Михаил Плетнев. Фото: Анатолий Жданов
— Помните, когда и при каких обстоятельствах вы впервые услышали музыку Пахмутовой?
— В детстве, по радио. Телевизора у нас еще не было, а из радиоприемника часто доносилась музыка — сначала просто музыка, уже потом я узнал, что это музыка Пахмутовой. Она была неотъемлемой частью той жизни, которую вели все, в том числе и я.
Когда я стал старше, меня стало поражать, как ей удается рождать один шедевр за другим, причем совершенно в любом жанре. Она писала патриотические песни и лирические, детские и военные, про геологов и про подводную лодку, про Олимпиаду и про нежность. У меня тоже была мысль, глядя на Пахмутову, написать какую-нибудь песню, но я не понимал, как написать ее так удачно, чтобы вся страна сразу начала ее петь. Когда видишь эту маленькую женщину и наблюдаешь, как под ее песню «Поклонимся великим тем годам» весь зал почему-то встает в слезах, то совершенно непонятно, как одному человеку дается столько таланта.
— Пять лет назад вы сказали «Известиям», что считаете Пахмутову «последним композитором, достигшим невероятных высот в жанре художественной песни». С тех пор ваше мнение не изменилось? Скажем, опусы более молодых Максима Дунаевского, Марка Минкова с ее творчеством сравнить нельзя?
— Это несоизмеримые величины. Пахмутова — гигант в области песни. По части мелодизма никто сравниться с ней не может — пожалуй, только Дунаевский.
— Максим или Исаак?
— Исаак. Но у него нет такого разнообразия, как у Пахмутовой. Ее песни перекочевали с эстрадных площадок в классические залы, настолько велика их ценность. Как музыковед, я мог бы целую работу написать о них. В некоторых — например, «Ненаглядный мой» — используется исключительно диатоника. Диатоника — это до-ре-ми-фа-соль-ля-си без всяких диезов и бемолей. В такой простой системе Пахмутова нашла необыкновенные красоты, которые не похожи на музыку прошлого и принадлежат только ей.
— Как появился ваш совместный компакт-диск «Волшебная страна»?
— Это Олег Полтевский (директор Российского национального оркестра. — «Известия») записал. Ну что тут скажешь, я очень рад, что песенки мои Александра Николаевна так доброжелательно оценила. Ей понравилась партитура. Но сравнивать тут нечего — это все равно что сравнить море со стаканчиком воды. Даже не хочется говорить.
— На диске ваши и ее песни вполне органично уживаются.
— Мои песни детям сложнее давались. Пахмутову они пели с бóльшим удовольствием, и у них лучше получалось. А песня должна быть такой, чтобы сразу получалась.
Александра Пахмутова
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дамир Булатов
— Как композитор, вы научились чему-нибудь у Пахмутовой?
— Мне, наоборот, хотелось сделать так, чтобы было непохоже на Александру Николаевну. Написать еще одну песню Пахмутовой, только похуже, не входило в мои задачи.
— Но можно ведь перенять отдельные находки и вырастить на их основе что-то свое?
— Вообще можно взять любую мелодию Пахмутовой независимо от популярности и обнаружить, что Александра Николаевна использует приемы развития, которые свойственны самой высокой классической музыке — настолько роскошным было академическое образование, которое она получила. Она знает, где какую гармонию поставить, как привести мелодию к нужной точке. В оркестровке вроде бы и простые находки, но единственно верные. В каждой песне необыкновенная изюминка, о которой хочется говорить отдельно. Нужна ювелирная работа, чтобы получилась такая, казалось бы, плакатная песня.
— Крах советской идеологии похоронил множество хороших песен. Почему пахмутовские стали исключением? Диджеи обожают, например, делать ремиксы на «И Ленин такой молодой».
— Да, хотя для нового поколения это песни далекого прошлого, но я вижу, что молодежь их знает, даже слова помнит. Это поразительно. Подростки могут не знать песен Соловьёва-Седого, Дунаевского, а Пахмутову знают.
Мне кажется, причина в особой черте ее характера: она делает все с необыкновенной непосредственностью и искренностью. За какую бы тему она ни взялась, даже совсем неактуальную теперь, связанную с советским заказом, всегда ее музыка лучится добротой. Сейчас это в большом дефиците. А может быть, такой дефицит есть во все времена. Но особенно — в периоды всяческих ссор и депрессий, отсутствия положительных идей.
Не могу сказать ничего особенно хорошего про большевистский строй, но в области пропаганды у коммунистов были идеи, которые сами по себе очень неплохи. Мир, дружба и гармония — все это как раз оживало в творчестве Пахмутовой. Сейчас идеалов нет никаких, кроме похода в торговый центр, получения больших денег и разнообразных удовольствий. Такие и песни теперь.
— У вас есть любимая пахмутовская песня из четырехсот?
— Я очень люблю одну такую, которую вообще никто не знает. Она исполнялась на каком-то съезде чего-то в Кремле. Слова там связаны с очень уж партийной пропагандой. Ну, если у нас гимн Советского Союза несколько раз переписывается для разных обстоятельств, то уж можно было, наверное, и ее переписать. Мне так жалко, что из-за текста эта песня не звучит, даже хорошей записи нет. На репетиции Александра Николаевна была в зале. Я там тоже сидел — участвовал в этом концерте. Песню репетировали несколько раз, и она меня все больше захватывала. Потом набрался смелости, подошел к Пахмутовой и сказал: «Какая же изумительная песня! Как она мне нравится!» Александра Николаевна взглянула на меня с улыбкой и ответила: «Ну да, живая, живая». Так мы и познакомились.
— Недавно она восхищенно рассказывала мне про вас и ваш оркестр.
— Когда у меня появился оркестр, я решил как-то прикоснуться к ее творчеству. Был устроен концерт в зале Чайковского, и с этого момента началось более близкое наше знакомство. Помню, на одном из ее юбилеев мы выступали вместе с великой Аллой Баяновой. Она, к сожалению, была уже нездорова, но спела на французском языке песню «Нежность», а я аккомпанировал ей на рояле.
— Как вы думаете, насколько Пахмутова — внутринациональное явление? Поймут ли ее музыку люди без русско-советского бэкграунда?
— Я много раз давал послушать ее песни иностранцам — слов они не понимали, но всем очень нравилось. Я уверен: если провести эксперимент и сделать большой концерт музыки Пахмутовой где-нибудь, скажем, в Берлине, успех был бы грандиозный. Сейчас, к сожалению, засилье англосаксонской культуры, песни на английском звучат повсюду. Мне очень хочется, чтобы Александра Николаевна написала симфоническую сюиту из своих песен. Наш оркестр будет исполнять ее по всему миру.
Ярослав Тимофеев
Известия