Неважно, в каком жанре был снят фильм. В комедиях, мелодрамах, драмах звучали хорошие мелодии. Зачастую именно благодаря им запоминались и картины — их до сих пор любят, пересматривают. Сейчас молодые режиссеры редко обращают внимание на музыкальность своих работ, и зрители не перепевают кино. Корреспондент «Культуры» поразмышляла с Игорем Скляром о роли музыки в фильмах и в жизни.
культура: Сорок лет назад Вы впервые попали на съемочную площадку. И именно тогда решили стать артистом?
Скляр: Да. Хотя это желание у меня было с раннего детства. Потому что первые аплодисменты заслужил еще в детском саду. Пел, и всем нравилось. А когда ездил летом отдыхать к дяде с тетей в Николаев, то во время остановок поезда высовывал голову в окно и, копируя Робертино Лоретти, исполнял «Джамайку».
Зато на первых пробах с трудом вспомнил единственное стихотворение, которое выучил еще в девять лет, хотя было мне уже четырнадцать, и рассказал, а точнее прокричал его со всей своей провинциальной наглостью. «В комнате № 100» — про революцию, про Ленина, про Смольный. Режиссер Владимир Роговой выслушал меня до конца и спросил: «А еще что-нибудь есть?» — «Больше ничего нет». — «Что ж вы не подготовились?» Ему подсказывают: «Мальчик из Курска». «Может, вы и поете еще, курский соловей?» И я уверенно: «А то!» Все же был солистом в школьном хоре. И спел. Он сказал: «Видно, из Курска. Поезжай домой, старик, не волнуйся». И тут я понял, что мною заинтересовались.
культура: Роговой утвердил Вас на одну из ролей в фильме «Юнга Северного флота». А спустя два года пригласил в следующую свою картину «Горожане».
Скляр: Да. Там надо было просто спеть. Это эпизод — парень с гитарой. Я тогда заканчивал школу.
культура: Получается, Вас с музыкальной стороны для кино Роговой и открыл.
Скляр: Ну да.
культура: Вы как-то сказали, что всегда мечтали стоять с гитарой на сцене и петь...
Скляр: Не то чтобы мечтал, знал — в моей жизни это все равно будет. Если даже пойду в политехнический, там тоже есть ансамбль, в котором можно играть. Без всяких особенных планов типа «я стану звездой». На уровне сельского клуба. Такой первый парень на деревне. Ну или второй, с гитарой.
культура: Кто тогда были Ваши музыкальные кумиры?
Скляр: Со школьных лет и до сего дня Beatles для меня — одно из ярчайших впечатлений. Магнитофон на подоконнике восьмого этажа, и на весь двор на полную громкость что-то с неразборчивыми словами. Восхищаюсь, как мы пытались переработать в собственном — малограмотном по части английского языка — мозгу эти тексты. Переписывали их русскими буквами, получалась какая-то абракадабра. Я уже два года подряд с удовольствием принимаю участие в битловских фестивалях, которые проводятся в Питере. На этот раз приезжала группа Quarrymen, в которой Джон Леннон познакомился с Маккартни.
культура: Ваша профессиональная карьера началась с музыкальных комедий «Только в мюзик-холле» и «Берегите женщин». Во время армейской службы умудрились сняться у Эмиля Лотяну в музыкальной драме «Анна Павлова». Потом были «Мы из джаза», «Марица», «Начни сначала», «Путешествие мсье Перришона», «Тартюф». Их и сейчас интересно пересматривать. В чем секрет такой востребованности?
