Джек Бернетт из These New Puritans: «Не стоит так зацикливаться на нотах!»

ЛИДЕР БРИТАНСКОЙ ГРУППЫ, ПОЧЕМУ-ТО СЧИТАЮЩЕЙСЯ ЗАУМНОЙ, О ФОРТЕПИАНО С МАГНИТНЫМ РЕЗОНАТОРОМ И СОВРЕМЕННОЙ АКАДЕМИЧЕСКОЙ МУЗЫКЕ.

© These New Puritans

2 ноября в «Главклубе» выступит These New Puritans — британская команда, за три пластинки проделавшая путь от варварской комбинации танцевальной электроники и постпанка до изысканного авант-рока в духе поздних Talk Talk. COLTA.RU поговорила с лидером группы Джеком Бернеттом о последнем альбоме «Field of Reeds», в записи которого приняли участие композитор Мишель ван дер Аа, 37 музыкантов и одна фаду-певица.

— «Field of Reeds» наверняка стоил кучу денег, но еще дороже его воспроизвести вживую — там же целый оркестр требуется. В каком составе вы гастролируете?

— Всего на сцене сейчас семь человек — и это, наверное, лучший состав, который у нас был. С нами приедет португальская певица Элиса Родригеш, будут духовая секция, фортепиано… Вживую аранжировки кажутся более отточенными, меткими — музыка в каком-то смысле стала богаче, это не «облегченная версия» пластинки. С Элисой нам тоже очень повезло — мы рисковали, когда решили ее пригласить, но все сработало. Я шутил, что здорово было бы мне, сочинив эту музыку, не выходить на сцену, а сидеть себе в зале и слушать. Но когда работаешь с такой певицей, как Элиса, то и вправду лучше отойти немного на второй план, дать ей выложиться.

— Как вы с ней связались, кстати?

— Я написал множество мелодий для женского голоса и изначально думал о том, что у пластинки должна быть «женская сторона». Важно было лишь выбрать правильную певицу. Я слушаю очень много португальской музыки, и язык мне нравится — так я на нее случайно и вышел. У нее действительно потрясающий голос. И она легко смирилась с тем, что мы ее заставляли пропевать одно и то же по сто раз. Как все получилось — сложно понять. Раньше она пела джаз преимущественно, так что очень здорово, что мы подошли друг другу.

— На вас очевидно повлияли минималисты — взять хотя бы композицию «Organ Eternal», которая на одной повторяющейся фразе сделана. Вы за академической музыкой пристально следите?

— Не то чтобы пристально, но слежу: слушаю Тору Такэмицу, Томаса Эйдса, Мишеля ван дер Аа. С последним нас свел дирижер Андре де Риддер, с которым мы делали шоу «Hidden Live» — у нас же там тоже масса людей на сцене: духовая секция, три вибрафона, перкуссионисты. И когда де Риддер меня спросил, кого бы я хотел привлечь для записи новой пластинки, я сразу же выбрал ван дер Аа — а они в это время как раз ставили совместно оперу. Но я не считаю, что мы играем академическую музыку. Просто наши композиции не всегда состоят из повторяющихся элементов. Более того, когда люди говорят: «Это академическая музыка», они чаще всего имеют в виду «я этого не понимаю». А мне кажется, что мы записали очень мелодичную и отнюдь не заумную пластинку. Меня сбивают с толку люди, которые думают иначе.


— Как вы вообще работали: записывали аранжировки сами или делились идеями и приносили отдельные партии академическим музыкантам?

— Большинство песен я аранжировал и положил на ноты сам. В некоторых песнях мне помог кинокомпозитор Ханс Эк — мне понравилась его музыка к датскому хоррору «Впусти меня» («Let the Right One In»). Но, правда, не стоит так зацикливаться на нотах и академической музыке! Ноты — это всего лишь удобный способ объяснить музыкантам, что играть. Мы не думали записывать никакой opus magnum!

— Кстати, о музыкантах — вы в одном интервью признавались, что пришлось некоторых из них вывести из себя…

— Ну, вообще я стараюсь так не делать, но мне очень важно, чтобы все звучало как надо. Так что если выбирать между психологическим комфортом музыкантов и конечным результатом, я всегда выберу последний. Одну барабанную партию пришлось переигрывать 76 раз.

— Во время записи альбома вы использовали фортепиано с магнитным резонатором. Что это за штука такая?

— Нам о нем рассказал друг нашего продюсера Грэма Саттона. Найти инструмент было большой удачей, надо сказать. Мы уже четко спланировали, как все должно звучать, но нам не хватало одного-единственного звука, электронного, холодного — мы все не могли понять, как его добиться. И вдруг нам рассказали про это фортепиано, на струны которого воздействуют электромагниты — благодаря этому длительность каждой ноты может быть сколь угодно долгой. Мы познакомились с изобретателем (лондонским композитором и педагогом Энди Макферсоном. — Ред.), притащили фортепиано в студию, и получилось то, что получилось. Настройка инструмента заняла четыре часа, не меньше.

— Все, что вы рассказали, напоминает мне историю записи двух великих пластинок группы Talk Talk — «Spirit of Eden» и «Laughing Stock». Тот же масштабный замысел, тот же перфекционизм. Talk Talk эти пластинки вживую не исполняли. Будь у вас выбор, вы бы давали концерты вообще? Или сидели бы безвылазно в студии, записывали музыку к кино, например?

— Если бы вы меня пять лет назад спросили, я бы точно выбрал затворничество. Но мне безумно нравится наш состав, поэтому и концерты сейчас в удовольствие. А саундтрек, кстати, и так на подходе.

текст: Егор Антощенко

Colta.ru

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе