Контртенор - два взгляда на явление

Концерт контратенора Макса Эмануэля Ценчича -  "за" и "против"

Неаполь без теноровой попсы

Контратенор Макс Эмануэль Ценчич вскружил головы редкими старинными ариями



Стоячей овацией в Большом зале консерватории завершился фестиваль «Опера априори», прошедший уже в третий раз, растянутый на несколько месяцев и дающий редкие, нешаблонные и вовсе не гарантирующие легкий успех программы. Героем последнего вечера был стройный мужчина, бритый наголо, с бородкой, серьгами в ушах, в узких белых штанах и золотом пиджаке, расшитом цветами. Продуманный имидж сообщал о том, что этот певец — и голосом, и репертуаром — имеет мало общего с привычными оперными идолами. Хорватско-австрийский контратенор Макс Эмануэль Ценчич заехал в Москву в рамках мирового турне (Мюнхен, Венеция, Нью-Йорк, Париж, Лион, Берн, Турин, Севилья, Стамбул, Лондон) в поддержку альбома «Arie Napoletane», выпущенного на лейбле Decca в начале этого сезона.

Ценчич поет на сцене с детства, он был солистом Венского хора мальчиков, его чистый мальчишеский дискант не проблема найти в YouTube. После мутации он успешно освоил новую технику и в нулевые вышел в контратеноровые лидеры, выступая на лучших сценах мира и сотрудничая с главными дирижерами-барочниками. Он покоряет красивым, чувственным, вовсе не бесплотным голосом, очень убедительной фразировкой и очевидными приятельскими отношениями с той причудливой сладко-горькой эпохой, с которой он имеет дело. Несмотря на специфическую элитарность репертуара, певец уже хорошо знаком и поклонникам старинной музыки двух российских столиц. В Москве, переживающей прямо-таки барочный бум, Ценчич появлялся два сезона подряд вместе с Юлией Лежневой в концертных исполнениях «Александра» Генделя и «Сироя» Иоганна Адольфа Хассе.

Его сольная программа «Неаполитанские арии» (не путать с «неаполитанскими песнями», вершиной попсовости в теноровых бисах) в БЗК с некоторыми вариантами повторяла набор раритетов с нового диска, рассказывающего о золотом времени итальянского оперного детства — когда этот жанр, коронованный ангельскими голосами кастратов, был самым что ни на есть популярным коммерческим искусством, а арии пеклись быстро и разлетались как горячие пирожки. Ореол вечности их еще не сковывал, выражение «он повторяется!» не выглядело ругательством, и для композитора, например, вовсе не считалось зазорным позаимствовать у себя что-то из уже написанного.



Неаполь был в XVII — начале XVIII века одним из оперных центров. Основателем неаполитанской школы числится Алессандро Скарлатти. Другие имена, подаренные нам в этот раз Ценчичем, — Никола Антонио Порпора, Леонардо Винчи (не путать с художником), Леонардо Лео, Иоганн Адольф Хассе. Их музыка повествует о позабытых мифических героях то головокружительно, то с щемящей нежностью, трогающей до слез, — с обоими вариантами Ценчич справляется превосходно.

В отличие от диска, записанного с молодым итальянским оркестром Il Pomo d'Oro, в Москве Ценчичу ассистировал местный коллектив Musica Viva, заметно поднаторевший за последнее время в барочной стилистике. Добавленные в паре номеров старинные духовые не избежали клякс, но струнная группа демонстрировала свободу, гибкость и правильное дыхание. Вторым неотразимым героем вечера был молодой маэстро, на декковском диске торжественно именующийся Maxim Emelyanychev, а в наших краях известный как лауреат сенсационного спецприза «Золотой маски» за исполнение партии хаммерклавира в пермском Моцарте, клавесинист, корнетист и веселый персонаж интервью на COLTA.RU. В качестве обаятельного бонуса, имеющегося и на диске, Емельянычев сыграл Концерт для клавесина с оркестром Доменико Аулетты, не забывая дирижировать при этом всеми частями тела.

Уши в трубочку



В первый летний день в Большом зале Московской консерватории состоялся заключительный концерт фестиваля «Опера априори» (продюсер – Елена Харакидзян) - на прославленной столичной сцене с сольной программой выступил знаменитый австрийский контратенор хорватского происхождения Макс Эммануэль Ценчич.


Певец уже не в первый раз приезжает в нашу страну, в частности, в Москве его слышали в заглавных партиях генделевского «Александра» и «Сироя» Хассе, но вот целиком его рецитал – первый. Аккомпанировал певцу знаменитый столичный оркестр «Музика вива» (художественный руководитель – Александр Рудин), дирижировал которым и одновременно играл на клавесине (в том числе и сольно, в клавесинном концерте диковинного композитора Аулетты) молодой маэстро Максим Емельянычев.



Искусство контратенора сегодня необычайно востребовано, мода на этот тип голоса докатилась и до России, по крайней мере, до столиц: в отличие от предыдущего концерта фестиваля (когда знаменитая мариинская дива Екатерина Семенчук ворожила в камерных вокальных опусах русских композиторов, увы, собрав едва треть зала) на этот раз БЗК был вполне запружен публикой, принимавшей артиста с энтузиазмом. Причина немалой популярности, востребованности данного искусства остается для автора этих строк тайной за семью печатями – и разгадка оной лежит, скорее всего, не в плоскости искусства, но культурологии или может быть даже социологии.

Отзвучали звуки до-минорной синфонии (именно так, через – «н», ибо к классической симфонии подобные инструментальные пьесы-антракты отношения имеют мало) Доменико Скарлатти, и на академическую сцену выпархивает мужчина средних лет с густой щетиной и лысым (или бритым?) черепом, с бриллиантами в ушах и на запястье, в белых рубашке (ворот на распашку) и джинсах, в аляповатом, в цветах и орнаментах, летней расцветочки пиджаке. Уже один вид Ценчича говорит о том, что вы пришли не на обычный филармонический концерт – здесь все будет иначе.



Инаковость – вот главная фишка контратеноров. Они не такие как все. Они выглядят иначе, они поют иными голосами. Ведь у каждого певца, выбирающего такую специализацию, есть свой природный голос (у Ценчича, судя по примарному тону – характерный тенор, каковым он объявлял бисы в финале концерта), но они не хотят петь обычными мужскими голосами, а предпочитают развивать фальцетную надстройку, ставя ее на опору, на дыхание и доводя ее звучание до технического блеска. На этом трудном пути есть непреодолимые преграды – диапазон все равно остается ограниченным, а точность интонирования оставляет желать лучшего, но контратенора идут на эти жертвы, ради того, чтобы не быть как все.

Им не дает покоя слава кастратов, они претендуют на их лавры и их репертуар. Надо сказать – абсолютно безосновательно: для контратеноров писал Перселл (и до него) и композиторы уже 20 века (начиная с Бриттена), а между ними – никто не прельщался фальцетным звукоизвлечением. Когда у Генделя выходил из строя первоклассный кастрат, он заменял его женским контральто, но никак не контратенором. Доподлинно знать как звучали кастраты мы не можем – всякого рода «реконструкции» на эту тему – это еще большая спекуляция, нежели так называемое аутентичное инструментальное исполнительство, однако из письменных источников 18 века известно, что кастраты не испытывали проблем с силой звука и точностью интонации. Всего этого нет у контратеноров, но они продолжают именовать себя наследниками «мужских примадонн» барочного века.

  Звучание Ценчича может доставить эстетическое наслаждение в камерном формате – сидючи на четвертом ряду партера не трудно подпасть под чары его, казалось бы, пластичного звуковедения и доверительных интонаций. Но стоит переместиться в конец партера акустически безупречного БЗК и становится очевидным, что нижний регистр не звучит совсем, голос крошечный и тембрально бедный, верх визглив и дребезжащ, колоратурная техника очень сомнительна (ни одного точного высокоскоростного пассажа спето не было – вся барочная эквилибристика напоминала куриное кудахтанье). Известно, что лучше всего искусство контратенора постигать по «консервам» - вот в студии это пение единственно и звучит, да еще в небольших залах барочных палаццо. Но вживую, в столь масштабном зале как консерваторский, все родовые недостатки этого амплуа, даже у такого именитого вокалиста как Ценчич, стучатся в ваши уши с неумолимостью кантовского императива.

В БЗК не ходит абы кто, тем более на австрийского контратенора, да еще и поющего арии мало кому известных сегодня композиторов Винчи, Порпоры и Лео (да, звезды неаполитанского барокко когда-то гремели на всю Европу – вернется ли их былая слава в веке 21-м, сказать не берусь, по моим ощущениям – вряд ли). Стало быть, эта изысканная публика, едва ли «свернула свои уши в трубочку», не слышит очевидных дефектов и падка лишь на рекламу и пиар. Похоже, что обожание контратеноров – это своего рода социопатия, эстетическая фронда, сегодня получившая весьма широкое распространение. Адепты этого стиля относят контратеноровое искусство к категории «нового пения» – доверительного и современного, лишенного пафоса и котурн романтизма, ликвидирующего дистанцию в искусстве между исполнителем и публикой. Аналогия с другим явлением в современном искусстве очевидна – также как в режиссерском (или авторском) оперном театре уже давно не важны идеи авторов произведений, а ценны лишь постмодернистские фантазии авторов постановок, бессовестно эксплуатирующие шедевры прошлого (и в этом, безусловно, также суть болезненного проявления эгоцентричного современного гуманизма), также и применительно к контратенорам мало кого волнует проблема интонации, силы и точности звука, его красоты, эстетической гармонии, наконец, и еще в меньшей степени – оправданности претензий на корону кастратов. Важнее акция и концепция – и если этот пазл сложился, то на все остальное можно спокойно закрыть уши.

Видео добавлено Кариной Коротковой

Автор
Екатерина Бирюкова - Александр Матусевич
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе