Ваши фильмы никогда не проваливались в новогоднем прокате. Сейчас есть серьезный конкурент – «Аватар». Не боитесь открыть счет?
Да нет, не боюсь. Мне очень льстит эта конкуренция. А вот и Саша пришел. (В комнату входит режиссер «Черной молнии» Александр Войтинский.) Нет, мы считаем, что столкновение лоб в лоб с таким эпохальным кино дает нам возможность проверить Сашину теорию, что люди хотят смотреть фильмы прежде всего про себя и на те темы, которые их волнуют. Потом уже развлечения, новые технологии и т. д.
А вы считаете, что «Аватар» не затрагивает подобные темы?
Бекмамбетов: «Аватар» – это американское кино, с американскими проблемами, это их тема, их головная боль. Они вызвались быть полицейскими во всем мире, вызвались покорить мир, пусть и отвечают. Наших людей это мало волнует.
Но тем не менее в российском прокате он уже поставил рекорд…
Бекмамбетов: Я думаю, это очень важно, это последний бастион российского кино, который мы будем оборонять. То есть очевидно, что история с «Иронией судьбы» будет закончена, этот бастион падет наверняка. А дальше вопрос, сможем ли мы удержать пядь земли последнюю. Мы надеемся, что наш фильм станет большим событием, чем «Аватар». Хочется верить, что мы пока независимая территория.
Раз уж пришел Александр, то вы вдвоем точно сможете сказать, каково было участие каждого из вас в съемках фильма?
Бекмамбетов: Да, процесс съемок этого фильма, по большому счету, начался тридцать лет назад, когда мы познакомились с Александром Войтинским и начали что-то вместе делать, снимать первые рекламные ролики, потом первые фильмы…
Войтинский: Тимур очень сильно на меня повлиял еще до того, как мы стали работать над этой картиной. Мы как-то варились вместе. Тимур, он на многие вещи открывает глаза, он человек передовой, рвется куда-то, головой прошибает стены, как герои в его фильмах. Это началось давно, тридцать лет назад мы побежали – и вот бежим до сих пор.
Бекмамбетов: Если говорить про продюсирование, то принципиальный вопрос только один – расстановка сил, как в сражении. Во время сражения раций и мобильных телефонов уже нет, все делают то, что запланировано. В нашем случае – кто будет играть, кто будет руководить, кто будет определять стилистику. Моя функция была в том, чтобы собрать эту команду – продюсера, костюмера, оператора, – которая даст тот уникальный результат, который мы сейчас имеем. Это такой китайский способ управления: моя задача в том, чтобы дать возможность всему случиться. Кстати, Саша меня все время спрашивал, почему у героев такие простые костюмы, почему они такие неброские. А теперь на экране понятно, что мир – броский, сюжет – броский, а люди – настоящие.
Несмотря на то что режиссером «Черной молнии» вы, Тимур, не являетесь, фильм выдержан в стиле, сформированном «Дозорами» и «Иронией судьбы». Во всяком случае, такую Москву, которую не стыдно показать западным зрителям, точно никто больше не снимает. Это осознанное стремление поставить знак качества, запатентовать фирменный стиль?
Войтинский: Тимур не стоял за камерой и даже почти не присутствовал на съемках. Просто мы, во-первых, уже очень давно работаем вместе, у нас мировоззрение одинаковое. Мы просто любим этот город, этих людей, этот мир. Если ты его любишь, то уже само все происходит.
Бекмамбетов: Да, это естественно происходит, само собой. Когда я делал «Ночной дозор», Саша не был там композитором, хотя до этого мы все фильмы делали вместе. Так вот, при выборе музыки для «Ночного дозора» я ориентировался на его вкус. Мы друг на друга влияем, друг у друга учимся. То есть речь идет о команде. Наш общий стиль сложился сам по себе, совершенно естественно. Если вы посмотрите ролики банка «Империал», то увидите, как это происходило. Даже если я захочу снять по-другому, я, наверно, не сниму. Хотя… Если вы посмотрите фильм «Особо опасен», он отличается.
