Мария Ватутина: «Не пришей кобыле хвост», или Сюжетные линии «Нюрнберга»

В качестве завлита МХАТ им. Горького я столкнулась с проблемой создания пьесы на коленке. 
Иллюстрация: фрагмент постера к х/ф Нюрнберг (2023)
/ kinopoisk.ru


Не на моей, к счастью. Сразу скажу, что я была новичком в театре вообще, и мне объяснили, что в современном театре драматургический материал создается вместе и одновременно с созданием спектакля. Как-то так. Позже я видела подтверждение этому неоднократно. Это можно понять, текст, перенесенный на сцену, естественно, трансформируется: по-другому выстраиваются сцены, переставляются герои, усиливаются отдельные сюжетные линии и т. д. У автора и режиссера разное видение конечного результата.


Но первый опыт был такой. Первоначально пьеса «Нюрнбергский вальс» по книгам А. Звягинцева «На веки вечные» и «И воздастся вам…» была совершенно сырой и вызывала моё недоумение. В общем-то, это были лишь наметки пьесы. После первой читки было ясно только одно: нацистские преступники побеждают, а пьеса написана совершенно случайно так, что невольно видишь их силу. У этих персонажей было столько монологов, что они весь процесс, да и спектакль перетягивали на себя. Оказалось, что автор пьесы хотел подчеркнуть, что это одна из особенностей Нюрнбергского суда: процесс был состязательный, то есть обвиняемые имели все права на защиту, в том числе право произносить речи, иметь своих адвокатов, которым платили за работу, их нормально кормили, водили на прогулки, они могли привлекать свидетелей, им предоставлялись переводчики с четырех языков.

Мне же показалось, что это вообще не та область, которая нуждается в увековечивании. Если необходимо обличить нацизм, не нужно давать слова нацистам. С чего вдруг? Сталин, когда настаивал на этом суде, хотел не нацистов казнить, а чтобы все остальные страны, вынося приговор, расписались в том, что нацизм – это преступление. Но и Александр Звягинцев, и Николай Лебедев создавали не сам Трибунал, а соответственно – пьесу и сценарий о Трибунале, и в нем равноправный кинопроцесс для нацистов устраивать было незачем. Античеловечность преступлений гитлеровской Германии не нужно подвергать сомнению. Нужно начинать уже с той точки, когда мы считаем преступления доказанными, и осталось только продемонстрировать эти доказательства всему миру.

Нужно сказать, что сценаристом фильма «Нюрнберг» значится Николай Лебедев. Александр Звягинцев говорит о себе как об авторе идеи и радетеле о создании фильма перед Путиным. Но стиль и пьесы Звягинцева, и сценария фильма совпадает.

Сюжетные линии в пьесе, отдельные от судебного процесса, были действительно отдельными. Ничего не связывало любовную линию главных героев с преступлениями нацизма кроме того, что они – сотрудники на процессе. Ну хоть что-то.

Вторая тема пьесы – это русская эмиграция и специалисты, работающие на процессе. Третья линия – это музыка и война. Четвертая линия – линия француженки, потерявшей дочь в концлагере. Пятая – Марлен Дитрих. И так можно продолжать до бесконечности. Конструкция была «скреплена» происходящим в зале суда. Большинство названных тем, как мне теперь представляется, были притянуты потому, что на премьеру спектакля, созданного к 75-летию начала Нюрнбергского процесса, предполагалось пригласить множество иностранных гостей, которым отсылки к эмиграции, к объединению русского мира, к немецкой музыке, философии будут близки. Остальное – для того, чтобы привлечь зрителя, который и так-то на военную тему в театре не падок.

Пьесу чинили и в театре, и сам автор. В результате спектакль получился зрелищным, красивым, даже мощным в части «процесса в зале суда». Положительной стороной спектакля, в конечном счете, стало то, что зрителю становились понятны усилия, которые предприняли именно советские обвинители, чтобы главари Третьего рейха не были оправданы, зрителям донесли исторические данные о неожиданном для немцев появлении и показаниях Паулюса, который подтвердил подготовку к немецкому нападению на СССР задолго до июня 1941 года, из сценографии и массовых сцен люди получили общее представление о работе множества переводчиков, делегаций стран-участниц, открытости процесса и присутствии на нем зрителей, например.

Спектакль поставила Гретта Шушчевичуте, родом из Литвы, ученица режиссера Сергея Соловьева. Как написала она нынче в своем персональном сайте: «После начала войны вернулась в Литву. Сейчас я на солнечном острове Кипр, где продолжаю своё творчество». А здесь фотографии спектакля.

Нужно оговориться, что Александр Григорьевич Звягинцев, юрист высокого ранга, много лет отдавший прокуратуре, – действительно известный во всем мире специалист по Нюрнбергскому трибуналу. Он изучил тома и написал тома по теме. Он знает об этом всё и сделал многое для того, чтобы Нюрнберг не был забыт. Во многом благодаря ему выводы Нюрнбергского трибунала всё еще что-то значат для мира. Он, кстати, также автор множества бестселлеров, например «Сармат», «Ледников».

Что касается воплощения истории Нюрнберга в сценарии, тут начинается полная чехарда, словно база для фильма слеплена не для художественной подачи главной темы, а для заигрывания с публикой, которая никогда на фильм о суде в Нюрнберге без отдельных каких-то историй любви, полудетективных приключений и милых сердцам молодежи лиц на это смотреть не пойдет. Вот только художественным языком в результате не переданы ни основная, ни побочные темы. Под «художественным языком» я в данном случае имею в виду не буквальные – в лоб – повествования всех имеющихся историй-сюжетов, а достижение художественных целей с помощью художественных средств языка, характеров героев, драматургических приемов, может быть, усиленного контраста между трагедией мира, разрухой, дальнейшей угрозой нацизма с одной стороны, и любовью, радостью Победы, окончания войны – с другой.

Этому и должны были бы служить в кинофильме и в спектакле вторые и третьи сюжетные линии, они должны были иллюстрировать исключительную важность и глобальность происходящего в зале суда.

Я посмотрела фильм «Нюрнберг» Николая Лебедева с трудом. Фильм основан (как говорится на всех сайтах о фильме) на книге «На веки вечные». Вроде бы на ней. Но и в пьесе-то уже появилось столько больших историй, которых в книге не было, а по сравнению с пьесой – это вообще другое произведение. В спектакле военного переводчика командируют для работы на процессе, он встречает во французской делегации дочь русского эмигранта, с которой затеивается вся любовная линия, причем ни о каких предателях в советской делегации, ни о каких нацистах-подпольщиках, желающих освободить рейх-командование из тюрьмы, ни о каком брате-художнике речи нет.

Сценарий, как и пьеса, состряпан на коленке. Не на моей. Может быть, на собственной коленке Николая Лебедева. Впрочем, конечно, помощников было и здесь множество. Но возникает вопрос: почему, прекрасно понимая, что они тратят деньги на неталантливый продукт (и я сейчас говорю не только о предложенном продюсерам сценарии, а о том, что было видно в первые периоды съемки), который никоим образом не прославит русский кинематограф, они продолжили это делать и никто не сказал режиссеру и автору об этом? Ни у кого не хватило мужества и честности отказаться от денег, все с готовностью продали свою карму, своё имя.

Фильм «Нюрнберг» сделан для того, чтобы на него пошли зрители. Больше ни для чего. Это откровенная халтура. Для этого взяли Любовь Аксенову – актрису, сыгравшую в «Почке» и «The Тёлки», Безрукова, Миронова, Петрова, объявили, что это про любовь, что там круто завернутый боевик внутри, и показали масштаб съемок в трейлере.

В фильме приятно только одно. Главного героя зовут ровно так же, как моего мастера в Литинституте – Игорь Волгин. Хоть это греет. Во время просмотра память рефлексирует по поводу наличия в мире фильмов всех времен и народов «Гибели богов» Лукино Висконти, «Нюрнбергского процесса» Стенли Крамера и других великих фильмов. И ты сидишь и думаешь: «А это тогда зачем?»

А теперь о том, чему еще удивляется зритель, смотря фильм «Нюрнберг».

Начнем с того, что не все зрители знают: процесс, который начался в 1945 году и длился 11 месяцев, был лишь одним из многих процессов, которые впоследствии также проводились и в Германии, и в Советском Союзе. Это важно, потому что может сложиться впечатление, что казнив или посадив на разные сроки тех двадцать нацистов, человечество посчитало наказание исполненным. Не создается ощущения неотвратимости наказания для всех нацистских преступников.

Из фильма совсем исчез тот факт, что Нюрнберг для нас важен сейчас, во времена реабилитации нацизма – там, в 1946 году, раз и навсегда нацизму дана оценка, пересмотру эти решения (не персональные, а характеризующие идеологию нацизма) не подлежат. Про окончательность и неоспоримость этих установок надо трубить миру.

А еще надо трубить миру обо всем масштабе геноцида со стороны нацистской Германии советского народа. Со всеми цифрами, кадрами и свидетелями. Не изделия из человеческой кожи демонстрировать в фильме «Нюрнберг» и взвивающихся чувствительных европейских судей, а использовать время фильма и сюжет для демонстрации того, что нацисты устроили с нашей страной и почему для нас важно истреблять любое проявление нацизма в любой точке мира.

Почему был такой суд вообще? кто настоял на нем? в чем принципиальное значение проведения суда в именно в Нюрнберге? – освещай все эти вопросы, и художественный фильм превратился бы в документальный. А этого как раз много. Нам-то хотелось кино.

За 11 месяцев главного первого процесса, по Звягинцеву-Лебедеву, герои влюбляются, ищут родных, предотвращают набег на тюрьму, привозят Паулюса. С Паулюсом по крайней мере история в фильме логичная. Правда, когда молодой герой Игорь кричит возлюбленной, что это она его предала… вчера… и поэтому он чуть не погиб, а двойник Паулюса погиб, за которым он ездил вчера (???), начинает ехать крыша. Он в Сибирь за ним ездил вчера? В советскую миссию? В какую? Откуда везли Паулюса, необходимость в котором появилась незадолго до этого эпизода?

По сути, ничего не происходит с обвиняемыми вне зала суда, кроме эпизодов встречи Гиммлера с женой, какого-то разговора в комнате для еды, какой-то игры в спортзале – все эти эпизоды длятся около минуты. Психологии этих образов нет совсем. Актеры отыгрывают лицами, но играть им нечего.

Сначала в фильме три минуты кто-то убегает из концлагеря. Просто кто-то. Потом пять минут главный герой бегает с ротой солдат по руинам под обстрелами – непонятно зачем. Написано, что это 30 апреля 1945 года, Берлин. Ну чтобы мы не спрашивали. Как они оказались в пустых на километры вокруг руинах?

А еще молодой герой вдруг говорит:

– Нам нужно до авиаудара оказаться в этой точке.

Всё. Не спрашивайте меня, как он предчувствует авиаудар и зачем в сценическом плане они не успели, и чему служит спасение женщины и ребенка, гибель солдата и убийство героем стрелка. Никак, ни зачем, ничему. На минуточку, главный герой вообще-то переводчик и/или разведчик. А это точно не разведка и не перевод.

Между этими эпизодами скромно мелькает сообщение о том, что и автор сценария, и режиссер – Николай Лебедев (???). А потом к герою прилетает голубь, и тут оказывается, что у него (у героя, не у голубя) есть брат Колька. 7:31. А уже через минуту герой Игорь принимает за рабочим столом какого-то немца, который просит работу. Вообще-то в Карлхорсте наймом рабочей силы из местного населения занимался мой дед. И он ни разу не разведчик и точно не переводчик. И чтоб два раза не вставать: этот эпизод тоже никак не относится к сюжету – ни к одной из линий.

Потом майор его вызывает, а в окнах у майора высоченный Рейхстаг с флагом. А подпись гласила чуть ранее, что всё это происходит уже в здании Советской военной комендатуры и это октябрь. Я, конечно, не специалист, но6 июня 1945 года была создана Советская военная администрация, штаб которой находился в Карлхорсте. И не мог Рейхстаг быть виден в окна этого здания.

Потом Игорю дают огромную пачку писем от брата Коли, адресованных матери в Ленинград. Из Нюрнберга, ага. Из американской зоны ответственности. С учетом того, что брат только-только (в начале фильма – десять минут назад) сбежал из концлагеря и неизвестно, что с ним, можно спросить: когда он успел накропать пачку писем матери, зачем? – как они должны были дойти, а главное, как они оказались у майора?

Майор, отдавший Игорю письма из Нюрнберга от брата, рассказавший, что там идет процесс века и туда очень требуются наши специалисты – военные, переводчики, и услышавший от Игоря радостную просьбу отправить его туда, вдруг отвечает: «С чего бы это?»

В фильме про Нюрнбергский процесс главный герой едет в одноименный город не для того, чтобы послужить родине, а для того, чтобы искать брата. Из чего следует, что это не фильм о Нюрнберге, а фильм о военном неизвестного рода войск и подчинения, ищущем своего брата в Нюрнберге в дни, когда там (побочная линия) проходит Суд истории.

Времени в фильме нет: опытный советский разведчик влюбляется в девушку с улицы, даже принимает у себя в комнате начальника, разговаривает с ним о важном, пряча при этом случайную знакомую. Советский разведчик не «он же тоже человек». Над ним всегда расстрел висит, у него на всех углах «Будь бдителен, враг не дремлет» написано. Он, в конце концов, опытный разведчик.

Зачем там промелькнула Марлен Дитрих? От нее остался какой-то огрызок. Неподготовленный зритель не понимает, почему немцы кричат ей, что она «американская подстилка».

Придумана ли история с шантажом адвоката и захватом в заложницы его дочери, с попыткой освободить нацистских главарей странным человеком, любившим долбить по заключенным молотом. Странные для разведчика формы поиска брата по улицам и доскам объявлений; непонятная роль девушки, то ли немецкой шпионки, то ли русской шпионки; если она несчастная заложница обстоятельств, почему она, имея возможность ходить по городу, не обратится за помощью к советским военным; если советская разведчица, почему герой Евгения Миронова не говорит об этом Игорю, зная, что они знакомы? И зачем ей надо было соблазнять Игоря, если у нацистской группы и так был свой шпион в советской делегации. Откуда-то взявшиеся на высоком холме в лесу в промышленных масштабах корабельные бревна катятся на главного злодея. И кстати, куда все-таки делся брат Коля?

С экрана то и дело звучат следующие посылы:

… мой муж – солдат, его нельзя судить за это…

… этих немецких преступников может судить только народ Германии…

… Гитлер – гений…

… иностранцы не могут заставить меня отвечать за действия в собственной стране…

… Герман Геринг сможет публично опровергнуть все пункты обвинения…

А знаете, в чем весь ужас? Из-за того что эпизоды в зале суда выглядят правдивее, достовернее, мощнее, логичнее, то и обвиняемые главари Рейха выглядят убедительнее и как актеры, тем более что играют немцы, и как персонажи. Словно вдалбливается совсем противоположное тому, что должен был продемонстрировать фильм. Так нельзя.

Я сторонник приветствовать всё хоть мало-мальски талантливое, появляющееся в российской культуре. Но когда потрачены огромные средства из бюджета – 674,3 млн руб.! – а фильм смотреть стыдно, начинаешь болеть болезнью под названием «недоумение». Эта болезнь очень опасная, потому что в ее острой фазе начинаются галлюцинации о том, что нассчитают всеядной массой и поэтому обувают и обувают. Или всё же не так? Может, просто наше государство перестало нуждаться в таланте, в гении? Да и не для этого оно, государство?

Ага, налоги с нас удерживать будем, а о достойном «зрелище» думать не будем?

Ведь проще дать бюджет, получить продукт, поставить галку. Ну понятно же – лица ответственные, специалисты все: и режиссер, и сценарист, и вся команда. А будет ли это событием, сотрясет ли это душу человека, заслужит ли благодарности народной?

Но вновь и вновь у нас отобрали наши общие деньги на то, что нам не понравилось. Пора заключать с творцами общественные договоры по типу договоров подряда: некачественная работа – переделай за свой счет.


P.S. До Нюрнбергского процесса не было других прецедентов, когда создавался бы специальный международный суд, и не было законодательства, прямо относящегося к международным военным преступлениям. Например, статьи Версальского мирного договора 1919 года лишь предусматривали суд над теми военачальниками, которые нарушали правила и обычаи ведения войны. К 1945 году устарели и положения Гаагской и Женевской конвенций. Международный состав юристов начал создавать новые нормы с того момента Второй мировой войны, когда стало ясно, что военных преступников надо предать суду. Это были правовые нормы, устанавливающие ответственность за преступления против человечества. Специальная Декларация была принята СССР, США и Великобританией 30 октября 1943 года в Москве. Международный военный трибунал был создан 8 августа 1945 года Лондонским соглашением этих стран и Франции.

Трибунал в Нюрнберге, который еще называют Судом истории, признал преступными руководящий состав национал-социалистической партии, СС, СД и гестапо.

Однако правительство, верховное командование, Генштаб и штурмовые отряды (СА) нацистской Германии, вопреки позиции советских представителей, преступными признаны не были.

Автор
Мария ВАТУТИНА
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе