«В душе я обыватель»

Петр Тодоровский
Фото: Екатерина Чеснокова / РИА Новости


В прокате «Здоровый человек» Петра Тодоровского — история успешного телеведущего Егора (Никита Ефремов), который случайно спасает незнакомую женщину от насильника, после чего решает помогать людям. Сначала Егор становится волонтером в детской онкобольнице, а потом присоединяется к команде «Лиза Алерт». Но чем больше он уходит в волонтерство, тем дальше он отрывается от своей прошлой жизни — и в конечном счете теряет работу, друзей и семью. Об образе волонтера в российском кино и привилегиях потомственного кинематографиста Петр Тодоровский рассказал Константину Шавловскому.


Сюжет «Здорового человека» основан на реальной истории или это чистый вымысел?

Замысел, можно сказать, основан на реальной истории. Вот точно так же, как герой Никиты Ефремова, однажды ночью я проснулся от криков о помощи, доносящихся со двора. Первой моей мыслью было встать, одеться и выйти, но потом то ли я испугался, то ли заленился, в общем, никуда не пошел. Мы с женой просто вызвали полицию, и я так и не узнал, что же там на самом деле произошло. А на следующий день я начал испытывать чувство вины и какое-то недоумение по поводу самого себя: что же я за человек такой, что в этих обстоятельствах ничего не сделал. И стал думать, а что могло бы произойти, если бы я вышел. Было бы это опасно или не опасно? Зря или не зря? И вообще — что такое зря и не зря, какие последствия могли бы быть у этого поступка?

То есть сюжет «Здорового человека» — это еще и такая терапия: если бы вышел, то и работу потерял бы, и друзей, и жену?

Да нет, конечно. Вопрос о том, нужно ли выходить во двор, если там кричат о помощи, для меня не стоит. Конечно, надо было спуститься. Просто, наверное, я в душе обыватель, как это ни печально прозвучит, поэтому я никуда не вышел. Герой Никиты Ефремова в этом смысле поступил абсолютно правильно.

В работе над фильмом вы общались с настоящими волонтерами?

Конечно, этот сценарий было бы невозможно написать без подробного исследования. Нам помогали волонтеры «Лизы Алерт», за что им огромное спасибо, и нас консультировал один из благотворительных фондов, который занимается помощью детям с онкологическими заболеваниями. Мы брали интервью у врачей, у родителей, говорили с их волонтерами. Но они попросили не называть их фонд в нашем фильме. Потому что когда они прочитали сценарий, то сразу сказали: да, в принципе, такое бывает и все, что там написано,— это правда. Но им показалось, что наш фильм может отпугнуть людей от того, чтобы вступить в ряды волонтеров. А это не в их интересах.

А как, по-вашему, можно ли прочитать «Здорового человека» как критику волонтерского движения?

Ни в коем случае. И в этом фильме я довольно четко даю понять, что не все волонтеры такие, как герой Никиты Ефремова. Егор плохо приспособлен к волонтерской работе, и все вокруг ему об этом говорят. Наверное, его можно даже назвать плохим волонтером. Хотя человек он хороший. Поэтому я очень надеюсь, что «Здоровый человек» не будет восприниматься как антиреклама волонтерского движения. А финал картины, думаю, можно считать, наоборот, рекламой. То, что делает Егор, несмотря на то, что волонтер он плохой,— это вообще-то и есть то, что делает нас людьми.

Что именно?

Неравнодушие к страданиям других и умение увидеть рядом с собой кого-то еще, кроме самого себя.

Но Егор же помогает незнакомым ему людям в ущерб своей семье, и это в фильме тоже довольно однозначно показано.

Я на это так скажу — иногда люди разводятся из-за того, что кто-то открывает форточку, а кто-то закрывает. И считать, что у героев Ефремова и Старшенбаум был счастливый брак, который разрушило волонтерство, по-моему, неверно. Те проблемы, которые у них существуют, существовали, скажем так, до начала фильма, и дело тут не столько в волонтерстве, сколько в каком-то их глобальном несовпадении друг с другом.









Если посмотреть, как активизм и волонтерство представлены на российском экране, то кажется, что кино не может этот образ никак ухватить без того, чтобы не подвергнуть сомнению саму идею благотворительности.

В нашем случае все-таки намного проще: рассказать о герое, у которого не существует внутреннего или внешнего конфликта, довольно сложно. А если наш герой — волонтер, то внешние и внутренние конфликты естественным образом связаны с его родом занятий.

Но почему волонтерство обязательно нужно показать как что-то, за чем стоит личная выгода, детская травма или желание заполнить внутреннюю пустоту?

Я стремился к тому, чтобы у фильма был некоторый объем, и, если вы заметили, монолог о том, что волонтеры — это нездоровые люди, произносит нетрезвая гостья на вечеринке. И это точно не авторский взгляд на проблему. Или, например, тема внутренней пустоты героя — да, так думают его друзья, так в какой-то момент думает его жена и, наверное, так думает и он сам. Потому что он боится этого, как и мы все. Не знаю, все ли,— но я иногда боюсь того, что у меня внутри пустота и я ничего не чувствую. Но это же неправда. И в герое Никиты Ефремова никакой пустоты, с моей точки зрения, нет. Это точно не главная проблема этого героя и этого фильма.

А какая — главная?

Главная его проблема в том, что он взял на себя ответственность, которую не может нести. С одной стороны, все его устремления замечательные, и то, что он вообще начал заниматься волонтерством, говорит о том, что внутри у него не только пустота. Но, с другой стороны, почти весь фильм, не считая финала, он говорит: «Я, я, я, я». Я спасу, я поменяю, я возьму кредит и так далее. Мне кажется, что это вообще свойство современного человека. Все время говорить и чувствовать вот это «я, я, я, я», что бы ни происходило вокруг. И поэтому мне хотелось привести его к тому, чтобы он осознал, что по большому счету он сделать ничего не может, никакое «я» на самом деле не работает.

