Человек в шляпе: Михаил Боярский гуляет сам по себе
27 декабря 2019 ● "Известия"
Будущего народного любимца не хотели брать на работу ленинградские театры.
Фото: РИА Новости/Максим Блинов
Главному усачу Северной столицы, бессменному д’Артаньяну нашего экрана, верному поклоннику «Зенита», певцу и актеру Михаилу Боярскому исполняется 26 декабря 70 лет. По нашим временам — не возраст для настоящего мужчины, которым главный мушкетер России всегда был и остается. «Известия» поздравляют любимца публики с юбилеем.
Поющий оптимист
Родившийся в семье артистов и выросший за кулисами как типичный театральный ребенок, Михаил Боярский, чья профессиональная ориентация была во многом заранее предопределена, тем не менее идет по своей актерской жизни довольно специфическим, особым путем. Поначалу было непонятно, сложится ли этот путь вообще — окончив в 1972 году Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии, Боярский столкнулся с тем, что ни один из городских театров не горел желанием видеть его в труппе. Самое смешное, что в Театре музыкальной комедии его и вовсе забраковали, посоветовав «лечить голос», тот самый уникальный голос, благодаря которому сложилась актерская судьба Боярского.
Кадр из фильма «Таможня»
Фото: Бенефис
В массовом сознании наивысшей точкой этой судьбы, ее самым блестящим экстремумом считается, конечно, д’Артаньян, самый знаменитый из сыгранных артистом бретеров и забияк, которые всегда словно держат руку на эфесе шпаги, пусть даже невидимой и не предусмотренной формой таможенника или пиджаком научного сотрудника (в производственных драмах «Таможня» и «Комиссия по расследованию»).
Когда Михаил Боярский играл своих обычных современников, всегда чувствовался легкий диссонанс: с неброской экипировкой советского служащего не очень хорошо вязались сама фактура артиста, его слишком яркая внешность, прямо-таки требующая шляпы с пером и богато расшитых камзолов.
Но до того, как это не очень русское и совсем не простонародное, аристократическое лицо наконец появилось под полями гасконской шляпы, актера ожидало несколько хитрых сюжетных ходов. В Театр имени Ленсовета, на сцену которого Боярский выходит и по сей день (в спектакле «Смешанные чувства»), молодого артиста взял Игорь Владимиров. Как рассказывает сам Михаил Сергеевич, после того как он прочел подготовленные для прослушивания отрывки без всякого выражения, теряющий надежду Владимиров спросил: «А ты еще что-нибудь умеешь?» — и претендент реабилитировался, сев за рояль и исполнив несколько популярных песен.
Кадр из фильма «Д'Артаньян и три мушкетера»
Фото: Гостелерадио
В Театре Ленсовета первую известность Михаилу Боярскому принес музыкальный спектакль — «Трубадур и его друзья» по мотивам мультфильма «Бременские музыканты», композитором которого был Геннадий Гладков, вообще очень важный человек в творческой судьбе Боярского. Гладкову принадлежит музыка к детской сказке «Новогодние приключения Маши и Вити», где сыгранный Боярским дикий кот Матвей — один из самых ярких отрицательных персонажей, одетый, как заграничная рок-звезда, с лихой песней: «Я кот Матвей — мой метод прост: я не люблю тянуть кота за хвост».
Гладковым же написаны страстные баллады для мюзикла Яна Фрида «Собака на сене», закрепившего звездный статус Михаила Боярского и оказавшего влияние на представления режиссера Георгия Юнгвальд-Хилькевича о том, каким должен быть настоящий д’Артаньян. До того как вышла «Собака на сене», режиссер «Трех мушкетеров» рассматривал артиста Боярского исключительно в отрицательном качестве, наметив его на роль рокового злодея Рошфора. Да и остальные режиссеры, глядя на «волчью» внешность актера, особо положительными ролями его не баловали.
В своей первой большой работе — снятой в 1973 году на киностудии «Молдова-фильм» драме «Мосты» Василе Паскару — Боярский играет откровенно отрицательную роль деревенского хлыща, принуждающего к браку героиню, которая любит другого (хотя, откровенно говоря, на женский взгляд, не очень понятно, как можно предпочесть кого-то еще, когда по тебе сохнет человек с внешностью Михаила Боярского). Но даже и в этой несложной роли демонического молдаванина Боярскому удается создать некое «двойное дно» — у него получается злодей с двусмысленной подкладкой, словно бы сам страдающий от своего злодейства.
Кадр из фильма «Собака на сене»
Фото: Ленфильм
Аналогичным образом переливается двусмысленными оттенками вроде бы незамысловатый на первый взгляд весельчак и плейбой Сильва в психологической драме Виталия Мельникова «Старший сын» по пьесе Александра Вампилова: кажется, всё этому неотразимому парню нипочем, однако и тут за маской непрошибаемой иронии и жизнерадостного хохота таится тонкая и уязвимая душа.
Странный персонаж
Свою театральную карьеру лишенный пафоса Михаил Боярский сам описывает не без иронии, подчеркивая, что с такими партнерами, которые окружали его в Театре Ленсовета, он был готов играть что угодно: «Я взялся за все роли, от которых отказались люди, уставшие играть их по 5–7 лет, меня ввели во все спектакли, которые уже заканчивали свое существование». Одной из существенных ролей, сформировавших актерскую индивидуальность молодого Боярского, стал Луис де Караскиль в «Дульсинее Тобосской» Александра Володина — своеобразная реинкарнация странствующего рыцаря Дон Кихота. По своей внутренней сути этот персонаж принадлежит примерно к тому же психологическому типу, что и д’Артаньян, — это романтик, для которого вопрос выбора между свободой и заманчивыми сводами дворцов решается всегда быстро и однозначно. Луиса де Караскиля называют странным человеком, и эта тема странности, однокоренной со словом «странствие», объединяет самые удачные роли Михаила Боярского, проходя красной нитью через всю его биографию.
Кадр из сериала «Зал ожидания»
Фото: Беларусьфильм
«Кто давным-давно скитается по свету, тот конечно же износит башмаки», — поет благородный храбрец Дон Сезар де Базан в одноименном мюзикле Яна Фрида, а десятью годами позже скитания как образ жизни предпочтет успешной карьере олимпийский чемпион Виктор Селезнев в сериале Дмитрия Астрахана «Зал ожидания» — это одна из лучших и наиболее глубоких ролей в фильмографии Михаила Боярского. Мужественный и загадочный образ, созданный Боярским в астрахановской картине, настолько притягателен, что практически все порядочные персонажи «Зала ожидания» в какой-то момент напрашиваются в попутчики герою, характеризующему себя словами из пьесы Островского «На всякого мудреца довольно простоты»: «Странный человек пришел».
Безусловно, д’Артаньян — тоже довольно странный человек, парадоксально сочетающий хитрость с безрассудством, — остается главной визитной карточкой Михаила Боярского. Однако это не тот случай, когда актер, один раз удачно совпав с героем, становится заложником этой удачи, растворяется в своем самом знаменитом персонаже и, по сути, всю жизнь играет одну и ту же роль, не в силах оторвать волочащийся за ним шлейф. Боярский сумел не раствориться и не пропасть в герое Дюма, а, скорее, приспособил нахального гасконца для своих целей.
Своего «внутреннего д‘Артаньяна» актер вынимает, как шпагу, в нужный момент, приспосабливая его под самые разные эпохи, страны и жизненные коллизии — каждый раз он немножко д’Артаньян, но немножко другой, будь то в маленьком, но блестящем камео, украшающем спектакль «Сирано де Бержерак» с Сергеем Безруковым, или в комедии Жоры Крыжовникова «Самый лучший день», где жовиальный папа главного героя куртуазно строит глазки красотке, пожелавшей шашлыков: «Я очень хорошо умею насаживать на шампуры», не оставляя сомнений, что в руках такого мужчины и банальный шампур неминуемо превратится в булатный клинок.
Главному усачу Северной столицы, бессменному д’Артаньяну нашего экрана, верному поклоннику «Зенита», певцу и актеру Михаилу Боярскому исполняется 26 декабря 70 лет. По нашим временам — не возраст для настоящего мужчины, которым главный мушкетер России всегда был и остается. «Известия» поздравляют любимца публики с юбилеем.
Поющий оптимист
Родившийся в семье артистов и выросший за кулисами как типичный театральный ребенок, Михаил Боярский, чья профессиональная ориентация была во многом заранее предопределена, тем не менее идет по своей актерской жизни довольно специфическим, особым путем. Поначалу было непонятно, сложится ли этот путь вообще — окончив в 1972 году Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии, Боярский столкнулся с тем, что ни один из городских театров не горел желанием видеть его в труппе. Самое смешное, что в Театре музыкальной комедии его и вовсе забраковали, посоветовав «лечить голос», тот самый уникальный голос, благодаря которому сложилась актерская судьба Боярского.
Кадр из фильма «Таможня»
Фото: Бенефис
В массовом сознании наивысшей точкой этой судьбы, ее самым блестящим экстремумом считается, конечно, д’Артаньян, самый знаменитый из сыгранных артистом бретеров и забияк, которые всегда словно держат руку на эфесе шпаги, пусть даже невидимой и не предусмотренной формой таможенника или пиджаком научного сотрудника (в производственных драмах «Таможня» и «Комиссия по расследованию»).
Когда Михаил Боярский играл своих обычных современников, всегда чувствовался легкий диссонанс: с неброской экипировкой советского служащего не очень хорошо вязались сама фактура артиста, его слишком яркая внешность, прямо-таки требующая шляпы с пером и богато расшитых камзолов.
Но до того, как это не очень русское и совсем не простонародное, аристократическое лицо наконец появилось под полями гасконской шляпы, актера ожидало несколько хитрых сюжетных ходов. В Театр имени Ленсовета, на сцену которого Боярский выходит и по сей день (в спектакле «Смешанные чувства»), молодого артиста взял Игорь Владимиров. Как рассказывает сам Михаил Сергеевич, после того как он прочел подготовленные для прослушивания отрывки без всякого выражения, теряющий надежду Владимиров спросил: «А ты еще что-нибудь умеешь?» — и претендент реабилитировался, сев за рояль и исполнив несколько популярных песен.
Кадр из фильма «Д'Артаньян и три мушкетера»
Фото: Гостелерадио
В Театре Ленсовета первую известность Михаилу Боярскому принес музыкальный спектакль — «Трубадур и его друзья» по мотивам мультфильма «Бременские музыканты», композитором которого был Геннадий Гладков, вообще очень важный человек в творческой судьбе Боярского. Гладкову принадлежит музыка к детской сказке «Новогодние приключения Маши и Вити», где сыгранный Боярским дикий кот Матвей — один из самых ярких отрицательных персонажей, одетый, как заграничная рок-звезда, с лихой песней: «Я кот Матвей — мой метод прост: я не люблю тянуть кота за хвост».
Гладковым же написаны страстные баллады для мюзикла Яна Фрида «Собака на сене», закрепившего звездный статус Михаила Боярского и оказавшего влияние на представления режиссера Георгия Юнгвальд-Хилькевича о том, каким должен быть настоящий д’Артаньян. До того как вышла «Собака на сене», режиссер «Трех мушкетеров» рассматривал артиста Боярского исключительно в отрицательном качестве, наметив его на роль рокового злодея Рошфора. Да и остальные режиссеры, глядя на «волчью» внешность актера, особо положительными ролями его не баловали.
В своей первой большой работе — снятой в 1973 году на киностудии «Молдова-фильм» драме «Мосты» Василе Паскару — Боярский играет откровенно отрицательную роль деревенского хлыща, принуждающего к браку героиню, которая любит другого (хотя, откровенно говоря, на женский взгляд, не очень понятно, как можно предпочесть кого-то еще, когда по тебе сохнет человек с внешностью Михаила Боярского). Но даже и в этой несложной роли демонического молдаванина Боярскому удается создать некое «двойное дно» — у него получается злодей с двусмысленной подкладкой, словно бы сам страдающий от своего злодейства.
Кадр из фильма «Собака на сене»
Фото: Ленфильм
Аналогичным образом переливается двусмысленными оттенками вроде бы незамысловатый на первый взгляд весельчак и плейбой Сильва в психологической драме Виталия Мельникова «Старший сын» по пьесе Александра Вампилова: кажется, всё этому неотразимому парню нипочем, однако и тут за маской непрошибаемой иронии и жизнерадостного хохота таится тонкая и уязвимая душа.
Странный персонаж
Свою театральную карьеру лишенный пафоса Михаил Боярский сам описывает не без иронии, подчеркивая, что с такими партнерами, которые окружали его в Театре Ленсовета, он был готов играть что угодно: «Я взялся за все роли, от которых отказались люди, уставшие играть их по 5–7 лет, меня ввели во все спектакли, которые уже заканчивали свое существование». Одной из существенных ролей, сформировавших актерскую индивидуальность молодого Боярского, стал Луис де Караскиль в «Дульсинее Тобосской» Александра Володина — своеобразная реинкарнация странствующего рыцаря Дон Кихота. По своей внутренней сути этот персонаж принадлежит примерно к тому же психологическому типу, что и д’Артаньян, — это романтик, для которого вопрос выбора между свободой и заманчивыми сводами дворцов решается всегда быстро и однозначно. Луиса де Караскиля называют странным человеком, и эта тема странности, однокоренной со словом «странствие», объединяет самые удачные роли Михаила Боярского, проходя красной нитью через всю его биографию.
Кадр из сериала «Зал ожидания»
Фото: Беларусьфильм
«Кто давным-давно скитается по свету, тот конечно же износит башмаки», — поет благородный храбрец Дон Сезар де Базан в одноименном мюзикле Яна Фрида, а десятью годами позже скитания как образ жизни предпочтет успешной карьере олимпийский чемпион Виктор Селезнев в сериале Дмитрия Астрахана «Зал ожидания» — это одна из лучших и наиболее глубоких ролей в фильмографии Михаила Боярского. Мужественный и загадочный образ, созданный Боярским в астрахановской картине, настолько притягателен, что практически все порядочные персонажи «Зала ожидания» в какой-то момент напрашиваются в попутчики герою, характеризующему себя словами из пьесы Островского «На всякого мудреца довольно простоты»: «Странный человек пришел».
Безусловно, д’Артаньян — тоже довольно странный человек, парадоксально сочетающий хитрость с безрассудством, — остается главной визитной карточкой Михаила Боярского. Однако это не тот случай, когда актер, один раз удачно совпав с героем, становится заложником этой удачи, растворяется в своем самом знаменитом персонаже и, по сути, всю жизнь играет одну и ту же роль, не в силах оторвать волочащийся за ним шлейф. Боярский сумел не раствориться и не пропасть в герое Дюма, а, скорее, приспособил нахального гасконца для своих целей.
Своего «внутреннего д‘Артаньяна» актер вынимает, как шпагу, в нужный момент, приспосабливая его под самые разные эпохи, страны и жизненные коллизии — каждый раз он немножко д’Артаньян, но немножко другой, будь то в маленьком, но блестящем камео, украшающем спектакль «Сирано де Бержерак» с Сергеем Безруковым, или в комедии Жоры Крыжовникова «Самый лучший день», где жовиальный папа главного героя куртуазно строит глазки красотке, пожелавшей шашлыков: «Я очень хорошо умею насаживать на шампуры», не оставляя сомнений, что в руках такого мужчины и банальный шампур неминуемо превратится в булатный клинок.