Научились

 ВОЛОШИНА «Олимпиус инферно». Это первый в мире фильм о российско-грузинской «трехдневной войне» за Южную Осетию. В канун премьеры «Профиль» встретился с создателем «Олимпиуса».

— Игорь, ты сам понимаешь, что после «Олимпиуса» тебя запишут в кремлевские пропагандисты?

  — Запишут. А я и сейчас уже такое слышу. Первое время довольно сильно парился, а сейчас говорю: и что? И пусть! Мне стыдиться нечего. И если в конце концов тебе так уж сильно не нравится эта страна — тебя же никто не держит! Или сделай что-нибудь, предложи, измени, даже если уйдешь для этого в оппозицию, — или, извини, езжай туда, где тебе нравится. А брюзжать... Вот я недавно был в Берлине, показывал там «Нирвану». У меня и раньше от Берлинского фестиваля было странное чувство: все деликатны, вежливы, пьют кофе из маленьких чашечек, говорят об умном. Хочу я здесь побыть? Да. Пожить? Нет, с ума сойду. 

А совсем недавно я приехал снова — и вижу, что фестиваль этот выродился, что все на нем скучно и предсказуемо, событий нет, но главное — что от меня ждут вещей совершенно определенных. Если я из России — должен привозить чернуху. Если нет — это никого не заинтересует. Мы обязаны соответствовать стереотипу, а если не соответствуем, то мы никому не нужны. Так вот, я из принципа ему соответствовать не буду. Пусть лучше меня зовут кремлевским пропагандистом, хотя Кремль к этой картине, что хотите со мной делайте, не имеет ни малейшего отношения.

  — А как это вообще получилось?

  — Получилось так, что где-то в конце сентября позвонил мне продюсер Алексей Кублицкий и предложил снять картину о войне в Осетии. Я несколько опешил: почему мне? Он ответил: нам нужен особый взгляд. Я спрашиваю: есть сценарий? Он: нет, но есть идея пригласить Дениса Родимина. Тут я уже, что называется, завелся, потому что Родимин — это интересно. Это первый «Бумер», если помнишь. Дальше я стал оговаривать условия, и все они были выполнены: кастинг — мой, монтаж — мой, подбор музыки — мой. А на таких условиях я готов был работать, я решаю не государственную, не идеологическую, а личную задачу. Война — моя тема. Я люблю железо, оружие, я в этом понимаю. Но главное, война — ситуация, где человек не раскрывается даже, а вскрывается. Мне важно показать, во-первых, как он в это входит, что в нем меняется. А потом — как из этого выходит, как вписывается в нормальную жизнь. Хочу еще раз сказать: когда Кублицкий за это взялся, у него не было никакого госзаказа и никакой господдержки. Настолько не было, что первые смены мы приехали снимать, еще не заручившись согласием военных. Просто не знали, будет ли у нас техника. Я первые куски снимал с тремя бэтээрами, причем один трофейный, с немецким, почти бесшумным движком. Очень шустрый. Техника подошла только к середине съемок. А холостых патронов так и не было: сами кричали — бах! бах! Вспышки на компьютере дорисовывали. Снимали в Абхазии: там пейзаж похож.

  — Но пока ты решал свою эстетическую задачу, кто-то решал свою политическую...

  — Сейчас даже Евросоюз признал: то, что войну начали грузины, — объективный факт. А что этому предшествовало и что было потом — версий множество, и мы ни на чем не настаиваем. Я снимаю только то, что действительно было, что подтверждено множеством неопровержимых свидетельств. Ночная атака на город была? Раненые в подвалах, перевязки при свече, убитые миротворцы? Все это было, и здесь нет ни одного преувеличения. Ты думаешь, я сам не боялся, что грузинские друзья на меня обидятся? Для меня ведь грузинская культура не пустой звук, «Витязь в тигровой шкуре» — первая книга, с которой я начал понимать, что такое поэзия вообще. Мой ближайший друг — режиссер Бакур Бакурадзе («Шультес»). А абсолютный мой кумир в искусстве, в режиссуре — Резо Габриадзе, я всегда ношу с собой свисток, которым он в последнем спектакле озвучивал любовь двух паровозов. Вот он, при мне, мне друг его подарил. И этот же друг рассказывал: в начале конфликта Габриадзе мрачный сидел, ни с кем не общался... Его спрашивают: какое ваше мнение о происходящем? Он отвечает: а какое может быть мнение о туче, которая хочет пролиться? Тут вступают в действие силы, независимые от людей... Но я думаю, что, если бы Габриадзе посмотрел фильм, он бы там ничего антигрузинского не увидел. И сами грузины нам помогали, те, что живут в Абхазии. Я помню, мы с ними в машине едем, и я спрашиваю: ну, как тебе тут, в Абхазии? Он оборачивается, друга переспрашивает: ну, как нам тут? Тот отвечает: очень хорошо нам тут! Потому что у нас был выбор в 95-м году, и мы встали на абхазскую сторону! А потом в Москве они озвучивали абхазов, игравших грузин.

  — Ты сам понимаешь — многие не поверят, что картина делалась без участия Первого канала. Чем иначе объяснить стремительность ее создания: от конца войны до премьеры — полгода?

  — Стремительность можно объяснить моим характером, представлением о профессии, что ли. Я считаю, что кино надо снимать быстро, это такое дело, что иначе драйв улетучивается. Мы ночами не спали, но за месяц сняли — в результате у картины есть нерв. А Первый канал до последнего не знал, выпускать фильм на экраны или показывать по телевизору. Однако приняли решение показать по телевизору — сравнительно недавно, до этого Эрнст вообще картину не видел. Ему понравилось, он захотел познакомиться...

  — Ты не боишься, что из тебя сейчас сделают государственного режиссера?

  — Не боюсь. Что, из Стоуна сделали? А ведь он снял «Взвод», про то, как мучаются во Вьетнаме хорошие американские парни, которые сначала эту страну напалмом выжгли, между прочим. А Ридли Скотт? Он что, комплексовал, когда снимал «Падение черного ястреба»? А на этом фильме сейчас учатся военное кино снимать, хотя это нормальный пропагандистский заказ...

  Агитпроп с человеческим лицом

  Это очень профессиональное кино: с хорошими актерскими работами Полины Филоненко и Дэвида Генри, с ритмичным и быстрым повествованием, с идиллической первой частью и особенно ужасной по контрасту второй, с миротворцами, симпатичными жителями мирной Осетии и действительно очень противным Саакашвили в телевизоре. Я не иронизирую: любой, кто смотрел программы грузинского телевидения, знает, что в смысле напора и злобности антироссийской пропаганды они превосходят аналогичные антигрузинские выпады наших пропагандистов во столько же раз, во сколько Грузия меньше России. Между тем вся отвратительность Саакашвили не снимает, увы, множества вопросов к военным и политическим действиям самой России. Вероятно, чтобы ответить на эти вопросы, Первый канал и поставил в прайм-тайм картину Волошина, куда более убедительную, чем все документальные расследования российской стороны (по части документальных расследований у Юлии Латыниной, увы, получается убедительнее: полноценных ответов на вопросы, когда федеральные войска вошли в Рокский тоннель, кто и когда все-таки начал стрелять и кому этот конфликт был нужнее, отечественная пропаганда до сих пор не предложила). Впрочем, искусство и должно быть убедительнее реальности.

  Мы ведь, собственно, не о российско-грузинском конфликте, разбираться в котором будут потомки. Мы спешим зафиксировать принципиально новый факт: российское кино научилось быстро откликаться на социальный заказ, даже как следует не сформулированный; время топорных поделок кончилось — в дело вступили профессионалы. Если сравнить волошинского «Олимпиуса» с чудовищным «Прорывом» Виталия Лукина, а также с разнообразными «Спецназами» — это, господа, небо и земля. Вместо неотличимых камуфляжных мачо, скупо клянущихся в любви к Родине и президенту — двое симпатичных молодых людей. Вместо злобных врагов — нехорошие, нет слов, но несчастные по-своему люди, вынужденные делать подлое дело по приказу ошибочно выбранного лидера. Правда, на грузинской стороне воюет негр, явный американский наемник, но это в конце концов чисто драматургический ход: происходит эффектная встреча двух американских граждан на глубоко чуждой им осетинской территории. Прелестна откровенно пародийная сцена в финале — чудесно воскресшая героиня смотрит по телевизору выступление Д.Медведева: явный привет «Прорыву». 

  Дело еще и в том, что Игорь Волошин — одна из главных надежд отечественного кинематографа, так что рекрутировать мастеров для выполнения заказов тоже наконец выучились. Массовому зрителю он известен прошлогодней «Нирваной» — замечательной эстетской лентой о наркоманском Петербурге. До этого кинокритики единодушно одобрили его короткометражки «Сука» и «Коза» (в чеченской «Козе» ощущался интерес к человеку на войне — многое из этой одночастевки отозвалось в «Олимпиусе»). Самые продвинутые помнят его документальный фильм «Месиво» или читали книгу сценариев «Я/Иуда». Эстетика такая вещь, что она сама кого хочешь воспитает. Но особенную радость испытываю при мысли о том, что уже летом выйдет фильм Волошина «Я», спродюсированный Анной Михалковой. После этой картины — сложной, экстремальной, жестокой, нервной и насквозь авангардной — вряд ли у кого-нибудь возникнет желание приглашать его на агитпроповские проекты. А если и возникнет — это будет тот еще агитпроп.

Дмитрий Быков

Профиль

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе