Почему «Чучело» — величайший реквием по состраданию, а Кристина Орбакайте — больше актриса, чем певица
16 сентября 2023 ● "КП-Ярославль"
14 сентября 1984 года на большие экраны вышел неуютный шедевр Ролана Быкова.
Фото: кадр из фильма
Перед наступлением лета пересматривали «Чучело» с младшими детьми. Спонтанно. Ну как пересматривали — им впервой, мне встопервой. Повода не было — никто из них не испытал буллинг, шейминг, газлайтинг, троллинг, неглект или как там еще это называется. Просто смертельно захотелось показать им это кино. И вот почему.
«Чучело» — одна из лучших (если не лучшая), самых правдивых и пронзительных картин об отношениях детей и взрослых. Об отношениях детей между собой. О сострадании, [как бы вынужденном] предательстве, непостижимой детской мудрости, жизненной ценности доверия, понимании и тотальном непонимании, ранимости и сострадании.
Буквально на субатомном уровне Ролан Быков разбирает уникальную способность детей являть весь спектр качеств, что содержит человек: от изощренной средневековой жестокости (поэтому видео с избиениями за гаражами были, есть и будут) до новозаветного всепрощения. В отличие от нас, дети не всегда ведают, что творят, и делают это максимально честно — бессознательно. По велению сердца. Нанося урон пострашнее хаймерсов.
В, казалось бы, «всего лишь» подростковой драме ушедший от страшной эстетики «Белого Бима» (вот уж что надо было запрещать, верните наши души!) и назидательности «Подранков» Быков создал величайшее панно — совсем не детское, где с безупречным вкусом выписаны:
- вся жуть морального давления;
- тяжесть зависимости от коллектива;
- губящее чувство вины;
- трепет от прикосновения руки, важней которого, как кажется в том возрасте, нет ничего;
- необъяснимые и неконтролируемые истерики от криков изнутри;
- подвиг вызова и протеста;
- обезоруживающий подростковый шантаж;
- великое чувство родной земли и связи с предками;
- обреченность идеализма;
- приятный стыд от зарождения и ощущения внутри чего-то большого — большего, чем мы сами («А она отвечает: «Димка — жених, а ты невеста». И мне понравилось, было приятно. Это нехорошо?»).
Как режиссер умудрился вытащить такой кристальный наив из маленькой девочки? Как обласканная и выросшая в семье самой популярной на тот момент советской певицы Орбакайте смогла выдать такой уровень милосердия и девственной чистоты? Ведь ей было уже — да, уже! — 12 лет. Возраст, когда девочке хочется покрасоваться и повертеть хвостом — и перед другими, и перед собой, и перед зеркалом, не говоря уже о кинокамере. Почему Кристине потом не встретилось ни одного режиссера (при всем уважении к Светлане Дружининой), который смог бы настроить этот инструмент души так же гениально? Может, время ушло. Какую большую актрису мы потеряли, пока «в небе парила перелетная птица» и расцветала блеклая любовь-морковь. Может, ключик Быков оставил себе на память. Может, задачи теперь другие. К сожалению, нынешним киноделам такой уровень работы и не снился.
Теперь каждая притворившаяся продюсером или сценаристом нейросеть продолжает штамповать шаблонные сериалы про психотравмы, которым подчинена драматургия и якобы вся жизнь. Мальчика/девочку обижали в детстве — у мальчика/девочки теперь проблемы. Давайте вместе пожалеем и поплачем. Ох. Как это тонко, как сложно, как глубоко! В диапазоне от «Метода» и «Психа» до «Чебурашки», «Хрустального» и прочих «Триггеров» мы с утра до вечера на это смотрим. Крупный план, щемящая музыка, флешбэки. Катарсис вызывали?
