Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Баранов
— На афишах «Запоя с Михаилом Ефремовым» указана возрастная категория «18+».
— Ну, понятное дело, почему. Мы ж, собираясь вместе, в словах мало стесняемся. А во время «Запоя» всякое может случиться. Это мероприятие для взрослых. Хотя какой-нибудь детский хор, возможно, нам бы не помешал. Но рисковать не станем, чтобы всем было спокойнее. Оказываясь в компаниях, где есть дети, я, как только начинаются какие-то интересные разговоры, всегда предлагаю: пусть ребенок пойдет немножко погуляет. А мне отвечают — да ничего-ничего, у нас уже взрослый мальчик. А ему лет 8–9. Нет, думаю, его все-таки очень неправильно оставлять в нашем обществе. Это, однако, не значит, что мы собираемся творить в «Крокусе» нечто ужасное или матом ругаться. Иногда даже красивее матом не ругаться, но чтобы ощущение матерной эмоции по поводу какого-то события у публики возникало.
— Поскольку над канвой твоего юбилейного вечера трудится Дмитрий Быков, можно предположить, что действо станет неким развитием концепции «Гражданина поэта» и «Господина хорошего».
— Не сказал бы, что только Быков тут задействован. Рулят вообще-то два человека: Андрей Васильев, который написал сценарий, и режиссер Леша Агранович, который думает, как это лучше поставить. А я в этом действе — исполнитель. Просто приглашаю своих друзей, с которыми хочу спеть. Поэтому и «Запой». Соберутся те, с кем я пел и с кем еще не пел никогда.
— А те, с кем пил?
— Тоже придут, но, кстати, не все. В целом это будет прикол. Нельзя всерьез относиться к собственному 50-летию и почтенно принимать подарки. Как-то я, наверное, до такого не дорос.
— Рекомендации сценаристу и режиссеру ты не давал?
— Васильев и Агранович знают меня, возможно, лучше, чем я сам. Пока ничего из предложенного ими меня не ломало. Хотя я тоже что-то предлагал. Я ж немым быть не могу.
— Подумалось, что ты на полторы недели отодвинул свое концертное празднование от реальной даты твоего рождения, дабы как раз к «Запою» успеть выйти из реального запоя.
— На Мертвом море, где я отмечал круглую дату в небольшом дружеском кругу, жаркая погода не располагает к серьезному возлиянию. Хотя я взял с собой бойцов, нехилых людей. И когда я их приглашал, у каждого в голове возникала мысль: боже мой, что же будет — при таком составе гостей? В Израиле же еще и за общественной безопасностью очень бдительно следят. А мне, напротив, выбор места показался удачным: вот приедем мы, такие бухарики, на Землю обетованную и проведем там время чинно-спокойно, среди пожилых немцев, австрийцев. Ляжем у бассейна, в Иерусалим по утречку съездим. А потом просто сядем-посидим. Я отправился туда без детей, жены, родственников. С ними мы в Москве отметим.
— По составу участников твоего «Запоя» можно подумать, что юбилей отмечает не актер, а какой-нибудь наш рок-музыкант.
— Ну, я всегда был рядом с роком, так или иначе. И жаль, что эта дата у многих наших музыкантов уже была занята, а так бы мы устроили совсем ого-го. Но, думаю, все равно получится неплохо. И, к слову, хочу поблагодарить всех, кто поздравил меня 10 ноября. И вообще всех, с кем я шел и иду по жизни.
— Театры тебя не поздравляют?
— А зачем? Я же не тружусь штатно ни в одном театре. У меня есть спектакль в «Современнике». Но моя трудовая книжка лежит дома. Чтобы от имени театра поздравили, надо быть в коллективе. А я — свободный художник.
— Ты воспринял закрытие проекта «Господин хороший» философски — мол, всему на свете выходят сроки — или вздохнул: эх, жалко?
— Жалко, что закончилось. Четыре месяца еженедельных программ в прямом эфире — не очень большой срок. Нам бы еще пару месяцев — и мы бы «набрали вес». Он уже был. Но начиная «Господина...», мы думали о деньжатах, и, возможно, потому проект в полной мере не получился. Мы тратили на него свои средства. Как только они закончились, завершился и проект. А «Гражданин поэт» затевался не ради денег, просто по приколу, потому он и попёр.
— Когда деньги закончились, вы бы попросили у кого-нибудь...
— Пока бы просили — пауза затянулась. В таком проекте, как «Господин хороший», важна регулярность. Пропустили 1–2 понедельника и потеряли зрительское внимание.
— Теперь, по прошествии определенного времени, можно ведь устроить модную нынче перезагрузку?
— В нашем воспаленном мозгу созрел новый замысел — «Венецианские дожили». Сейчас думаем, как его воплощать. Той же командой.
— После закрытия «Господина хорошего» столько еще в нашем отечестве произошло.
— Да! У меня вообще появилось ощущение, что как только мы свой проект закрыли, наши властители, депутаты совсем распоясались. Что творят! Паноптикум какой-то! Что-то конкретное называть не стану, поскольку и запоминать этого не хочется. Но государству, конечно, нужны новые шуты для реакции на все происходящее. Жаль, например, что нам не удалось проводить и встретить санитара Онищенко, про Большой театр вновь высказаться, о Вагановском училище мы что-нибудь спели бы.
— Выделишь какое-то одно событие, вызвавшее у тебя особо гневную реакцию?
— «Закон подлецов», конечно. Запрет усыновления наших детдомовских и больных детей американскими семьями.
— В «Крокусе» ты хочешь устроить чистый балаган или все же добавить в него публицистичности?
— Если бы мне исполнялось 30 лет, был бы чистый балаган, а в данном случае, наверное, что-то к нему добавится. Но вообще более или менее точное представление о том, что там будет, у меня появится дня за три до события. Сейчас еще даже не все тексты написаны.
— О родителях в «Запое» вспомнишь?
— Их я везде вспоминаю. С мамой, слава богу, регулярно созваниваюсь. Чувства к родителям будут вплетены в контекст действа в «Крокусе». Мама придет. И моя старшая сестра Настя, которой за день до моего 50-летия исполнилось 56, тоже придет. Желаю ей продолжать делать фестиваль «ПостЕфремовское пространство». Там показывают спектакли провинциальные театры. Например, на прошлом фестивале, проходившем в Березниках, первый приз получила постановка театра из Нижнего Тагила о молодом Пушкине. И папа тоже «придет» — с экрана.
— Олег Табаков, Галина Волчек приглашены на торжество?
— Галину Борисовну, как свою вторую маму, рад был бы видеть в зале, и Олега Павловича тоже. Мы, собственно, для них и повыпендриваемся.
— Школу-студию МХАТ сейчас возглавил фактически твой ровесник и товарищ Игорь Золотовицкий. Можно ли представить, что тебе предложат набрать курс в своей альма-матер?
— Чего-то ко МХАТу меня сейчас со своими затеями совсем не тянет. А школу-студию, пользуясь случаем, поздравляю с 70-летием. Что касается преподавания, это не мое. Я не умею. Может, лет через пять мне придет в голову такая идея, но сейчас ее нет.
— Ты только что снялся у Владимира Котта в фильме «На дне», мелькнул в новом фильме Кшиштофа Занусси, ожидается премьера сериала «Оттепель» Валерия Тодоровского, где у тебя главная роль. Какая из перечисленных ролей привлекла тебя не только «ради заработка»?
— Надеюсь, мне предстоит большая театральная работа, о которой пока не хочется подробно говорить, дабы не сглазить. Это не репертуарный театр, антреприза. Вот за нее я точно возьмусь не только ради заработка. Впрочем, и упомянутые работы мне были весьма интересны.
«Оттепель» основана на хорошем сценарном материале. Тем более ее делал Валерий Тодоровский, с которым я никогда раньше не работал. В «На дне» тоже сценарий замечательный, и опять-таки с Володей Коттом я прежде не сотрудничал. У Занусси я появляюсь в эпизоде, фактически с одной репликой, тут не о чем особо говорить. Но и про деньги, про то, что нужно кормить семью, я также всегда помню. Знаю, меньше какой суммы мне нельзя зарабатывать. И делаю все возможное, чтобы поддерживать определенный уровень своих доходов.
Мне тяжело дались предыдущие роли — в платоновской «Шарманке», в «Анархии» у Гарика. У меня появилось какое-то внутреннее полукризисное ощущение в тот период. А сейчас я нервничаю, как пройдет «Запой», потом стану нервничать, как Новый год отметить. И лишь затем, где-нибудь с середины января, возьмусь за новую работу.
Михаил Марголис
Известия