Скляр: Мало музыкальных картин, а людям хочется хороших песен и мелодий. Как вернуть такое кино? Почему оно не снимается? Навязывать свое мнение никому не собираюсь, тем более что точного ответа у меня все равно нет. Наверное, этот жанр кому-то невыгоден. Коммерчески, персонально, ментально — как хотите. Хорошо или плохо снимать ремейки? Кто-то считает, что даже нужно. Узнаваемый сюжет и медийные лица — вот и готовый фильм, на котором можно заработать. Зачем что-то сочинять? Музыкальное кино снимать довольно сложно. Для этого нужны профессионалы, начиная с режиссеров и заканчивая осветителями. Сейчас время воинствующего дилетантизма. Когда костюмер со стажем на съемках картины про войну, где действие происходит в 1944 году, приносит тебе купленные в соседнем ларьке турецкие ботинки с загнутыми острыми носами и говорит, что сойдет и так, как реагировать? Людей, умеющих работать, а не болтать, становится все меньше. Когда начали делать фильм «Мы из джаза», актеры полтора месяца перед съемками играли на инструментах, с нами занимались профессиональные джазмены. Художник по костюмам приносила альбомы с фотографиями, и костюмы шились не 1948 года, а 1925-го, а это большая разница. Не уверен, что Карен Шахназаров сильно разбирался в музыке. Но в картину были приглашены хорошие композиторы Анатолий Кролл и Марк Минков, написавший известные всем песни «Старый рояль» и «Спасибо, музыка, тебе».
культура: Отечественные картины, где музыка дружит с сюжетом, исчезли с экранов 20 лет назад. По-Вашему, это проблема для зрителя, для кинематографа?
Скляр: Два десятка лет назад из нашей жизни пропали настоящий хлеб и помидоры, пахнущие помидорами. Исчезли девушки, которые краснели от мужских взглядов. Это все звенья одной цепи. Цивилизация катится к закату.
культура: Фильмы в каком жанре сейчас больше нужны зрителю?
Скляр: Неважно. Все жанры хороши, если кино снято творцом. У нас появилось много мастеровитости и технологий, а они, на мой взгляд, — одна из форм имитации. По-моему, творец тем и отличается от ремесленника, что у последнего на все есть лекало, шаблон. Для таких людей главное — количество. Художник наоборот, всегда сомневается. Он делает штучный товар. Наступает время, когда большинство пытаются избавиться от этих сомнений. Сейчас творцы могут наконец-то делать, что хотят, а они вдруг растерялись.
культура: Разрешилась как-то история с сиквелом фильма «Мы из джаза»?
Скляр: Не знаю. Пока тишина. Есть ощущение, что это какая-то авантюра. Меня уже четыре года об этом спрашивают, а я не знаю, что ответить. Громко было заявлено: съемки продолжения фильма «Мы из джаза»! Мне сказали, что моего сына будет играть Кевин Спейси, его жену — Ким Бейсингер. Закончится фильм огромным сейшном лучших мировых на сегодняшний день джазовых музыкантов в центре Киева. По сюжету у меня роль в самом начале. Друзья спрашивают: «Куда едешь?» — «В аэропорт. Сына провожаю в Америку». — «Надолго?» — «Навсегда»... Но вот уже два года тишина. Если вдруг позвонят, поеду, снимусь, конечно. Но у меня ощущение, что звонка не будет.
Хотелось бы сыграть в хорошем кино и неважно, какого оно жанра. Меня больше волнует, интересная, правдивая это история или нет. Сочувствую ли я ей. Но сейчас литературный материал в подавляющем большинстве плоский и выдуманный. Бывает, из хороших сценариев получаются плохие фильмы, но чтобы наоборот — такого не встречал.
культура: Во многих интервью часто повторяете: «Нередко ловлю себя на мысли: может, я родился и стал актером, чтобы спеть одну песню, сыграть одну роль в театре и одну в кино». Складывается впечатление, что сделали все, что могли, и больше просите Вас не беспокоить.
Скляр: Да если хоть три-четыре вещи в жизни сделал честно и правильно, разве недостаточно? Звучит грустно? Разве что в смысле «мементо мори». Зря прожил день, если ни разу не вспомнил о смерти. Не в смысле — ходить с понурым видом, но понимать, что все конечно.
культура: Живи каждый день, как последний?
Скляр: Да. Как сказал поэт: «И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг». Хотя с другой стороны, есть народная мудрость: «Долгие проводы — лишние слезы». Я вот люблю чаще уходить без длинных объятий.
культура: Вы ведь были не в курсе, что Вам присвоено звание народного артиста.
Скляр: Да. Друзья стали звонить, поздравлять. Если вы состоите в официальной организации, у вас хорошие отношения, много работы, то рано или поздно звание вас настигнет. Ведь оно дается, скорее, за честную выслугу лет. У меня есть бархатная шапочка, врученная коллегами на международном мастер-классе, на которой серебряными буквами вышито «Мастер». Для меня она важнее звания народного артиста. Хотя и у звания есть свои плюсы — теперь, например, меня похоронят за государственный счет...
культура: Почему Вы не преподаете?
Скляр: Была такая мысль. Одно время сотрудничал на курсе Льва Эренбурга. Но свой курс набрать не решился. Быстро понял, что не могу взять на себя такую ответственность. Раньше мастера по статусу и зарплате приравнивались к заслуженным, народным артистам, и нужно было постараться, чтобы поступить на курс к прославленному педагогу.
культура: Но так Вы теперь народный артист.
Скляр: Но не прославленный мастер. Да и денег никто не отменял. Кто будет содержать дом, кормить семью, собак? А совмещать актерскую работу с преподаванием и появляться на курсе раз в месяц — это профанация. Делу надо отдавать всего себя, как мой замечательный педагог, у которого я учился, Аркадий Иосифович Кацман. Одинокий человек. Вместо семьи у него был театральный институт и его курсы. Я уже не смогу отрешиться от всего, бросить работу, дом и заниматься только преподаванием. Хотя очень хочется.
В Павловске, где я живу, есть конюшня. Вот недавно завел двухлетнего жеребца. Как-то вечером в десятом часу гулял с ним. Небо еще голубое, черемуха цветет, соловьи поют, вокруг километров на десять ни души. И подумал я: «Вот оно счастье, вот она музыка моей жизни».
Ольга НИКОНОВА
Газета "Культура"
культура: Сорок лет назад Вы впервые попали на съемочную площадку. И именно тогда решили стать артистом?
Скляр: Да. Хотя это желание у меня было с раннего детства. Потому что первые аплодисменты заслужил еще в детском саду. Пел, и всем нравилось. А когда ездил летом отдыхать к дяде с тетей в Николаев, то во время остановок поезда высовывал голову в окно и, копируя Робертино Лоретти, исполнял «Джамайку».
Зато на первых пробах с трудом вспомнил единственное стихотворение, которое выучил еще в девять лет, хотя было мне уже четырнадцать, и рассказал, а точнее прокричал его со всей своей провинциальной наглостью. «В комнате № 100» — про революцию, про Ленина, про Смольный. Режиссер Владимир Роговой выслушал меня до конца и спросил: «А еще что-нибудь есть?» — «Больше ничего нет». — «Что ж вы не подготовились?» Ему подсказывают: «Мальчик из Курска». «Может, вы и поете еще, курский соловей?» И я уверенно: «А то!» Все же был солистом в школьном хоре. И спел. Он сказал: «Видно, из Курска. Поезжай домой, старик, не волнуйся». И тут я понял, что мною заинтересовались.
культура: Роговой утвердил Вас на одну из ролей в фильме «Юнга Северного флота». А спустя два года пригласил в следующую свою картину «Горожане».
Скляр: Да. Там надо было просто спеть. Это эпизод — парень с гитарой. Я тогда заканчивал школу.
культура: Получается, Вас с музыкальной стороны для кино Роговой и открыл.
Скляр: Ну да.
культура: Вы как-то сказали, что всегда мечтали стоять с гитарой на сцене и петь...
Скляр: Не то чтобы мечтал, знал — в моей жизни это все равно будет. Если даже пойду в политехнический, там тоже есть ансамбль, в котором можно играть. Без всяких особенных планов типа «я стану звездой». На уровне сельского клуба. Такой первый парень на деревне. Ну или второй, с гитарой.
культура: Кто тогда были Ваши музыкальные кумиры?
Скляр: Со школьных лет и до сего дня Beatles для меня — одно из ярчайших впечатлений. Магнитофон на подоконнике восьмого этажа, и на весь двор на полную громкость что-то с неразборчивыми словами. Восхищаюсь, как мы пытались переработать в собственном — малограмотном по части английского языка — мозгу эти тексты. Переписывали их русскими буквами, получалась какая-то абракадабра. Я уже два года подряд с удовольствием принимаю участие в битловских фестивалях, которые проводятся в Питере. На этот раз приезжала группа Quarrymen, в которой Джон Леннон познакомился с Маккартни.
культура: Ваша профессиональная карьера началась с музыкальных комедий «Только в мюзик-холле» и «Берегите женщин». Во время армейской службы умудрились сняться у Эмиля Лотяну в музыкальной драме «Анна Павлова». Потом были «Мы из джаза», «Марица», «Начни сначала», «Путешествие мсье Перришона», «Тартюф». Их и сейчас интересно пересматривать. В чем секрет такой востребованности?
Скляр: Мало музыкальных картин, а людям хочется хороших песен и мелодий. Как вернуть такое кино? Почему оно не снимается? Навязывать свое мнение никому не собираюсь, тем более что точного ответа у меня все равно нет. Наверное, этот жанр кому-то невыгоден. Коммерчески, персонально, ментально — как хотите. Хорошо или плохо снимать ремейки? Кто-то считает, что даже нужно. Узнаваемый сюжет и медийные лица — вот и готовый фильм, на котором можно заработать. Зачем что-то сочинять? Музыкальное кино снимать довольно сложно. Для этого нужны профессионалы, начиная с режиссеров и заканчивая осветителями. Сейчас время воинствующего дилетантизма. Когда костюмер со стажем на съемках картины про войну, где действие происходит в 1944 году, приносит тебе купленные в соседнем ларьке турецкие ботинки с загнутыми острыми носами и говорит, что сойдет и так, как реагировать? Людей, умеющих работать, а не болтать, становится все меньше. Когда начали делать фильм «Мы из джаза», актеры полтора месяца перед съемками играли на инструментах, с нами занимались профессиональные джазмены. Художник по костюмам приносила альбомы с фотографиями, и костюмы шились не 1948 года, а 1925-го, а это большая разница. Не уверен, что Карен Шахназаров сильно разбирался в музыке. Но в картину были приглашены хорошие композиторы Анатолий Кролл и Марк Минков, написавший известные всем песни «Старый рояль» и «Спасибо, музыка, тебе».
культура: Отечественные картины, где музыка дружит с сюжетом, исчезли с экранов 20 лет назад. По-Вашему, это проблема для зрителя, для кинематографа?
Скляр: Два десятка лет назад из нашей жизни пропали настоящий хлеб и помидоры, пахнущие помидорами. Исчезли девушки, которые краснели от мужских взглядов. Это все звенья одной цепи. Цивилизация катится к закату.
культура: Фильмы в каком жанре сейчас больше нужны зрителю?
Скляр: Неважно. Все жанры хороши, если кино снято творцом. У нас появилось много мастеровитости и технологий, а они, на мой взгляд, — одна из форм имитации. По-моему, творец тем и отличается от ремесленника, что у последнего на все есть лекало, шаблон. Для таких людей главное — количество. Художник наоборот, всегда сомневается. Он делает штучный товар. Наступает время, когда большинство пытаются избавиться от этих сомнений. Сейчас творцы могут наконец-то делать, что хотят, а они вдруг растерялись.
культура: Разрешилась как-то история с сиквелом фильма «Мы из джаза»?
Скляр: Не знаю. Пока тишина. Есть ощущение, что это какая-то авантюра. Меня уже четыре года об этом спрашивают, а я не знаю, что ответить. Громко было заявлено: съемки продолжения фильма «Мы из джаза»! Мне сказали, что моего сына будет играть Кевин Спейси, его жену — Ким Бейсингер. Закончится фильм огромным сейшном лучших мировых на сегодняшний день джазовых музыкантов в центре Киева. По сюжету у меня роль в самом начале. Друзья спрашивают: «Куда едешь?» — «В аэропорт. Сына провожаю в Америку». — «Надолго?» — «Навсегда»... Но вот уже два года тишина. Если вдруг позвонят, поеду, снимусь, конечно. Но у меня ощущение, что звонка не будет.
Хотелось бы сыграть в хорошем кино и неважно, какого оно жанра. Меня больше волнует, интересная, правдивая это история или нет. Сочувствую ли я ей. Но сейчас литературный материал в подавляющем большинстве плоский и выдуманный. Бывает, из хороших сценариев получаются плохие фильмы, но чтобы наоборот — такого не встречал.
культура: Во многих интервью часто повторяете: «Нередко ловлю себя на мысли: может, я родился и стал актером, чтобы спеть одну песню, сыграть одну роль в театре и одну в кино». Складывается впечатление, что сделали все, что могли, и больше просите Вас не беспокоить.
Скляр: Да если хоть три-четыре вещи в жизни сделал честно и правильно, разве недостаточно? Звучит грустно? Разве что в смысле «мементо мори». Зря прожил день, если ни разу не вспомнил о смерти. Не в смысле — ходить с понурым видом, но понимать, что все конечно.
культура: Живи каждый день, как последний?
Скляр: Да. Как сказал поэт: «И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг». Хотя с другой стороны, есть народная мудрость: «Долгие проводы — лишние слезы». Я вот люблю чаще уходить без длинных объятий.
культура: Вы ведь были не в курсе, что Вам присвоено звание народного артиста.
Скляр: Да. Друзья стали звонить, поздравлять. Если вы состоите в официальной организации, у вас хорошие отношения, много работы, то рано или поздно звание вас настигнет. Ведь оно дается, скорее, за честную выслугу лет. У меня есть бархатная шапочка, врученная коллегами на международном мастер-классе, на которой серебряными буквами вышито «Мастер». Для меня она важнее звания народного артиста. Хотя и у звания есть свои плюсы — теперь, например, меня похоронят за государственный счет...
культура: Почему Вы не преподаете?
Скляр: Была такая мысль. Одно время сотрудничал на курсе Льва Эренбурга. Но свой курс набрать не решился. Быстро понял, что не могу взять на себя такую ответственность. Раньше мастера по статусу и зарплате приравнивались к заслуженным, народным артистам, и нужно было постараться, чтобы поступить на курс к прославленному педагогу.
культура: Но так Вы теперь народный артист.
Скляр: Но не прославленный мастер. Да и денег никто не отменял. Кто будет содержать дом, кормить семью, собак? А совмещать актерскую работу с преподаванием и появляться на курсе раз в месяц — это профанация. Делу надо отдавать всего себя, как мой замечательный педагог, у которого я учился, Аркадий Иосифович Кацман. Одинокий человек. Вместо семьи у него был театральный институт и его курсы. Я уже не смогу отрешиться от всего, бросить работу, дом и заниматься только преподаванием. Хотя очень хочется.
В Павловске, где я живу, есть конюшня. Вот недавно завел двухлетнего жеребца. Как-то вечером в десятом часу гулял с ним. Небо еще голубое, черемуха цветет, соловьи поют, вокруг километров на десять ни души. И подумал я: «Вот оно счастье, вот она музыка моей жизни».
Ольга НИКОНОВА