А что работает?

А работает вот то, что он пришел к этому мальчику и они вместе спели эту песню, и мальчик смеялся. И значит, все было не зря.

В фильме звучат композиции ВИА «Натоптыши» и Антохи MC — это ваш музыкальный вкус?

Это, безусловно, мой музыкальный вкус, особенно «Натоптыши»! (Смеется.) Как-то я их сразу придумал, еще в сценарии, я просто много раз ее слышал на детских праздниках во Дворце пионеров: «Я смотрю на помидоры, помидоры смотрят на меня…» Хорошая песня, и, по-моему, она там на месте. А вот в финале картины была другая песня, которую мы не смогли купить. И наверное, это к лучшему, потому что на монтаже выяснилось, что Антоха работает лучше.

И особенно сейчас звучащая в финале песня «Плыли, плыли и приплыли» считывается определенным образом.

О да. Но этого мы, разумеется, в кино не закладывали.

Почему вы решили дать героям профессию телеведущих — чтобы еще больше подчеркнуть, что они живут ненастоящей жизнью?

А я вот не считаю, что они живут ненастоящей жизнью. Я дал им эту профессию, потому что сам работал журналистом в разных редакциях, в том числе и на телевидении, и знал этот мир, мне проще было его описать. И еще мне хотелось, чтобы они работали вместе, а в журналистике это довольно часто происходит.

Но они работают в спортивной журналистике, а это очень специальная среда. Если бы они были журналистами-расследователями, фильм наверняка был бы совсем другим.

Знаете, поскольку сам я по профессии журналист, то если бы в сценарии всерьез была затронута тема современной журналистики в России, я думаю, что фильм по нему просто не был бы снят.

Вы знали, что параллельно со «Здоровым человеком» Ефремов и Старшенбаум сыграли семейную пару в «Сестрах» Ивана Петухова?

Не знал — и когда узнал, то немного даже расстроился. Я точно знал, что хочу снимать Иру и Никиту, а они до «Сестер» еще сыграли вместе в фильме Романа Васьянова «Общага», и у продюсеров были сомнения, не повторяемся ли мы. Но я ничего с собой сделать не мог, потому что видел в этой истории именно их. Потому что Никита очень подвижный и эмоциональный, и он как никто может сыграть такого невротика, взрослого ребенка. А в Ире я видел, наоборот, сильную и влюбленную в своего мужа женщину, которая пытается спасти свой личный мир.

Почти вся часть, посвященная совместной жизни героев, снята в стерильных, безликих интерьерах, которые говорят не о конкретных героях, а скорее об их принадлежности к среднему классу. Работая с пространством, вы хотели подчеркнуть типичность, а не уникальность своих героев?

Я просто хотел, чтобы все выглядело правдоподобным. Вот я живу в своей московской квартире, она, правда, не моя, а бабушкина, мы с супругой ее обустроили немного, купили икеевскую мебель, сделали ремонт в ванной. Но я не могу сказать, что эта квартира говорит что-то обо мне или о моей супруге. И в квартирах моих друзей и знакомых, как правило, все то же самое. Мне кажется, очень мало в нашей жизни — и я себя не отделяю сейчас от типичного горожанина — чего-то по-настоящему живого. И стремление что-то живое, пусть и через боль, найти и почувствовать и увидеть в этом все-таки какие-то смыслы, потому что в нашей жизни смыслы отсутствуют, абсолютно,— наверное, все это имеет отношение к нашему фильму. В том числе и поэтому мне хотелось, чтобы их квартира, и то, во что они одеты, и то, чем они живут, контрастировали с тем, куда так тянет Егора.

Почти в каждой рецензии на «Здорового человека» пишут о преемственности поколений: внук и сын Тодоровского снимает внука и сына Ефремова. Собственно, и в «Полете» у вас тоже играл Никита вместе со своим отцом. Вы вообще задумываетесь о том, как читаются ваши имена на афише?

Честно скажу, у меня не было никогда цели как-то это подчеркнуть. Например, в пилоте «Полета» вообще играл другой артист, а потом, слава богу, появился Никита, который, с моей точки зрения, сыграл эту роль в тысячу раз лучше. Но появился он вовсе не потому, что в фильме играл его папа и мне очень было важно, как иногда шутил Миша на площадке, «сделать так, чтобы эту картину снимали одни мажоры».

А часто вы думаете о своей, скажем так, привилегированности?

С моей привилегированностью у меня отношения трагические. Потому что если бы эта привилегированность как-то сильно мне помогла в начале моей карьеры, то я бы, наверное, все равно мучился из-за того, что меня сравнивают с отцом и дедом, но зато бы я снимать стал пораньше и мою первую картину не положили бы на полку. А сейчас получается так, что я не в полной мере вкусил эту привилегированность, а при этом все равно все мне о ней говорят.

Недавно мы говорили с Петей Балабановым, который пошел учиться на художника кино, потому что не представлял себе, как с такой фамилией он пойдет в режиссуру.

Может быть, в чем-то он и прав. Пока ты боишься, что кто-то скажет: «А-а-а-а, у тебя папа Тодоровский», этим, наверное, лучше не заниматься. Потому что ты будешь не снимать кино, а оглядываться.

То есть вы — смелый человек?

Не думаю. Просто желание снимать кино сильнее страхов, которые, конечно же, живут и во мне тоже.


В прокате со 2 марта

Поделиться