Композитор Алексей Козлов: «World music — основная ветвь развития современного музыкального искусства»

На днях один из главных отечественных корифеев саксофона, основатель первой в стране джаз-роковой группы «Арсенал», известный композитор Алексей Козлов отметил 85-летие.
Фото: www.listim.com


«Культура» побеседовала с этим талантливейшим музыкантом.


— Если верить официальной информации, вы в музыкальной индустрии с 1950 года. 70 лет — это же целая эпоха! Был такой поворотный момент, когда вы решили, что именно джазу — и именно саксофону, как одному из главных инструментов такой музыки, — хотите посвятить жизнь?

— Осознанное увлечение джазом произошло сразу после начала холодной войны, то есть в 1947 году. Джаз в целом, как американское искусство, и саксофон в частности, как символ американского джаза, тогда начали усиленно запрещать. А я решил сделать наоборот. Это была моя попытка выразить свое как минимум неудовольствие и несогласие со всеми теми, кто создал холодную войну. И, как мне казалось, начать играть классические джазовые произведения на саксофоне было на тот момент довольно дерзким и смелым поступком для молодого человека.

— Кто из американских корифеев жанра оказал наибольшее влияние на Алексея Козлова как на профессионала?

— Таких людей в разное время было очень много, в зависимости от того, что представлял собой джаз в данный конкретный период. По мере того, как стиль менялся, мои увлечения менялись вместе с ним. Сначала я любил Джерри Маллигана, затем Кэннонболла Эддерли, потом Орнетта Коулмена и так далее. Всех перечислить не представляется возможным.

— Насколько изменилось джазовое искусство за все те многие годы, что вы ему посвятили? Можно ли говорить о принципиально новых течениях и явлениях внутри жанра? Что наполняет его свежей энергией, или джаз, как всегда, был в известной мере «вещью в себе», таковым и остается по сей день?

— Вопрос, конечно, сложный, но ответить на него можно довольно просто. За последние годы возник совершенно новый стиль, который называется world music. Он включает в себя самые разнообразные направления — от классики и джаза до рока и фолка. И это обстоятельство дает возможность музыке не умирать. Потому что обычные, традиционные жанры — те же классика и джаз — во многом зашли в тупик. Но в безграничных рамках world music они, смешиваясь, развиваются дальше и, в свою очередь, создают новые направления. Поэтому на сегодняшний день world music — основная ветвь развития современного музыкального искусства. Особого шарма этому всеобъемлющему стилю добавляет то, что он не зависит ни от политических веяний, ни от экономической ситуации, ни от каких бы то ни было других тенденций, наблюдаемых в обществе.

— Возглавляемый вами уже без малого полвека коллектив «Арсенал» — это все же не джаз в чистом виде. Ансамбль позиционируется именно как джаз-роковый проект. Что в свое время натолкнуло вас на мысль о переплетении жанров, об их симбиозе, скажем так?

— В тот период я был хиппи, интересовался самой разной музыкой, отнюдь не только джазом. И когда услышал первые записи западных джаз-роковых коллективов, понял: вот оно, то направление, которое мне очень интересно и которое следует развивать здесь. Ведь до «Арсенала» коллективов, исполняющих подобную, самую, не побоюсь этого слова, опасную для советских властей музыку, в нашей стране не было. Мне не нравилось, что у нас запрещали рок, и я решил доказать, что рок-музыку вполне можно играть и в СССР, причем делать это по-своему. Думаю, мне это удалось… Однако время изменилось, страсти несколько поутихли, и сейчас я фанатик вообще всего что угодно.

— Существует негласная точка зрения, что джаз, блюз, рок-н-ролл, классический рок, то есть все те стили, которые родом с Запада, отечественной культуре несколько чужды. И несмотря на то, что свои корифеи в вышеозначенных музыкальных направлениях существуют и в России, все равно это воспринимается как нечто наносное, вторичное…

— Вы знаете, определенная доля правды в этом есть. Но тут вот какая штука. Рассуждая в подобном направлении, имеет смысл говорить о многонациональном обществе, коим Советский Союз и являлся. Там жили не только русские, но и многочисленные этносы, со своей культурой и энергетикой. И в той или иной форме это энергичное искусство, зародившееся в среде американских негров, народы СССР приветствовали. И все равно, хоть она и «тамошняя», эта музыка была им близка и понятна.
Это, кстати, доказали первые же гастроли «Арсенала» по необъятным просторам нашей страны. В ходе поездки я понял, что это искусство и эстетика воспринимаются с большим восторгом зрителями, которые ничего подобного раньше не видели и не слышали. Они почувствовали что-то свое, родное. Поэтому утверждать, что такая-то музыка такой-то нации несвойственна и чужда — не совсем верно. Поскольку энергетическая способность воспринимать окружающий мир заложена в каждом человеке. В разной степени, конечно, — бывают ведь и отмороженные люди, но не о них речь. Так что интернациональность музыки и ее способность проникать в души и сознание самых разных людей, вне зависимости от географического фактора, я проверил на практике, причем без всякого усилия.

— Не ошибусь, если предположу, что вас, как известного и уважаемого джазмена, пресловутое высказывание Горького о том, что «джаз — это музыка толстых», изрядно раздражает?

— Я просто никогда не воспринимал это всерьез. Горький был замечательный человек, но абсолютный профан в музыке. Он не следил за новыми течениями, веяниями — вместо этого просто пользовался какими-то сомнительными статьями, на основе которых делал выводы. И это его большая ошибка. Я, кстати, всегда очень расстраивался, что мой отец назвал меня Алексеем. Причем сделал он это именно в честь Алексея Максимовича Горького, горячим поклонником которого являлся. И это обстоятельство меня всю жизнь немножко раздражало.

— Алексей Козлов — авторитарный руководитель или демократичный? Коллегам-музыкантам с вами легко, как вам кажется?

— В разное время было по-разному. Моя линия поведения и способ руководства во многом определялись конкретной ситуацией. Когда чувствовал, что надо быть авторитарным, таковым и был. В последнее же время я совершенно спокойно общаюсь со своими коллегами, не командую. Видимо, с годами у нас полностью наладилось взаимопонимание.

— Сейчас в эфире, причем не только на профильных каналах, до опасного много звучит музыки не самого лучшего качества. Все эти телешоу, конкурсы, бесконечные «новые сезоны»… Есть ли в подобных условиях у джаза шанс пробиться пусть не к массовому, но хотя бы к своему зрителю?

— Невозможно. Сейчас в средствах массовой информации, прежде всего на телевидении, образовалась какая-то кольцеобразная мафия, куда людей незнакомых, либо, наоборот, очень известных не допускают. Причем мафия эта какая-то засекреченная, никто не знает, кто туда входит. Там правят бал свои кумиры, и, конечно, за подобной ситуацией без грусти наблюдать сложно.

Прошли те времена, когда меня приглашали, где-то на грани веков это все по большому счету прекратилось. А ведь у меня была своя программа, где я был автором-ведущим. Но потом пришли новые воротилы бизнеса, и сегодня телевидение является принадлежностью какой-то особой властной субкультуры.

А за последнее время, в связи с коронавирусом, настолько все изменилось, что вообще невозможно предсказать, как дальше будет развиваться культура. Да не только культура — ни в одной отрасли человеческой деятельности дальнейшее развитие событий спрогнозировать невозможно. Я пристально слежу за ситуацией, и многие политологи, культурологи, социологи (не какие-нибудь болтуны, которыми захламлен эфир, а серьезные аналитики) в своем пессимизме доходят до того, что, может быть, наступит даже конец света. Об этом, конечно, не хотелось бы думать, но подобная точка зрения реально существует.

Меня, разумеется, беспокоит нынешняя ситуация, хотя к музыке она не имеет прямого отношения. Но это с одной стороны. С другой — я и сам в какой-то степени профессиональный политолог, порядка десяти лет работал в Институте технической эстетики, много занимался теорией системного проектирования. Это был важный и серьезный этап в моей жизни, который очень много мне дал. Да, в итоге я стал профессиональным музыкантом, но те знания и тот опыт, которые приобрел в этом институте, во многом заложили основы моего мышления.

— Может быть, красота таки спасет мир?

— Нет, я в это не верю. Достоевский вообще устарел, и сегодня ссылаться на классиков бессмысленно, по-моему. Сами принципы существования жизни на Земле кардинально изменились. Человечество губит любовь к деньгам, к наживе, некая «элита» уничтожает культуру — какая уж тут красота… Но поживем — увидим, чем в итоге все это закончится. В конце концов, что еще нам остается? 

Автор
Денис БОЧАРОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе