Судьба конструктора Михаила Калашникова, как всякого гения, полна драматизма и непонимания.
Это лишний раз подтвердило открытие памятника конструктору АК в Москве.
С Михаилом Тимофеевичем меня связывали очень доброжелательные отношения. Мне посчастливилось первому из российских журналистов взять у него интервью. Сделать это было непросто. Трижды ездил в Ижевск, пока уговорил его рассказать о себе. Мне помогли два обстоятельства. Долгие годы я жил в Ижевске, причем, совсем неподалеку от Калашникова, в каких-то пяти минутах ходьбы от него. Мы были в какой-то степени земляками. И вторая причина, по которой засекреченный конструктор все же, наконец, согласился на обстоятельный, серьезный рассказ о себе – то, что я представлял журнал «Огонек», бывший тогда чем-то вроде гражданского духовника для миллионов россиян и не только их. «Огонек» для меня не просто издание, это друг, - так объяснил свое интервью журналу позже, уже в частном товарищеском разговоре Калшников.- Я читал и выписывал его всю жизнь. Только другу можно доверить то, что никогда другому не расскажешь…»
Я был единственным журналистом на юбилее Михаила Тимофеевича в Ижевске. Мы часто с ним разговаривали по телефону, что называется «просто так», «по душам». Вспоминается такой случай. Где-то в середине девяностых автомат АК стал объектом атаки в СМИ. Писали, что он, будто бы, никудышный, что надо армию переводить на новый вид стрелкового оружия. За этой истерией стояли лоббисты, мечтавшие на замене АК заработать миллиарды долларов. Михаил Тимофеевич, будучи человеком очень эмоциональным, переживал ту грязную кампанию до такой степени тяжело, что на телефонные звонки перестал отвечать, просил обычно кого-нибудь из находящихся рядом с ним поднять трубку и выяснить, кто ему звонит и по какому поводу. На мой звонок ответил какой-то его товарищ, судя по голосу, тоже, как и Калашников, человек в возрасте. Он стал объяснять мне, что Михаил Тимофевич не общается с прессой, и вообще сейчас его якобы нет дома, но тут я услышал громкий голос Калашникова: «Дай мне телефон! Это друг звонит!» Конечно, Калашников говорил обо мне как о «друге» в широком смысле этого слова, но мне было очень приятно. Я почувствовал, что он мне доверяет всерьез, по-настоящему.
Рассказываю не чтобы потешить свое тщеславие, а с целью заявить как человек, который близко знал Михаила Тимофеевича, общался с ним, изучал его с журналистской точки зрения: поставленный в Москве памятник ничего общего не имеет с душевным миром Калашникова! На пьедестале мы видим агрессивного человека, этакого американского рейнджера. Между тем, никакой Калашников не рейнджер, и уж, конечно, не злой гений-милитарист, которым считает Михаила Тимофеевича музыкант Андрей Макаревич. Впрочем, именно таким ведь и слепили Калашникова скульпторы-шабашники.
Как далек этот образ от реалий! Михаил Тимофеевич был человеком со сложным, непростым, подчас неуживчивым, но совсем не милитаристским характером. И за конструирование оружия он взялся не в целях найти выход своей агрессии, а в целях спасения человеческих жизней. Случилось это в 1941 году в военном госпитале. Именно там поправлявшийся после ранения сержант, никогда до этого не учившийся конструкторскому делу, набросал на странице школьной в клеточку тетрадки эскиз своего первого в жизни автомата, за изобретение которого он взялся, чтобы дать солдатам более надежное оружие для защиты. Но это был не АК, как думают многие, а совершенно другой автомат. Эскиз, схему работы АК, Калашников, уже прошедший к тому времени школу технического конструирования, создал в 1943 году, ставя перед собой всю ту же задачу, что и в сорок первом – создать оружие для защиты.
Калашников сбросил с себя бремя этой поставленной им самим перед собой же нелегкой задачи спустя полвека, сказав мне с душевным облегчением: «Все, больше не работаю на войну. Больше не буду заниматься военным оружием. Перехожу на охотничье. Противно и больно смотреть, как с помощью моего автомата идет братоубийственная война». Эти слова Калашникова сохранила магнитофонная лента тех лет, которая вот уже почти четверть века хранится в моем журналистском архиве.
К своему удивлению и возмущению узнал о том, что на цоколе памятника Калашникову безответственные шабашники поместили изображение автомата Sturmgewehr 44, разработанного в нацистской Германии Хуго Шмайссером. Скульпторы приняли его за АК. Ударить по Михаилу Тимофеевичу Калашникову больнее нельзя! Калашников всегда гневался по поводу заявлений, что будто он «своровал» АК у Хуго Шмайссера. Хуго Шамайссер действительно был в октябре 1946 в принудительном порядке вывезен в СССР и отправлен в Ижевск — один из центров советской оружейной индустрии. Но к работе над своим автоматом Калашников приступил за три года до этого, придумав принципиально отличную от немецкого оружия и превосходящую его по всем характеристикам модель. Откуда мог Калашников взять копию немецкого оружия в 1943 году, если штурмовая винтовка Sturmgewehr 44 взята была на вооружение в Германии в 1944 году?! И конструировал Калашников свою модель не в Ижевске, а в Коврове!
Не Калашников своровал, а у него воровали и продолжают воровать. И не с кого спросить. “Мой автомат, оказавшийся самым надежным, -рассказывал мне Калашников, - стал распространяться по всему миру. Кто-то брал лицензии, а кто-то действовал по-воровски. Оружие -товар ходовой. Когда пахнет крупными деньгами, как правило, не до церемоний. Японский историк даже написал книгу, посвятив ее плагиаторам АК. Толстенная книга получилась!”
И после всего этого кем надо быть, чтобы так очернить ни за что, ни про что русского конструктора! Мало того, что создали совершенно несоответствующий образ великого мастера, так еще и напакостили ему по-мелкому, будто кот нелюбимому гостю в ботинки, оставленные в прихожей. На тебе, напоследочек!
На протяжении многих лет я пытаюсь уговорить разных имеющих такую возможность людей выделить средства (не идущие ни в какое в сравнение со строительством огромного памятника!) на написание и издание книги с аудиоприложением первого интервью Михаила Калашникова. Хочу рассказать о своих встречах с конструктором, о его нелегкой, драматичной, совсем не глянцевой судьбе конструктора, рассказать о нем правду в противовес ходячим образам и штампам, к которым теперь прибавился и монумент в центре Москвы. Меня выслушивают внимательно, очень приветствуют идею, но поддержать проект не хотят: «Денег нет!»
Кстати о деньгах. Если кто-то думает, что «милитарист» Калашников на своем АК озолотился, то это ошибка. На его оружии нажилась и наживается армия продавцов. А Калашников до конца своих дней жил в квартире с мебелью, купленной на деньги от Сталинской премии 1948 года. Не было у него прав на то, что он изобрел. АК ему не принадлежал. Потому и денег больших никогда не было.