Фильм в прокате до конца июня в кинотеатре «5 звезд на Новокузнецкой».


В ролях: Григорий Дитятковский, Алиса Фрейндлих, Сергей Юрский, Артем Смола,
Евгений Огаджанян, Сергей Дрейден, Алексей Девотченко, Александр Леньков,
Светлана Крючкова, Сергей Барковский, Александр Баргман
Россия, Школа-студия анимационного кино «Шар»
2009, 130 мин.

«Она / одна / утешить нас вольна…» - это строчка из песенки, которую поет на старинный мотив Шут в «Двенадцатой ночи» питерского БДТ. Поет голосом Алисы Бруновны Фрейндлих, потому что именно она (как когда-то ее отец) играет в спектакле эту роль. Кто же эта единственная утешительница? В песенке речь о музыке, в пьесе – о любви, в жизни – у кого как. В эссе Иосифа Бродского памяти Уистана Хью Одена («Поклониться тени») – об интонации поэта: «…Излечивает как раз интонация, с которой мы обращаемся к больному. Поэт ходил среди тяжело, часто смертельно больных этого мира, но не как хирург, а как сестра милосердия – а каждый пациент знает, что как раз сиделка, а не надрез в конечном счете ставит человека на ноги…»

Посмотрев фильм, хочется сказать о многом. О замечательной игре замечательных актеров – игре смелой и деликатной одновременно, не только, как мне кажется, про своих персонажей, но и про себя самих. О восхитительной точности, с которой воссоздано течение тогдашней жизни, – и в легко узнаваемых, милых сердцу деталях (две дамы рядом со мной громким шепотом: «помнишь, у нас были такие часы?! – а у нас машинка до сих пор…»), и в гораздо менее безобидном, витающем, неназываемом. О полифонии жанров (игровое, анимационное, документальное кино), каждый из которых на равных, ибо равно удачно, принял участие в создании целого. О прекрасной (в прямом, эстетическом смысле слова) картинке – под стать «городу, самому красивому городу на свете», под стать «величию замысла».

Отдельная история – музыка, ее много: хорошей и разной (даже просто список в титрах впечатляет: около 60 саунд-треков). И музыка, как ей и положено, придает происходящему объем и многогранность. Напоминает, что конец – это еще не конец. Предлагает вслушиваться. Задает масштаб.

Но в первую очередь, пожалуй, я хотела бы сказать как раз об интонации. Ибо как раз в величии замысла крылась, вероятно, опасность того, чтобы водрузить героя на пьедестал, предварительно его мумифицировав, или претендовать на полноту и правоту картины, или же, наоборот, рассказать свою и только свою историю, в которую всем прочим вход был бы заказан. Ан нет. Создателям фильма удалось найти и удержать тот верный тон, который приглашает нас, зрителей, разделить с ними радость сопричастности к происходящему на экране. Я бы назвала фильм соразмерным человеку (персонажу, автору, зрителю), он как-то по росту и по плечу – при том, что сохраняется вертикаль.

И эта точно найденная интонация, чуть сторонясь, открывает дорогу интонации Поэта. Той самой, которая излечивает, исцеляет, «ставит на ноги». Ставит на ноги в мире, где все перевернуто с ног на голову, где «так называемое Зло способно к практически повсеместному присутствию хотя бы потому, что склонно выступать в наряде добра» («Актовая речь»). Где встреча возможна зачастую только после смерти – но где «у Бога все живы» и где «поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге».

«Воротишься на родину. Ну что ж.
Гляди вокруг, кому еще ты нужен...»

И что же говорит Поэт? За два часа просмотра накопилась тоска по поводу уродства империи. И в тысячный раз стала приобретать формы сильной нелюбви (к уродству вообще и к империи в частности). Каждый следующий эпизод, вроде «родители в приемной просят разрешения на выезд», подбрасывал и подливал… вспоминались бескомпромиссные пассажи из ранее прочитанных текстов Бродского, и вот уже вся моя конница и рать, вооружившись до зубов, готовилась к крестовому походу – разумеется, за исключительно правое дело. И тут вдруг Бродский говорит (будто мне):
«…Люди вышли из того возраста, когда прав был сильный. Для этого на свете слишком много слабых. Единственная правота – доброта. От зла, от гнева, от ненависти – пусть именуемых праведными – никто не выигрывает…» (Нет, не мне – Брежневу; нет – мне тоже). «Я надеюсь, Вы поймете меня правильно…»
< «Вот так».


http://www.drugaya.ru/content/doc1159.html