Главный пункт программы «Дионис» далеко не первая опера маэстро. В Германии почти каждый оперный дом имеет в своем арсенале специально заказанную оперу Рима, некоторые и две-три. Теперь пришла очередь Зальцбургского фестиваля -- «Диониса» запросили у Рима для театра «Дом для Моцарта», самого выигрышного с точки зрения акустики зальцбургского театрального зала.

Автором либретто «Диониса» стал Фридрих Ницше, любимый философ Рима, которому он посвятил целую симфонию. То есть ницшеанец Рим, как и его кумир, истовый дионисиец. Но поскольку Ницше не писал либретто оперы «Дионис», то было как-то неудобно ставить только его имя в программку -- выбрали компромисс: слова Ницше, текст -- Рима. «Слова» нашлись в «Дионисийских дифирамбах» -- стихотворном цикле Ницше. Никакого другого Диониса, кроме Ницше, в спектакле нет, хотя в списке действующих лиц нет и Ницше, зато есть господин N и незамысловатый намек от художника в виде проекции портрета философа, что он перед нами выступит собственной персоной. И еще баритон Йоханнес Мартин Кренцле (исполнитель N) загримирован под усатого дионисийца так мастерски, что всякие сомнения окончательно рассеиваются. Господин философ, о котором нам рассказывает Рим, выхвачен в тот период его жизни, когда сам он считал себя одной из ипостасей темного бога. Сюжет несложен: Ницше под руку с солнечным Аполлоном спускается с небес на землю и хочет отведать земных наслаждений. На землю он прибывает морским путем -- прямо сидит в лодке и гребет (автор декораций -- Йонатан Меесе, постоянный художник Франка Касторфа в его берлинских работах). На земле путешественника поджидает Ариадна (любимая певица и муза Рима -- гамбургская дива Мойца Эрдманн), которая больше не согласна на простые отношения с богом, она хочет чего-нибудь мистического. Говорит ему, что она не женщина, а лабиринт. Ницше легко принимает это на веру и отправляется странствовать. По дороге «в поисках мистической любви» его распинают, потом снимают с него кожу, под которой обнаруживается волосатый человечек с копытцами. Другу его Аполлону тоже достается -- его мистическое alter ego Орфей ведь тоже пережил в свое время «расчлененку» от любимых менад: вот красивого парня в белом костюмчике (тенор Матиас Клинк) и уносят со сцены по кускам.

Музыку Рим сочинил замечательную -- говорят, что он писал ее несколько лет, все никак не мог отпустить в свободное плавание. Есть у него цитаты из классиков -- и Реквием Моцарта, и вальс Равеля, и романтический Брамс, но Рим цитирует по-особому: легким зефиром кидает пару нот, которые все в состоянии прочитать, и сразу улетает в другую сторону, будто не бывало. Риму не близок жирный юмор постмодернистов, заигрывать с эпохами, жонглировать старыми темами он никогда не будет.

Идеальный саунд немецкого симфонического оркестра, которого всегда добивается его шеф Инго Мецмахер, тонкая ироничная режиссура ливанца Пьера Оди, хулиганская грубо-эротичная картинка от Меесе и правдивая музыка Рима совпали друг с другом настолько гармонично, что кажется, именно так, вместе, они существовали всегда. 

Екатерина БЕЛЯЕВА, Зальцбург

Время новостей