"Либо Кобулов, либо Абакумов" попросил ее рассказать по порядку, что с ней такого особенного приключилось в ее жизни.
Видимо, рассказ ему показался настолько занимательным, что он с интересом выслушал его до конца, затем вызвал помощника, которому сказал: "Зачем читать романы? Вот перед нами живой роман, жертва судьбы" и приказал отвести жертву в соседнюю комнату, дать ей перо и бумагу, чтобы она все, что рассказала, изложила в письменном виде.
Она изложила. То был, вероятно, черновой набросок книги "Моя Абхазия… моя судьба", написанной Адиле Аббас-оглы в соавторстве с теми, кто обрек эту молодую женщину на мытарства и страдания.
Адиле была близкой родственницей любимца всей Абхазии Нестора Лакобы.
…Я наткнулся на второе издание книги, датированной 2009-м годом, и из любопытства к фигуре Лакобы прихватил ее с собой в отпуск.
Признаться, давно уже ничего не читал сердцем; все больше умом. Думал, что после Шаламова меня ничто не способно зацепить.
***
Зацепило, не зацепило - не в том дело. Не в сопереживании автору мемуаров. То есть не в нем одном. И не в трагических подробностях частной судьбы. И не в ужасающих деталях того, как работала советская репрессивная машина. Подробностей и деталей на сей счет, как говорится, выше крыши и без этих воспоминаний.
Мой главный интерес обозначился как-то нечаянно: что же произошло в нашей стране в прошлом веке с такой нематериальной материей как человечность? Как она смогла вообще в тех условиях выжить?.. Где она таилась… Как истончалась и испарялась. Как оборачивалась своей противоположностью.
Что должно было происходить с теми людьми, которые сбрасывали себе подобных в ямы с негашеной известью и смотрели, как мужчины и женщины умирали в муках и корчах?.. Оставались ли они людьми?..
С одним из нелюдей Адиле познакомилась лично. Звали его Григорий Пачулия - нарком внутренних дел Абхазии. Это он придумал казнь негашеной известью. Это он отстреливал троцкистов в затылок по 150 человек в день.
- Рука не дрожала? - был вопрос к нему на процессе.
- Да, рука уставала, - был ответ.
Именно этот "человек" арестовал в начале 1939-го года восемнадцатилетнюю Адиле Аббас-оглы.
***
Детство Адиле, окруженной любовью родных, дружелюбием всех, кто обитал рядом, одаренной талантами и природным обаянием, было раем в райском уголке Земли - в Абхазии.
Потом этот краешек Кавказа у синего моря стал для нее адом. И не только для нее. Но она и на нарах не подурнела, не потеряла себя.
"Это была прекрасная фея, с золотистыми волосами и бирюзовыми глазами, была выточена из розового мрамора, глаз не оторвать! Великая награда красоты, слава природной благодати!", - такой девушку описала в своих мемуарах ее сокамерница Лили Чиковани. Еще одна "жертва судьбы", как сказал бы лубянский "начальничек".
…"Фея" школьницей вышла замуж. Не совсем добровольно. Но и не сказать, что против своей воли. В нее влюбился младший брат Сарии - жены Нестора Лакобы - и с благословения лидера маленькой республики похитил ее из отчего дома. Брак оказался счастливым. Увы, ненадолго.
Сразу после скоропостижной кончины Лакобы (скорее всего насильственной) и торжественных похорон началась скоропалительная борьба с авторитетом трупа, жертвами которой едва ли не в первую очередь стали ближайшие родственники покойного. Из них выбивали показания на Нестора. Выбив, убивали.
Адиле сначала избивали в сухумском НКВД, потом пытали в Тбилиси. Следователи дивились молодости пытаемой, иногда сочувствовали, но пытали. Чаще злились и пытали пуще прежнего.
Она таки призналась в измене, в шпионаже, во всех возможных заговорах. В ссылке жилось не легче, несколько раз умирала, наконец, бежала… в Москву.
…И тот мир был не без добрых людей. Мхатовская актриса Анастасия Зуева дала ей кров и, как могла, помогла.
***
Сколь ни печальной участью обернулась жизнь Адиле, но поведанная ею судьба Сарии оказалась много страшнее. Тут уже другой жанр. Ее жизнь - не роман. Ее жизнь - древнегреческая трагедия. Она, наверное, единственная, кто не предала память своего мужа - ни в душе, ни на бумаге. Ее саму зверски пытали, на ее глазах пытали сына, которого она до безумия любила.
Берия кричал: "Бейте этого выродка! Топчите! Пусть до ее бесстыжего слуха дойдет вой сына!"
- Терпи, сынок, - отвечала Сария, - терпи… Твой отец был чистым человеком. А нас все равно не отпустят…
Истекали последние минуты ее жизни. Пришел следователь с обвинительным заключением и с надеждой, что теперь-то она на пороге смерти его подпишет.
- Подпиши, а то прикончим твоего сына.
Она собрала все свои последние силы, приподнялась и харкнула на документ подступившей к горлу кровью.
- Вот моя подпись навеки…
"По ее щекам покатились слезы, - записала Адиле. - Тело вздрогнуло и вытянулось - все было кончено".
Все было кончено для Сарии на тридцать пятом году ее жизни.
Для юной Адиле хождения по мукам только начинались.
***
Что такое настоящая ирония судьбы, можно до конца постигнуть только на примере судьбы самой Адиле Аббас-оглы.
После возвращения домой ее снова стало домогаться КГБ, но только не с тем, чтобы она призналась в шпионаже, а с тем, чтобы поработала шпионкой.
Защиту от Лубянки она нашла на Лубянке. Не то Кобулов, не то Абакумов послал сигнал в далекую Абхазию, чтобы от гражданки Аббас-оглы коллеги отвязались и оставили ее в покое.
Вот этот милосердный жест высокого чекистского чина мне показался особенно неожиданным, скрытой кульминацией мемуаров. Он ведь, как объяснил его помощник, первый раз в жизни пожалел человека.
Понятно, что один раз в жизни самые кровожадные злодеи могут расслабиться и пожалеть жертву судьбы.
Однако смею предположить, что это не пробуждение человечности. Смею думать, что это просто-напросто атавизм человечности. Это, как в тех случаях, когда у какой-нибудь исключительной особи нечаянно вырастает хвост в порядке напоминание о происхождении рода человеческого.
…Вот так живем-живем, и в один прекрасный день обнаруживается, что люди - будь то христиане, будь то мусульмане - либо носороги, либо гиены огненные.
А нечаянно и немотивированно проклюнувшаяся человечность - это так… атавизм в порядке напоминания о том, кем они были еще сравнительно недавно.
Юрий Богомолов
РИА Новости