Дурдом на "Кинотавре"

Михалкова: «Я нигде не выглядела так жалко, как в фильме «Сумасшедшая помощь»

Открытый российский фестиваль «Кинотавр» продолжает работу в городе Сочи, и конкурсная программа день ото дня становится круче. Представляя свои картины, авторы предлагают вывести из кинозала детей, так как «в фильме много мата». В первые дни «Кинотавра» можно было сказать, что по жесткости фильмов он почти дотянул до уровня последнего каннского. Теперь же стало ясно: мы ничем не хуже! У нас тоже все есть: и расчлененка, и ад покруче европейского, и свой антихрист в этом аду.


К тому же наш ад понатуральней – слишком для многих узнаваемы реалии, перенесенные на экран в изощренной кинематографической форме. Слишком многие живут в таких городах - с унылыми спальными районами, типовыми квартирами с некрасивыми обоями и убогой скрипучей мебелью – как в фильме Бориса Хлебникова «Сумасшедшая помощь». Именно в такой, тоскливый до судорог и пропитанный агрессией мегаполис приезжает из белорусской деревни тихий, инфантильный мужичок Женя (Евгений Сытый). Какие-то невнятные юнцы сходу отбирают у него мобильный, деньги, сумку с вещами, и стал бы Женя бомжем, если бы не пришла сумасшедшая помощь в лице пожилого человека без имени – бывшего инженера (Сергей Дрейден), психически больного и одержимого манией деятельного добра. Словом, одинокий крокодил нашел друга (на этой аллюзии - с крокодилом Геной и Чебурашкой - всячески настаивают авторы фильма). Друзья неустанно творят добро, но в силу неадекватности одного и запредельной инфантильности другого, добро в их исполнении превращается в свою противоположность. По соседству с Геной и Чебурашкой обитает участковый милиционер (Игорь Черневич), которого вот-вот комиссуют по причине психической болезни. Словом, мир – дурдом, люди – психи, впавшие в некое болезненное детство. Просто Инженер и Женя – добрые дети, а участковый - злой мальчик. Единственный персонаж, претендующий на нормальность – дочь Инженера (Анна Михалкова), любовно и терпеливо обихаживающая больного папу и его друга. Впрочем, и за ее вменяемость нельзя полностью поручиться – есть в ней что-то от идиотичной сестры Лизаветы из «Преступления и наказания». Обреченность разлита в атмосфере фильма, и с самого начала мы с тянущим беспокойством следим за судьбой добрых «мальчиков», не без основания ожидая какой-нибудь мерзости от «мальчика» злого. Разумеется, в финале мент до смерти забивает Инженера, потому что наше новое кино, похоже, знает только два архетипа – палач и жертва. 

На палачей и жертв мир делится и в фильме Игоря Волошина «Я». Игорь Волошин – фигура в нашем кино особая. Если за Хлебниковым чувствуется некое благополучное прошлое интеллигентного мальчика, внимательно смотревшего на киноведческом факультете ВГИКа фильмы Жана Виго и других классиков мирового кино, то Волошин прожил нелегкую жизнь. С наркоманией, лечением в дурке, как это было у большой части поколения, принявшего на свои юные и слабые плечи, не обремененные образованием головы всю силу удара вдруг навалившейся свободы начала 90-х. О чем режиссер и рассказал в автобиографическом фильме «Я», который углубляет и расширяет тему, заявленную им в прежних картинах – в том числе в «Нирване», получившей приз за лучший полнометражный дебют на прошлом «Кинотавре». В «Нирване» мир наркоманов был эстетизирован, казалось бы, до предела. Но куда ей до новой работы Волошина! Пересказывать фильм «Я» – пустое занятие, в силу того, что киноязык его настолько продвинут и изощрен, что само содержание без этой формы как бы и не имеет значения. Скажем лишь, что действие развивается в дурдоме, реалии которого прописаны с немалым кинематографическим вкусом. Попутно возникают эпизоды из наркоманского детства героя (Артур Смолянинов), а также его глюки, фантазии и сны, снятые запредельно красиво (оператор Дмитрий Яшонков, художник Павел Пархоменко). Именно эта красотища – как кажется, намеренно - стирает грань между добром и злом, удесятеряя соблазн, которым буквально сочится экранный мир, созданный Игорем Волошиным и его единомышленниками. Здесь возможно все: от мата, на котором говорят все персонажи до провокационных на грани с прямым богохульством цитат из Евангелия, от расчлененного трупа героя до детально изображенного процесса приготовления и приема всяческой «дури» и «дряни». Автор, безусловно, любит своих героев, ничем, кроме беззащитности перед наркотическим кайфом, непримечательных, всячески навязывает эту любовь зрителям. Ну а там - дело ваше. Некоторых «впирает». 

Надо сказать, что третий день «Кинотавра» в некотором смысле стал бенефисным для Анны Михалковой, которая сыграла в обеих конкурсных картинах, а также является продюсером фильма «Я». Неудивительно, что к ней возникло немало вопросов. Один из них звучал примерно так: «Не хотела ли ваша героиня из фильма «Сумасшедшая помощь» избавиться от психически больного отца?» 

- Я играла любовь, а вовсе не желание убить папу и завладеть его квартирой, - отвечала Анна. – Может быть, такое впечатление возникло из-за того, что вы странным образом проецируете на эту героиню свои представления о моих отношениях с Никитой Сергеевичем (Михалковым – «МК»). 

- У вашей героини в «Сумасшедшей помощи» невероятно смешные туалеты. Кто их придумывал? 

- Спасибо, что отметили. Я нигде не выглядела так жалко, как в этом фильме. После показа картины я нарочно надела вечернее платье, чтобы люди на «Кинотавре» запомнили меня другой. 

- Не возникает ли у вас, как продюсера фильма «Я», нравственных опасений, связанных с очень сильным воздействием этой картины на зрителя. Определенно, в ней есть соблазн, опасный для юных зрительских душ, незащищенных жизненным и духовным опытом? 

- Я росла с ощущением Бога, и у меня, конечно, другой опыт, чем у героев фильма и многих молодых людей моего поколения. Безусловно, я из «другой детской». Конечно, опасения были. Мы много думали об этом. Но кино все же не так прямо действует на зрителей. Не стоит преувеличивать его роль и думать, что те, кто увидят на экране наркоманов, тут же последуют их примеру. Молодежь, я уверена, видит только форму – как это лихо, круто, быстро. А содержание как бы проходит мимо, для его понимания нужен жизненный опыт, который, в свою очередь, защищает от прямого необдуманного подражания экранным героям. Я считаю, что мы молодцы, сумели отказаться от привычной схемы и большое внимание уделили разработке нового киноязыка. 

Говорят, дальнейшая конкурсная программа «Кинотавра» не даст расслабиться – чем дальше, тем круче, жестче и жесточе, как показали три прошедших фестивальных дня.  

Валерия Горелова

Московский комсомолец
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе