…наплывающие бездны звука окрашены цветами, которых не существует в реальности: запредельные, инфрафиолетовые и ультразеленые массивы клубятся, пересекаясь с математическими опаловыми овалами и красного отлива квадратами – чтобы потом проступили ноты, черные, сухие и тугие сгустки, ложащиеся на бумагу.
В детства поколений Сергей Прокофьев входил «Петей и волком» – симфонической сказкой, исполненной по его же тексту: возвышенной и кристально-чистой, ясной и обогащающей души миллионов.
Колоссальный пласт творчества Прокофьева зарождался с юношеских лет: так, поступать в консерваторию он пришел с двумя толстыми папками сочинений, включавшими в себя оперы, сонаты, симфонии, инструментальные пьесы. Воследствии, когда формировался окончательный корпус произведений классика, они не вошли в него, как опусы, но, думается, характерные черты Прокофьева-композитора уже отразились в них.
Он был новатором: неистовым и бурным, в чем-то сродни Маяковскому: проделавшему аналогичную работу в поэзии: и тот, и другой, словно перелопатили соответствующие сферы, проведя ревизию, обновив их.
Разными языками обладает человек: помимо очевидного, буквенного – есть язык математики, язык живописи…
Язык музыки – наиболее таинственный, мало изученный, отчасти опровергающий утверждение о способности мышления работать только через слово.
(Интересно, что в мемуарах и Альберта Эйнштейна, и Нильса Бора можно прочитать, что до того, как было сформулировано открытие, оно давалось в сумме зрительных образов – возможно, напоминавших заполняющие сознание композитора, прежде, чем проступят ноты).
Прокофьев колоссально многожанров: оперы, балеты, симфонии и другие оркестровые сочинения, концерты для сольного инструмента с оркестром, кантаты, оратории: казалось, все варианты музыки проходили через мозг его и душу феноменальными потоками, и, спускаемые по золотым каналам небесных дуг, сгущались они, обретая ту, или иную земную форму.
Совершенно необычная ритмика Прокофьева проявилась с предельной яркостью в фортепьянных его сочинениях; хотя и оперная, и симфоническая гущь представляют стилистические особенности композитора с не меньшей силой…
Он был неудержим: словно обрушивался на возможную мировую пустоту, стремясь насытить ее величием музыкального космоса.
При этом являлся отнюдь не заурядным литератором: дневники, которые он вел на протяжение десятилетий, разворачивали исторические панорамы с мускульной силой фраз; «Автобиография» пламенела интересными словесными рубинами; распускались сады либретто, цвели рассказы…
Материк, имя которому Сергей Прокофьев – едва ли как-то связан с конкретикой нынешнего юбилея – ибо подлинным сроком измерения тут может служить только вечность.