Круто. Все так. Все мы вышли из родительской шинели — и талантами, и травмами. Мама, мы все тяжело больны. И всем нам хочется любви. Только есть нюанс. Чем дальше, тем больше мы будем становиться, о ужас, похожи на своих родителей, даже если они были антипримером и даже врагами. Увы, это так. Даже если очень сильно стараться исправить себя, прорабатывать травмы, исповедовать саморазвитие и тратить деньги другими изысканными способами, убегая от реальности, генетику отменить невозможно. Кровь вспять не повернешь. Эволюция как раз и предполагает отшелушивание, отказ от добытых ранее комплексов и обид — читай: работу над собой, а не их культивацию, обсасывание и топтание на пятачке под названием «мамин подзатыльник».
Открою великую тайну — на каждый подзатыльник от мамы в мире найдется примерно миллиард примеров, когда человеку делали хуже и больнее; только, чур, сценаристам с продюсерами ни слова! Все. Это. Проходили. Ничего нового. Никакой уникальности, простите, если разочарую, за этим не содержится. Никаких маньяков или просто моральных уродов этим не оправдать. Нельзя все в жизни объяснять только этим. Не так примитивен человек, к счастью. И всегда остаются около семи миллиардов других примеров, когда обстоятельства и травмы были куда чудовищнее и невыносимее. А еще в жизни вообще-то есть вещи поважнее личных прыщиков, которые теперь принято так бережно и смачно давить публике в глаза.
Да, самолюбование — манкий, но отравленный крест. Повисеть на нем соблазн велик. Но если прятать его вдобавок за пухлым анамнезом, это и вовсе смертельно опасно. Нет ничего болезненнее, чем по расписанию жалеть себя, забыв про боль и проблемы вокруг. Как бы там кто не накручивал вокруг себя вороха гештальтов, расчесывание и смакование травм — это дистиллированный эгоизм, подробное наблюдение себя несчастным. И оттого, конечно, особенным.
Есть такая смешная картинка про уникальность. Тест: «Считаете ли вы себя оригинальным?». Да — 99%, нет — 1%.
Так вот, сильно опережая время, Ролан Быков дал мастер-класс всем мамкиным психологам и домашним гештальт-терапевтам, провозгласившим теперь культ травмы («Дедушка, не унижайся!»). В этом смысле плаксивая книга его пасынка «Похороните меня под плинтусом» оказалась проваленным экзаменом — кроме эгоцентричного нытья, ходульных спекуляций и наматывания соплей на кулак там, увы, ничего нет.
Быков такой инфантильной хренью не занимался. Он прошел жизнь, прожил путь от едко сатирических «Семи нянек» («На мне где сядешь, там и слезешь!») до прощального «Чучела» («Что-то мне с вами стало скучно. Радуйтесь, завтра я уезжаю!»), сняв проникновенное кино и виртуозно забравшись — не без помощи препарирующей мелодики Софии Губайдулиной, которая посмотрела картину 12 раз, прежде чем написать музыку, — под ребра ребенка безо всяких трафаретов по психологии. Просто и ясно обнажил взволнованность и ранимость детского нутра. Детей, подчеркну, при этом не имев.
Обожженный войной режиссер к 65 годам приобрел стопроцентное режиссерское зрение снайпера, с которым за три года до смерти сумел и успел сказать о самом главном — природа каждого человека дает возможность выбора.
Каждый человек имеет право деспотически требовать от окружающих принципиальности, правильности и последовательности, и остаться в этой идеальной вселенной бойкотов тотально одиноким, как Железная Кнопка.
Фото: кадр из фильма
Или заключать сделки с совестью, как малодушный флюгер Сомов, живодер Валька или имитирующие вялую эмпатию учителя.
Или шагнуть за грань человеческого, издеваться над слабыми, получая от этого удовольствие, как почти весь 6 «А».
Или вечно ныть и давить коленом на слезные железы окружающих, зарабатывая легкие очки, как Павел Санаев.
Или, по-христиански прощая, оказаться выше всех мерзостей обыкновенного человечества — и вырастить большое теплое, хоть и шрамированное сердце — как Бессольцева. Невыносимо красивое чучело в мире изуродованных красоток.
P.S. Детям фильм понравился. Переживали и плакали. Все вместе. Но КАК же Кристина произносит «Ведь я его ближайший друг...ведь он любит, чтоб его любили, чтоб им восхищались. Он думал, что он герой, но он тогда не знал, что он трус!». Откуда в маленьком человеке столько такта, ума и сострадания? Откуда.
Перед наступлением лета пересматривали «Чучело» с младшими детьми. Спонтанно. Ну как пересматривали — им впервой, мне встопервой. Повода не было — никто из них не испытал буллинг, шейминг, газлайтинг, троллинг, неглект или как там еще это называется. Просто смертельно захотелось показать им это кино. И вот почему.
«Чучело» — одна из лучших (если не лучшая), самых правдивых и пронзительных картин об отношениях детей и взрослых. Об отношениях детей между собой. О сострадании, [как бы вынужденном] предательстве, непостижимой детской мудрости, жизненной ценности доверия, понимании и тотальном непонимании, ранимости и сострадании.
Буквально на субатомном уровне Ролан Быков разбирает уникальную способность детей являть весь спектр качеств, что содержит человек: от изощренной средневековой жестокости (поэтому видео с избиениями за гаражами были, есть и будут) до новозаветного всепрощения. В отличие от нас, дети не всегда ведают, что творят, и делают это максимально честно — бессознательно. По велению сердца. Нанося урон пострашнее хаймерсов.
В, казалось бы, «всего лишь» подростковой драме ушедший от страшной эстетики «Белого Бима» (вот уж что надо было запрещать, верните наши души!) и назидательности «Подранков» Быков создал величайшее панно — совсем не детское, где с безупречным вкусом выписаны:
- вся жуть морального давления;
- тяжесть зависимости от коллектива;
- губящее чувство вины;
- трепет от прикосновения руки, важней которого, как кажется в том возрасте, нет ничего;
- необъяснимые и неконтролируемые истерики от криков изнутри;
- подвиг вызова и протеста;
- обезоруживающий подростковый шантаж;
- великое чувство родной земли и связи с предками;
- обреченность идеализма;
- приятный стыд от зарождения и ощущения внутри чего-то большого — большего, чем мы сами («А она отвечает: «Димка — жених, а ты невеста». И мне понравилось, было приятно. Это нехорошо?»).
Как режиссер умудрился вытащить такой кристальный наив из маленькой девочки? Как обласканная и выросшая в семье самой популярной на тот момент советской певицы Орбакайте смогла выдать такой уровень милосердия и девственной чистоты? Ведь ей было уже — да, уже! — 12 лет. Возраст, когда девочке хочется покрасоваться и повертеть хвостом — и перед другими, и перед собой, и перед зеркалом, не говоря уже о кинокамере. Почему Кристине потом не встретилось ни одного режиссера (при всем уважении к Светлане Дружининой), который смог бы настроить этот инструмент души так же гениально? Может, время ушло. Какую большую актрису мы потеряли, пока «в небе парила перелетная птица» и расцветала блеклая любовь-морковь. Может, ключик Быков оставил себе на память. Может, задачи теперь другие. К сожалению, нынешним киноделам такой уровень работы и не снился.
Теперь каждая притворившаяся продюсером или сценаристом нейросеть продолжает штамповать шаблонные сериалы про психотравмы, которым подчинена драматургия и якобы вся жизнь. Мальчика/девочку обижали в детстве — у мальчика/девочки теперь проблемы. Давайте вместе пожалеем и поплачем. Ох. Как это тонко, как сложно, как глубоко! В диапазоне от «Метода» и «Психа» до «Чебурашки», «Хрустального» и прочих «Триггеров» мы с утра до вечера на это смотрим. Крупный план, щемящая музыка, флешбэки. Катарсис вызывали?
Круто. Все так. Все мы вышли из родительской шинели — и талантами, и травмами. Мама, мы все тяжело больны. И всем нам хочется любви. Только есть нюанс. Чем дальше, тем больше мы будем становиться, о ужас, похожи на своих родителей, даже если они были антипримером и даже врагами. Увы, это так. Даже если очень сильно стараться исправить себя, прорабатывать травмы, исповедовать саморазвитие и тратить деньги другими изысканными способами, убегая от реальности, генетику отменить невозможно. Кровь вспять не повернешь. Эволюция как раз и предполагает отшелушивание, отказ от добытых ранее комплексов и обид — читай: работу над собой, а не их культивацию, обсасывание и топтание на пятачке под названием «мамин подзатыльник».
Открою великую тайну — на каждый подзатыльник от мамы в мире найдется примерно миллиард примеров, когда человеку делали хуже и больнее; только, чур, сценаристам с продюсерами ни слова! Все. Это. Проходили. Ничего нового. Никакой уникальности, простите, если разочарую, за этим не содержится. Никаких маньяков или просто моральных уродов этим не оправдать. Нельзя все в жизни объяснять только этим. Не так примитивен человек, к счастью. И всегда остаются около семи миллиардов других примеров, когда обстоятельства и травмы были куда чудовищнее и невыносимее. А еще в жизни вообще-то есть вещи поважнее личных прыщиков, которые теперь принято так бережно и смачно давить публике в глаза.
Да, самолюбование — манкий, но отравленный крест. Повисеть на нем соблазн велик. Но если прятать его вдобавок за пухлым анамнезом, это и вовсе смертельно опасно. Нет ничего болезненнее, чем по расписанию жалеть себя, забыв про боль и проблемы вокруг. Как бы там кто не накручивал вокруг себя вороха гештальтов, расчесывание и смакование травм — это дистиллированный эгоизм, подробное наблюдение себя несчастным. И оттого, конечно, особенным.
Есть такая смешная картинка про уникальность. Тест: «Считаете ли вы себя оригинальным?». Да — 99%, нет — 1%.
Так вот, сильно опережая время, Ролан Быков дал мастер-класс всем мамкиным психологам и домашним гештальт-терапевтам, провозгласившим теперь культ травмы («Дедушка, не унижайся!»). В этом смысле плаксивая книга его пасынка «Похороните меня под плинтусом» оказалась проваленным экзаменом — кроме эгоцентричного нытья, ходульных спекуляций и наматывания соплей на кулак там, увы, ничего нет.
Быков такой инфантильной хренью не занимался. Он прошел жизнь, прожил путь от едко сатирических «Семи нянек» («На мне где сядешь, там и слезешь!») до прощального «Чучела» («Что-то мне с вами стало скучно. Радуйтесь, завтра я уезжаю!»), сняв проникновенное кино и виртуозно забравшись — не без помощи препарирующей мелодики Софии Губайдулиной, которая посмотрела картину 12 раз, прежде чем написать музыку, — под ребра ребенка безо всяких трафаретов по психологии. Просто и ясно обнажил взволнованность и ранимость детского нутра. Детей, подчеркну, при этом не имев.
Обожженный войной режиссер к 65 годам приобрел стопроцентное режиссерское зрение снайпера, с которым за три года до смерти сумел и успел сказать о самом главном — природа каждого человека дает возможность выбора.
Каждый человек имеет право деспотически требовать от окружающих принципиальности, правильности и последовательности, и остаться в этой идеальной вселенной бойкотов тотально одиноким, как Железная Кнопка.
Фото: кадр из фильма
Или заключать сделки с совестью, как малодушный флюгер Сомов, живодер Валька или имитирующие вялую эмпатию учителя.
Или шагнуть за грань человеческого, издеваться над слабыми, получая от этого удовольствие, как почти весь 6 «А».
Или вечно ныть и давить коленом на слезные железы окружающих, зарабатывая легкие очки, как Павел Санаев.
Или, по-христиански прощая, оказаться выше всех мерзостей обыкновенного человечества — и вырастить большое теплое, хоть и шрамированное сердце — как Бессольцева. Невыносимо красивое чучело в мире изуродованных красоток.
P.S. Детям фильм понравился. Переживали и плакали. Все вместе. Но КАК же Кристина произносит «Ведь я его ближайший друг...ведь он любит, чтоб его любили, чтоб им восхищались. Он думал, что он герой, но он тогда не знал, что он трус!». Откуда в маленьком человеке столько такта, ума и сострадания? Откуда.