Но все равно понятно, что это ваш фильм…
Бекмамбетов: Ну, значит, какое-то влияние… Понимаете, один фильм толкает другой, мы даже можем этого не осознавать. На меня, скажем, повлияли фильмы Полански, фильмы Кэмерона, прежде всего. Кэмерон уникальный человек, потому что он, правда, на всех повлиял. Той детской радости создания кино, которая есть у него, нет больше ни у кого. А у него это от Роджера Кормана, у которого он работал художником по спецэффектам. Когда мы делали с ним кино в 2001 году (речь идет о фильме Бекмамбетова «Гладиатрикс», который продюсировал Корман, – ПК), мы получили от него этот урок радости кино, радости создания кино как кино. Если вернуться к началу разговора, то «Черная молния» – это Сашин эксперимент – сможет ли просто кино оказаться круче твоего кино, кино про тебя, кино о том, что тебя должно волновать. Но, в принципе, воюют в данном случае два фильма с одинаковой идеологией – кинематографической: это тотальное кино, кино как радость.
Мы уверены, что можем сделать полуторачасовое кино, которое зритель будет смотреть не отрываясь, пусть даже он ничего не будет понимать. Это процесс: когда ты создаешь кино радостно, увлеченно и изобретательно, то зритель точно так же его смотрит. Но, в отличие от кэмероновского, наше кино гораздо богаче тематически и гораздо эмоциональнее в результате будет в России. И я думаю, что не только в России.
А на какие фильмы вы ориентировались, когда делали «Черную молнию», и почему?
Бекмамбетов: Ну, вы сами сказали: «Дозоры», есть следы «Иронии судьбы» – когда Золотухин там появляется…
Но вы говорите, что это первый в России фильм о супергерое. Прежде всего вы наверняка оглядывались на какие-то фильмы в этом жанре?
Бекмамбетов: Саша изучил, как мало кто из киноведов изучил, традиционное американское героическое кино, понял все законы, рассказал нам их все. Прежде всего каноны драматургические, которые используются в американском героическом, мифологическом кино, но там все не так просто, не так далеко от нашего Тверского бульвара. Они все произошли из книги Джозефа Кэмпбелла (имеется в виду, видимо, «Тысячеликий герой» – ПК), по этой книге сделаны все супергероические фильмы, это основа современной американской драматургии. А Кэмпбелл на самом деле все это взял у Владимира Проппа, который еще в начале века, анализируя русские народные сказки, вычленил основные принципы построения мифологем. Так что можно смело сказать, что фильм «Черная молния» основан на законах, которые были заложены в русских сказках.
А зачем вам понадобилось вообще снимать кино о русском супергерое? Зачем в России нужен Супермен? Тем более что у вас уже был Антон Городецкий, который обладал сверхспособностями, тогда как герой новой картины ничем таким не владеет…
Бекмамбетов: Вы знаете, я бы никому не пожелал судьбы Антона Городецкого, а судьбы Дмитрия Майкова я всем желаю и был бы рад, если бы он стал объектом для подражания. Он нужен для того, чтобы зритель поверил, что в жизни есть место чудесам, есть место добру, есть место самопожертвованию. Для чего это нужно? Чтобы были какие-то ориентиры в жизни. Для чего нужны святые писания, например? Формулировка «супергерой», она же придумана киноведами. История Спасителя – это же тоже история супергероя. Он тоже обладал сверхспособностями, тоже был избранным, тоже пожертвовал собой ради других. И этому, извините за выражение, комиксу много тысяч лет, и он важен для нас для всех. Это учебник, это тот договор, который существует между нами, по которому мы живем…
И последний вопрос. Вы единственный российский режиссер, снявший фильмы, способные конкурировать с голливудскими образцами. Каким вы видите будущее российского блокбастера? Каким он должен быть?
Бекмамбетов: Я вижу, что мы (наша команда) освоились на своей территории, смогли укрепиться, создать плацдарм, получить необходимое влияние. Теперь мы готовы к экспансии, к тому, чтобы захватывать умы людей во всем мире. А что касается того, каким должен быть фильм, все очень просто. Он должен быть незанудный, искренний, яркий, честный, ответственный… Это, кстати, ровно те качества, которые должны быть у супергероя. Такими должны быть те фильмы, которые завоевывают сердца людей, зрителей по всему миру. Они должны дарить людям радость.