Звуки му

Путь композитора тернист: нужно учиться с 6 до 26 лет, а потом еще лет десять доказывать, что ты что-то из себя представляешь. Каждый год российские консерватории выпускают несколько десятков композиторов. Куда они потом все деваются? И чем зарабатывают на жизнь?

Сообщение о том, что в Российской академии музыки, знаменитой Гнесинке, образовался недобор на кафедре композиции, в социальных сетях быстро набрало тысячи «лайков» и «перепостов». Завсегдатаи Facebook и «ВКонтакте» ужасались тому, что на четыре бюджетных места оказалось только два претендента и завкафедрой боится в будущем году эти бюджетные места потерять. Позже выяснилось, что информация не соответствует действительности и что конкурс все же есть — более двух человек на место. Путь композитора тернист: нужно учиться с 6 до 26 лет, а потом еще лет десять доказывать, что ты что-то из себя представляешь. И тем не менее число желающих учиться на композитора растет в среднем на 5—10 человек в год. Что будет с ними после?


...Малый зал петербургской филармонии заполнен публикой. На сцене три скрипачки, флейтист, пианистка за роялем и сидящий спиной к публике молодой человек в джинсах, кроссовках и куртке с капюшоном. Судя по прикиду, это рэпер. Звучит весьма радикальная для неподготовленного слушателя музыка — впрочем, местами вполне мелодичная. Раздается звук падающего стакана, рэпер вскакивает и кричит в зал слова, напоминающие стихи Маяковского. Правда, он, в отличие от революционного поэта, читает текст по бумажке. Девушки тоже играют по нотам, красотка блондинка за роялем, сверяясь с нотами, одной рукой нажимает на клавиши, другой щиплет струны внутри инструмента. Вступает мальчик-флейтист. Рэпер немузыкально кричит в микрофон: «Перед нами все прекрасное, которое для всех одно». После этого солист поворачивается к залу спиной. По его судорожным качаниям видно, что он страдает. Все происходящее называется монодрама «магбет» для Алексея Никонова и камерного ансамбля. Особо подчеркивается, что имя знаменитого кровавого шекспировского персонажа пишется именно так. В зале кроме знакомых исполнителей собрались поклонники Алексея Никонова — лидера панк-группы «Последние танки в Париже». Ребята заработали оглушительные аплодисменты и крики «браво».

Исполнительница партии фортепиано и автор музыки — Настасья Хрущева, аспирантка Петербургской консерватории, а с недавних пор — член Союза композиторов. Настя рассказывает, что филармония для привлечения молодого зрителя организовала проект Open Door и заказала постановку. Ее собственная музыка тоже исполняется. Например, недавно в рамках юбилейного концерта Сергея Слонимского в Михайловском театре был представлен «Цахес» — концерт для басовой флейты с оркестром Настасьи Хрущевой. В ее мире кроме классики есть место и русскому року: «Я слушаю вечного БГ и Леонида Федорова, которого среди прочего уважаю за целый литературный универсум — от Блока до Джойса — и за то, что ему одному удалось создать адекватное музыкальное воплощение многих текстов Александра Введенского». Но все это, скорее, для души. На жизнь Настасья зарабатывает преподаванием в трех вузах, а кроме того, ведет передачу о классической музыке на радио. Она выступает как пианистка и получает композиторские заказы. Но сколько можно заработать композиторским трудом, не говорит, признавая, что композитор любого уровня часть произведений сочиняет вообще бесплатно.

Молодой композитор Марк Булошников написал в одной из социальных сетей: «Бесит слово «академический» в сочетании с «современный композитор». Что за современные академические композиторы? Идите в жопу, господа». Студент Московской консерватории Кирилл Широков, соавтор Марка Булошникова по опере «Марево», поставленной в Приволжском филиале Государственного центра современного искусства вместе с арт-группой «Провмыза», говорит примерно о том же: «Для меня не только расплывается само понятие «современная академическая музыка», но появляется ощущение его невозможности».

Широков не надеется на государство, которое, как он считает, в современной музыке не заинтересовано, «но создать такое ощущение порой пытается». «О госзаказах в советском виде я ничего не знаю, – говорит Кирилл, – но государственные деньги в современном искусстве – и в том числе в музыке – наличествуют». Союз композиторов видится Широкову «печальным объединением с очень мощно законсервированными взглядами и невероятно неотточенным вкусом практически у всех активных членов». «Все интересное в жизни новой музыки происходит за пределами СК», — утверждает он.

Широков признает, что один из способов заработать для молодого композитора — это кинематограф. При советской власти кино было важным способом самореализации и заработка: тот же Альфред Шнитке много писал для кино — вспомним, к примеру, фильм Ларисы Шепитько «Восхождение». Кирилл Широков рассказывает, что кино по-прежнему нуждается в композиторах, и есть немало примеров сотрудничества «с разной степенью вынужденного отчуждения от авторского стиля композитора». Один из достаточно молодых, но уже вполне успешных композиторов на условиях анонимности рассказал, что оплата написания музыки для фильма или сериала может достигать 30—60 тыс. евро, — правда, попасть в обойму сериальных композиторов без знакомства трудно. Поэтому молодые сочинители вынуждены демпинговать. При этом деньги часто платятся «в черную». Музыку, не связанную с кино, тоже заказывают — например, сейчас он работает над произведением, в котором 10 минут будут стоить 60 тыс. рублей.

Однако Кириллу Широкову интереснее модные сейчас синтетические проекты, объединяющие музыку с театром, поэзией, визуальным искусством. Именно к такому сотрудничеству стоит отнести и его оперу «Марево». Не чурается Кирилл и поп-музыки: «Композиторское сообщество — по крайней мере круг моего общения — очень заинтересовано в поп-музыке, потому занятие оной не может нанести никакого урона для репутации. Скорей — положительно обогатить имидж». Он с явным одобрением приводит несколько примеров композиторов, занимающихся и contemporary classical, и поп-музыкой: «Леша Наджаров превосходно играет джаз, Антон Светличный занимается рок-музыкой. Леня Именных работает в самых разных стилистических направлениях. Мы с ним делаем музыку именно вне пределов академической идиоматики». Кстати, поп-музыка — это еще и способ заработать деньги на свой личный академический проект. Что касается «академических» пьес Широкова, то они исполняются довольно редко. Причем эти исполнения происходят вне системы концертных организаций. «Если я осуществляю какой-то проект в качестве куратора, то единственным организатором и являюсь», — признается Кирилл.

Композитор Олег Пайбердин менее резок в своих оценках нынешнего состояния современной музыки. Он старше своих молодых коллег и уже научился существовать в нынешних непростых условиях. По крайней мере понятие «современная академическая музыка» не вызывает у него отторжения, поскольку «определяет область профессиональной деятельности, продолжающей европейские традиции классической композиторской музыки».

Но зато отношение Пайбердина к поп-музыке менее терпимое. «Работа в популярной музыке, если она зависит от заказчика, очень отрицательно влияет на творчество, — считает Олег. — Другое дело, когда музыкальные средства, возникшие в поп-музыке, используются свободно в серьезной музыке, — тогда это может привести к плодотворным результатам». Целенаправленно поп-музыку Пайбердин не слушает, но есть Интернет, где иногда он находит что-то интересное. Полагает, что в рок- и поп-музыке страдают теми же болезнями, что и в академической среде: «Зависимость от Запада и неверие в собственную оригинальность. Или, наоборот, тотальное отрицание западноевропейских ценностей и скатывание в местечковую примитивность и ура-патриотизм».

Возможно, такое отношение к «неакадемическим» музыкальным областям объясняется тем, что Олег Пайбердин более востребован в качестве именно «серьезного» композитора: «В среднем один-два раза в месяц исполняется то или иное мое сочинение — это неплохо для некоммерческой музыки. Но концертные организации вообще не заинтересованы в подобной музыке — все делается вопреки их запросам». Более мягкое у него отношение и к Союзу композиторов, благодаря которому «можно как-то интегрироваться в профессиональную среду». Однако он считает, что до сих пор не выстроена хоть какая-то действенная система для продвижения композиторского творчества и СК выглядит «архаическим пережитком былого величия».

При этом композитор признает, что жить на заработки от сочинения музыки трудно: «Единицы в России, да и в мире могут полностью жить на средства, полученные от исполнения своих произведений. В основном же это преподавательская, журналистская, менеджерская деятельность».

Поэтому у молодых композиторов перспектив не так много. Сам Олег Пайбердин преподавал, но его хватило на два года: «Мне, как молодому специалисту, платили 1500 рублей. Это ставка. Никаких доплат не было. Государство поставило цель постепенно закрыть часть консерваторий».

«В России не существует профессии композитора, — добавляет Олег. — Государство не признает официально такой деятельности. Союзы композиторов относятся к общественным организациям типа рыболовов и т.п. Никто из чиновников не может ответить, почему не принимается закон о творческих союзах».

У заведующего кафедрой композиции Петербургской консерватории Антона Танонова на его персональном сайте есть раздел «Заказать музыку», в котором написано, что любой желающий может заказать симфонию, концерт для солирующего инструмента в сопровождении оркестра, киномузыку, музыку для рекламы и компьютерной игры. Работа включает в себя создание партитуры, партий и демозаписи произведения. При необходимости композитор сделает сведение и мастеринг композиции. Далее на сайте написано: «Цена договорная».

Антон Танонов руководит кафедрой, где преподавали Римский-Корсаков, Глазунов, Лядов, Шостакович. На его сайте указано, что как композитор и звукорежиссер он сотрудничает с Кеном Хенсли (Uriah Heep), Ларисой Луста, Альбертом Асадуллиным, Сергеем Безруковым, Дмитрием Харатьяном. Своих студентов он учит такому же разнообразию: «Я в последние годы ввожу новые дисциплины: курс музыкальных технологий — от верстки партитур до саунд-дизайна, курс киномузыки, музыкального менеджмента, истории современного музыкального театра, новейшие композиторские школы Европы и России, прикладная музыка». Это позволит лучше закрепиться в профессии.

Кроме всех этих умений консерватория студентам дать ничего не может. «Вопросами трудоустройства консерватория занимается лишь отчасти. — рассказывает Антон Танонов. — Наиболее успешные студенты остаются в структуре вуза — сначала в качестве ассистентов-стажеров, далее по ситуации».

Справедливости ради надо сказать, что среди студентов есть и пуристы, выбирающие путь кабинетного композитора. «Для них лучше писать в стол, чем работать в области массовой культуры. Это их выбор и право, такое решение сродни монашескому обету. Я их уважаю, — добавляет Антон Танонов. — Самоограничение — это очень хорошо, но порой за ним стоит весьма ограниченный профессиональный арсенал средств».

Итак, молодые российские композиторы не могут сказать о нынешней музыкальной системе ничего хорошего, они не ищут помощи у государства, пишут в стол или для авторских проектов, рассчитанных на небольшую аудиторию, ищут покровителей в киноиндустрии и зарабатывают на жизнь поп-музыкой, музыкальным менеджментом или написанием музыки для рекламных роликов и компьютерных игр.

АЛЕКСАНДР ЛАТКИН

Профиль

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе