут бечевой!..» Илья Репин, кстати, Некрасова критиковал: «Разве может бурлак петь на ходу, под лямкой?! Ведь лямка тянет назад: того и гляди — оступишься или на корни споткнешься. А главное: у них всегда лица злые, бледные: его глаз не выдержишь, отвернешься, — никакого расположения петь у них я не встречал; даже в праздники, даже вечером перед кострами с котелком угрюмость и злоба заедала их».