На видеосервисе more.tv вышел «Псих» Федора Бондарчука — попытка создать на русском материале интеллектуальный сериал в духе Netflix. За благородную цель — спасибо; но почему старание «думать в кадре» превращается у нас в «Штирлица» пополам с Карлсоном?
Слова «псих» и «психолог» имеют общий корень, хотя означают противоположное. Название сериала обыгрывает это: тут у нас психолог в состоянии стресса. Олег (Константин Богомолов) — известный столичный психотерапевт. Год назад от него сбежала жена. Формально она «бесследно исчезла», но мы догадываемся, что это тоже в своем роде урок, загадка — уже для самого психолога. Дело в том, что он лишен естественных человеческих качеств — эмпатии; не способен к состраданию, сочувствию, сопереживанию. Однако именно благодаря бытовому «бесчувствию» он способен выслушивать и спасать других — незнакомых — людей, в каких-то безнадежно запущенных случаях. Наши недостатки в личной жизни являются достоинствами в нашей профессии, и наоборот. Ну что ж, вполне жизненный парадокс.
Однако авторы, как дети, раз взявшись за «психологию», уже не могут остановиться и доводят ситуацию до абсурда.
Тут у нас не только главный герой психолог, как выясняется, но и его мать «всю жизнь занималась сексологией», и ее друг «заведует кафедрой психологии», а еще есть некий сверхпсихолог (Олег Меньшиков). Это напоминает анекдот про семью филологов (была такая популярная сцена в «Камеди клаб»). Зачем русский сериал всегда утрирует? Почему все превращает в заведомый анекдот? Почему одного психолога мало? Это загадка. Возможно — используя язык все той же психоаналитики,— на бессознательном уровне это отражает страх русского сериала перед серьезным высказыванием: он чувствует себя неуверенно и в любой момент готов, что называется, превратить все в шутку.
Парадокс в том, что задача этого сериала состоит как раз в обратном: это претензия именно на интеллектуальное высказывание, попытка создать нечто альтернативное тому, что идет в массовом сегменте. Создать такой вот русский Netflix. Сценарий — дебют актрисы Паулины Андреевой, точно так же, как и дебют Федора Бондарчука в качестве режиссера сериала. В основу тут положены нетривиальные и хорошие идеи. Ну вот, например, все разговоры крутятся вокруг чувства вины. Это действительно проблема: можно ли назвать наше чувство вины ложным или же это голос совести? Как отделить одно от другого? «Вы хотите перейти из одной комнаты в другую,— говорит главный герой во время сеанса одному из пациентов.— Вернуться обратно уже нельзя. А заходить в новую страшно. В итоге вы остаетесь жить в дверном проеме». В общем, тут есть над чем задуматься. «Гомосексуальность, а не гомосексуализм!» — заканчивает свою лекцию мать героя на высокой ноте. Вообще, сериал явно хочет выглядеть острым, гуманным и современным и поднимает табуированные прежде темы (например, секс пожилой пары). Ну и, конечно, умные разговоры — редкость для русского кино.
Проблема, однако, в том, что авторы описывают жизнь очень узкой прослойки — «внутри Садового кольца». Они делают сериал «о себе и своих друзьях-родственниках»; ну что ж, по-своему честно. Но они делают это так, как будто другой жизни не существует вовсе (для баланса там есть, конечно, пара героинь «из простых», которые, заметим, совершенно психически здоровы). Вдобавок эти богатые и умные выглядят так, как будто они уже сто или двести лет так живут. В других сериалах нам часто внушают, что советская жизнь и нынешняя — «одно и то же». Здесь авторы, напротив, делают вид, что советского опыта не было вовсе или он какой-то уже безнадежно «бабушкин». Все тут свято блюдут тайну личной жизни, ездят в офис на электрических самокатах, работают в каких-то плюшевых офисах. А в свободное время занимаются благотворительностью и работой в поисковых отрядах. Проштрафившегося психолога вызывают в этический комитет. Вы подумайте только — этический! Есть, скажем так, в нашей стране комитеты и пострашнее. А тут авторы вокруг этого вызова устроили целую драму. Словом, как это часто бывает, нам рассказывают про какую-то идеальную жизнь в идеальной стране — но явно не в нашей.
Но все равно все упирается в вопрос: насколько это убедительно сыграно? Между прочим, для актеров это интересная задачка, поскольку играет тут весьма звездный состав. И все они имеют возможность оторваться, в переносном смысле, ну и в прямом, от своих позолоченных амплуа на первых каналах. Актриса Анна Чиповская, например, играет тут наглую, но запутавшуюся девушку, которая «боится постареть». Игорь Верник — наркомана, а его жену, ту еще стерву,— Марина Александрова. И все они — модные, нервные и умные. Но вот вопрос: как показать, как сыграть ум на экране? В советском кино это умели, а как теперь, с помощью каких приемов? Очки? Костюм? Умные слова? Дело в том, что эти умные слова, выученные по бумажке, должны быть хотя бы в небольшой степени известны актеру до того, как он начнет разучивать роль. А здесь бросается в глаза, что большинство актеров слов таких никогда не слышали. А каковы эти диалоги? «Привлечь внимание своей интеллектуальной составляющей»,— говорит главный герой. Зачем тут слово «составляющая»? Интеллектуал не употребляет лишних слов для учености. Все эти «составляющие» — из словаря образованщины, как писал Солженицын. Нам показывают, как главный герой курит, пьет, нюхает с горя и вообще сходит с ума. Но почему он, извините, ничего не читает? Для интеллектуалов чтение — вещь естественная, казалось бы. Но тут у нас вообще никто ничего не читает.
При этом актеры играют «умное» еще и с какой-то старорежимной страстью. На всем этом лежит опять же печать классической школы. Актеры учились на Чехове, Шекспире, Бернарде Шоу — и это у них на подкорке. Но ни у кого нет навыка игры одной мимикой, жестом, паузой, молчанием. Эй, хочется крикнуть, вы же не на сцене! «Вы впервые критически относитесь к себе»,— Богомолов обращается к пациентке с такой интонацией, с какой Король говорил в советском «Гамлете» Григория Козинцева: «Не пей вина, Гертруда». А кого вообще тут играет Богомолов, кроме Гамлета? Интеллектуал 40 лет, вынужденно одинокий, все понимающий; размышляя, мы приходим к выводу, что он наследует известному советскому архетипу — Штирлицу — Тихонову. В задумчивости он точно так же выкладывает из таблеток какую-то таблицу Менделеева. Правда, иногда разбавляет свою задумчивость дуракавалянием — в точности, как другой культовый советский герой, Карлсон. И пропавшая жена (которая появляется во флешбэках) как две капли воды похожа на жену Штирлица. Трудно убежать от классической школы, ох как трудно. Но на что тут опереться актеру, с другой стороны, если, собственно, сама современность у нас на экране не сформулирована, не отточена, не отлита в образах?
Опять же в духе классической школы Станиславского актеры разыгрывают каждый психоаналитический сеанс как спектакль. Но сеанс у психолога — это не спектакль, сказал бы психоаналитик Жак Лакан. Это именно работа, наподобие распутывания ниток, и ее нужно играть как работу. Кстати, про профессиональную этику героя: Олег запросто посылает куда подальше своих клиентов. «Стресс лечат еще большим стрессом»,— советует завкафедрой психологии. Куда смотрит этический комитет?.. Ни один настоящий психолог не позволит себе такого, даже если клиент — полный зашквар. Есть хороший пример — сериал «Клан Сопрано» про мафиози, который лечился у психоаналитика. Вся драма психолога в том, что она должна продолжать делать свою работу, сохраняя ледяное спокойствие на лице, даже слыша жуткие подробности из жизни клиента. Вот что создает в итоге интригу. Играть нужно, ничего не играя, этого, конечно, русский сериал пока не умеет. Именно поэтому и — не Netflix.
…Кстати, герой все время вытирает руки влажными салфетками, тщательно их моет и пересаживается подальше от людей. Задумывалось это как демонстрация его нервического состояния, естественно. Однако, пока снимался сериал, как говорится, много чего изменилось в мире. И теперь, когда в кадре другой психолог с улыбкой говорит нашему герою: «Не слишком ли часто ли вы вытираете руки?» — ему хочется ответить: дядя, ты что, тупой?.. Так, хочется написать, сама природа посмеялась над создателями сериала. «Сами вы психи»,— как бы отвечает она создателям. Живете в прошлом. Хватит уже. Выходите из дверного проема — в следующую комнату.