«Игры упоительной звуки текли…»

— Нет ли лишнего билета?

До начала концерта не больше пятнадцати минут. Но вдруг всё-таки повезёт — как тем, кто уже заполняет Большой концертный зал Консерватории им. П. И. Чайковского?

Здесь сегодня, 16 ноября, вся музыкальная Москва — от почтенных знатоков-меломанов до студентов. Что вовсе не удивительно. На афише — пианист с мировой известностью, лауреат многих престижных международных конкурсов, в том числе конкурса академических пианистов и скрипачей им. Маргерит Лонг и Жако Тибо в Париже (1969), фестиваля-конкурса им. Джордже Энеску в Бухаресте (1970), конкурса им. П. И. Чайковского в Москве (1974), конкурса пианистов в Лидсе (Великобритания; 1975), профессор Королевского колледжа музыки (Royal College of Music) в Лондоне, почётный профессор Центральной консерватории в Пекине, участник работы международных конкурсов — например член жюри Международного телевизионного конкурса юных музыкантов «Щелкунчик» (специальность «Фортепиано»), заслуженный артист России, живущий с 1990 года в Великобритании, Дмитрий Алексеев.


Отметив 10 августа этого года своё семидесятилетие, он по-прежнему продолжает вести активную концертную деятельность: Европа, Америка, Австралия, Южная Африка, Азия, Страна восходящего солнца…

В программе «Великие романтики» — Фридерик Шопен, Роберт Шуман, Александр Скрябин, с именами которых связаны большие завоевания музыки романтизма.

Ведущий принцип этого идейного и художественного направления, сформированного в музыке в 1820-х годах и сохранявшего значение вплоть до начала ХХ века, — резкое противопоставление рутины и мечты, равнодушия обывателя ко всему, что выходит за рамки купли-продажи, и высшего идеального мира, создаваемого воображением художника. Утверждая в искусстве правду чувств, свободного волеизъявления творческой личности, романтики сосредоточили внимание на выражении сложных, противоречивых движений души человека, диалектике его внутренних переживаний. Отсюда симфонический метод развития музыки, основанный на последовательном преобразовании музыкальной мысли, которая внутри себя порождает свою противоположность. Отсюда так велика здесь роль переходов, плавных смен настроений. Важен сам бесконечный процесс устремления к цели, которая постоянно отдаляется, ускользает…

Первое отделение Дмитрий Алексеев открыл Полонезом-фантазией ор. 61, отразившим настроения Шопена в последний период его творчества — он написан за несколько лет до смерти.

От устоявшейся самобытной монументально-драматической, полной пафоса и мощи формы шопеновских полонезов — блестящих, празднично-триумфальных, ярких, героических, дышащих мощью и патетикой или, напротив, трагических — ни следа. Вместо монолитности и единства — дробность, фрагментарность, «вздох» пассажей, прерывистое дыхание… Вместо исключительной чеканности, рельефности, сочности образов — их словно бы затуманенность, приглушённость, зыбкость, неустойчивость, утончённый психологизм. Смятение и натиск чувств, трепетное волнение, изысканность и игра полутонов, элегическая печаль и — просветление.

И сами собой вспоминаются строки Бориса Пастернака:

Опять Шопен не ищет выгод,
Но, окрыляясь на лету,
Один прокладывает выход
Из вероятья в правоту

Года полтора назад в одной из телепередач Дмитрий Алексеев, отвечая на вопрос, насколько ему близка польская музыка и почему для него так важен Шопен, в интерпретации которого его признают эталонным даже в Польше, сказал так:

«Шопен вообще очень близок русской музыке. Или наоборот — русская музыка очень близка Шопену. Можно без конца перечислять примеры влияния Шопена на русскую музыку <…> Скрябин просто вырос из Шопена и многие-многие другие <…> Шопеновское влияние просто неоценимо <…> Какое самое популярное произведение в России до сих пор? Полонез Огиньского <…> Почему это случилось, непонятно. Тем не менее это факт <…>

Помимо этого, для меня Шопен действительно что-то очень близкое, без чего невозможно представить себя и отделить свою жизнь от его музыки. Вообще, это удивительное явление — музыка Шопена. Потому что она <…> необыкновенно демократична, она доходит до любого человека, который никогда не слышал ни одной ноты классической музыки <…> С другой стороны, она настолько изысканна и аристократична в лучшем смысле этого слова. Как в его музыке объединились вот эти две взаимоисключающие, в общем, вещи — загадка и тайна <…> Для меня эта музыка — часть моей жизни…»

Кстати, инициатором создания памятника Шопену, торжественное открытие которого состоялось в 1894 году в местечке Желязова-Воля, на его родине, был глава «Московской кучки» Милий Балакирев. Это ещё одно свидетельство всеобщей любви русских музыкантов и любителей музыки к великому польскому композитору. А начиная с 1927 года в Варшаве в честь Шопена регулярно устраиваются международные конкурсы пианистов. Первым лауреатом первого конкурса был Лев Оборин, вслед за ним и другие советские пианисты.

…Пауза. И — Скрябин, 24 прелюдии ор. 1. Ничего странного в столь резком, казалось бы, «нарушении» в хронологии — год рождения Шопена и Шумана 1810-й, Скрябин родился в 1872-м — вовсе нет. Известно о горячем поклонении Скрябина, выдающегося пианиста, много концертировавшего в России и за рубежом, Шопену. Это подтверждает и раннее творчество композитора — отмеченное своеобразием, свежестью и новизной музыкального языка и тем не менее близкое, о чём уже говорилось, по стилю к произведениям его великого польского предшественника.

В 24 прелюдиях, фортепианных миниатюрах, проявилось тяготение Скрябина к камерной лирике, интимным высказываниям — это потом, в его более поздних произведениях, например симфониях, он будет возводить мир грандиозных, отвлечённых образов. Но уже и здесь запечатлены свойственные его музыке полярные и причудливо сменяющиеся настроения — хрупкая мечтательность и дерзкий порыв.

Второе отделение Дмитрий Алексеев целиком посвятил Шуману, его «Симфоническим этюдам» (1834), открывшим для фортепиано, как и его другие первые произведения, например «Бабочки» (1829–1831), вариации «Аbegg» (1830), «Карнавал» (1834–1835), «Фантазия» (1836), «Фантастические пьесы» (1837), «Крейслекриана» (1838), новую страницу в истории музыкального искусства.

Кстати, Шуман — ещё одна соединяющая «нить» — среди первых приветствовал творчество Шопена, опубликовав в 1831 году во «Всеобщей музыкальной газете» о нём статью, фраза из которой стала знаменитой: «Шапки долой, господа, перед вами гений».

Написанные под влиянием искусства Паганини, «Симфонические этюды» превзошли его своей пламенной романтикой. По серьёзности и глубине они приближаются, что видно из названия, к симфонической музыке. По полноте и мощи, тембровому разнообразию их пианистическое звучание подобно оркестровому. В самом их развитии господствуют симфонические принципы. А новый виртуозно-пианистический приём, который характеризует каждый образ, объясняет, почему это именно этюды.

Главная трагически-траурная тема, постепенно преобразуясь, превращается в финале в величавое победное шествие.

Драматическая композиция этого романтического цикла, состоящего из двенадцати вариаций — этюдов — типична для фортепианных произведений Шумана, выстраивающего её на контрастном чередовании эмоциональных «регистров». Так, в таинственном, мрачном первом этюде прочитываются «строки» имитационно-полифонического письма. Нескрываемая взволнованность, затаённая нежность второго близка к романсным интонациям. Исступлённая, импульсивная сила третьего «держится» на чётком ритме марша. «Порхающей» танцевальности четвёртого присущ шутливый характер скерцо…

Высокий профессионализм, строгость и простота, благородная утончённость и изящество, драматическая глубина и трагизм, одухотворённость и поэтичность, горячий эмоциональный накал, экспрессия и крайняя сдержанность, мощная, поистине оркестровая звучность и «вычерчивание» тончайших нюансов мелодического и ритмического рисунка, пластичность музыкальных фраз и упругость звука, техническое совершенство и блеск… Но разве можно перечислением всех качеств охватить исполнительский стиль одного из лучших пианистов мира?!

Почти в тот же день, точнее, 17 ноября 1889 года великий князь Константин Константинович Романов, скрывавшийся под поэтическим псевдонимом К. Р., на пятидесятилетие музыкальной деятельности Антона Рубинштейна, написал стихи. Несмотря на некоторую пышность, высокопарность и, может быть, излишнюю сентиментальность, присущую времени, их можно адресовать и Дмитрию Алексееву — продолжателю традиций русской пианистической школы, выпускнику Московской консерватории, которую открыл в 1866 году Николай Рубинштейн, младший брат основателя и Русского музыкального общества (1859), и первой русской, Петербургской, консерватории (1862):

 

Игры упоительной звуки текли.
Мы в нежном восторге внимали.
Все радости неба, всё горе земли
Те звуки в себе отражали. 

Пленять нас и трогать им было дано:
Пред ними стихали сомненья,
И было так много обид прощено
И пролито слёз умиленья!

О, пусть нас уносит волшебной игрой
Туда, в те надзвёздные дали,
Где нет ни вражды, ни тревоги земной,
Ни зла, ни борьбы, ни печали

…Последний аккорд… Овации… Гром оваций… Возрастающих с удвоенной силой после каждого повторного исполнения. Но и после четвёртого сыгранного на бис сочинения зал решительно вызывал рукоплесканиями из-за кулис покорившего его в этот вечер маэстро.







Автор
Елена Константинова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе