Вайда

Мое волнение улетучилось мгновенно. С ним было очень легко, просто и интересно

Теплым апрельским вечером девяносто седьмого года я сидел в кафе на рыночной площади прекрасного города Кракова, пил кофе и чертовски волновался.

Фото: Юрий Лепский/ РГ

Мы договорились встретиться с моим собеседником в этом кафе, я пришел пораньше и вот теперь, ожидая его, в сотый раз перебирал вопросы, которые намеревался ему задать. Станет ли он говорить откровенно о Валенсе, о польском социализме, о "Солидарности", о костёле? Интересно ли ему это? Ведь он, мой будущий собеседник - великий кинорежиссер, стоящий в одном ряду с такими звездами, как Феллини, Антониони, Висконти, Бергман, Тарковский, Куросава, Бунюэль...

А вот и он. В длинном мешковатом расстегнутом плаще быстрой походкой он приближался к моему столику. Я встал, он протянул руку. "День добрый, пан Вайда, - сказал я. - Спасибо, что нашли время встретиться". Он улыбнулся: "Это вам спасибо, что решили поговорить со стариком". Мое волнение улетучилось мгновенно. С ним было очень легко, просто и интересно.

Я спросил его, тяжело ли Польша простилась с социализмом, не сожалеют ли люди об утраченном? Он подумал, пригубил чашку с кофе и сказал:

- Прежде всего я думаю, что социализм не вернется в мою страну больше никогда. Система рухнула и с позором уходит в историю. В последние годы своего существования она напоминала мне чудовищ, живших на земле до Всемирного потопа. Примитивная нервная система и крошечный мозг едва справлялись с управлением их гигантскими телами. Все понимали, что монстр рано или поздно рухнет, и все боялись, что, рухнув, он раздавит, уничтожит все вокруг себя. Какое счастье, что этого не случилось!

- Система рухнула, это так, - согласился я. - Но остались люди, вскормленные и сформированные ею. Эти "люди из мрамора" продоллжают жить в новых, непривычных для них условииях. И не каждый к этим новым обстоятельствам сумел приспособиться. Вам не жалко их?

Современное американское кино - это идеальный товар для телевизионного человека, который не привык уставать, душа которого не хочет и не умеет работать

- Вы правы, - ответил он, - я понимаю их, мне их жаль. Хотя их в Польше не большинство. По ряду причин наш переход к новой жизни оказался куда менее болезненным, чем в России. Вы спрашиваете почему? Потому хотя бы, что мы меньше, чем вы жили в условиях социализма, этот строй гораздо меньше, чем у вас деформировал нашу экономику, социальную и духовную жизнь народа. Ну, например, у нас никогда не было колхозов, таких, как у вас, и крестьянство оставалось относительно свободным. Красное колесо коллективизации никогда не катилось по польской земле. Второе, очень важное, с моей точки зрения, обстоятельство, сохранившее полякам свободу духа даже в тоталитарных условиях, - это костёл, польская церковь. Она никогда не была подчинена Москве в отличие от партийного руководства. Под сводами польского костёла даже в самые трудные времена всегда теплился огонек свободомыслия, истинных христианских ценностей. Очень важно и то, что частная собственность даже при социализме никогда не была разрушена в Польше до основания. Вот здесь, на рыночной площади Кракова, всегда продавали прекрасные цветы. Те, кто их выращивает, и по сей день покупают семена в Голландии. Когда-то их заставила это сделать жизнь, нормальные рыночные условия конкуренции, в результате которой выиграли простые люди: теперь они всегда могут купить на рыночной площади Кракова лучшие в Польше цветы. Мы поговорили о его фильмах и о том, почему он предпочитает работать в театре, а не на съемочной площадке.

- Знаете, - сказал он, - я как-то смотрел "Звездные войны", этот детский фильм, и поймал себя на интересном ощущении: картинка в этом кино менялась как раз в тот момент, когда кадр начинал надоедать. То есть режиссер максимально учитывал психологические особенности человеческого восприятия и создал продукт комфортный, удобный и не утомляющий. Как, например, хорошие ботинки или мягкое глубокое кресло. Это идеальный продукт для человека, который лежит на диване перед телевизором с пультом в руках. Как только ему начинает надоедать одна программа, он легким нажатием кнопки переключается на другую, надоест другая - он на третью. И так - до бесконечности. Смена кадров, монтаж современного американского фильма, его ритм словно сделаны человеком с телевизионным пультом в руках. Современное американское кино - это идеальный товар для телевизионного человека, который не привык уставать, душа которого не хочет и не умеет работать. Этот товар ничем не отличается от добротной одежды или вкусной пищи. Он кардинально отличается только от того, что принято считать искусством, что требует напряженной работы ума и сердца. Увы, зритель, который когда-то это умел, превратился в телезрителя с пультом в руках. Кто бы мог предположить, что этот маленький пульт уничтожит то, что совем недавно называлось искусством кино...

Мы закончили наш разговор, когда над центральной краковской площадью уже сгустились сумерки и зажглись фонари. Несколько дней подряд на этой площади с раннего вечера стояла длиннющая очередь. Как вы думаете, за чем? Очередь стояла к телескопу, который кто-то выносил на площадь каждый вечер, как только стемнеет. В течение тридцати секунд любой желающий мог посмотреть на комету, висевшую хвостом вверх в краковском небе. Мы с Вайдой стояли в этой очереди, глядели на небо и говорили о том, что в сущности не так все грустно, если в сегодняшней жизни очереди выстраиваются не только к голливудским звездам, но и к настоящим.

Текст: Юрий Лепский

Российская газета

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе