Больше, чем художник

Александр Адабашьян рассказал о своих политических взглядах, творческих воззрениях и дал оценку мировому кинопроцессу.
Фото: Александр Демьянчук / ИТАР-ТАСС


Его вклад в кинематограф невозможно свести к профессии художника, с чего начинался его творческий путь. Он не только сценарист, режиссёр, актёр, но и мыслитель, идеолог многих великих фильмов, ставших классикой. И беседа с ним тематикой кино не ограничилась
.

– Хочется говорить об искусстве, но реальность игнорировать невозможно. Уже год, как идёт конфликт между Украиной и Россией. Как вы относитесь к происходящему?

– Этот конфликт начался не 24 февраля. Невозможно не принимать во внимание, что Донбасс обстреливали предыдущие восемь лет. Но точка отсчёта – гораздо раньше.

В далёкие, вполне спокойные времена я часто бывал в Киеве, сотрудничал с Балаяном, Криштофовичем. По-человечески всё было нормально. Мы работали там, кинематографисты Украины свободно, с выгодой работали в России, яркий пример – тот же Богдан Ступка. Но временами очертания будущего конфликта всё же просматривались.

Была такая картина у Криштофовича – «Ребро Адама», она имела определённый успех в Европе, и ему предложили снять кино во Франции. Я должен был выступить в качестве сценариста, и мы по приглашению французского продюсера поехали в Нормандию. Работали над сценарием втроём, свободного времени для общения оставалось достаточно, и помню, как Криштофович на полном серьёзе, увлечённо рассказывал мне, что украинцы произошли от древнего племени укров, которые выкопали Чёрное море, что украинский язык – прародитель всех европейских языков, а русский – искажённая версия украинского. Когда я робко заметил, что существует иной взгляд на историю, столкнулся с плохо скрываемым раздражением.

Многим сюжет про укров, выкапывающих море, может показаться «русской пропагандой» – настолько он карикатурен. Возможно, я бы тоже его воспринял как анекдот, если бы собственными ушами не услышал эту экзотическую трактовку от коллеги-киевлянина, интеллигента, известного советского режиссёра.

В начале двухтысячных знакомые артисты купили в Киеве у метро брошюру, очень их впечатлившую. Из неё следовало, что Христос – украинец, апостолы на самом деле зовутся Пэтрó и Павлó, родина православия – Украина, оттуда оно и заимствовано Византией… И, обсуждая эти новые сведения из киевской брошюры, мы тоже посмеивались. Конфликт назревал уже тогда, но для большинства оставался незаметным, потому что отраву распространяли гомеопатическими дозами.

Война началась на Майдане в 2014-м, и спровоцировали её Штаты. После событий в Крыму военные действия перешли в активную фазу на Донбассе. Сегодня Запад посылает всё больше вооружений Украине, искусственно затягивая конфликт, конечные бенефициары которого – Америка и НАТО.

Когда говорят, что эта война чудовищна, нужно понимать, что и Великая Отечественная была чудовищной войной. Но иного выхода нет. Если звучат призывы, что Россию, русских нужно уничтожить, уже не до пацифизма. Ради абстрактного мира мы должны согласиться, чтобы нас резали? Я не думаю, что возможен сценарий, отличный от того, что осуществился в 1945 году. На Украине – самый настоящий неонацизм, сколько бы ни говорили с сарказмом украинские пропагандисты: «Где вы видели у нас нацистов?» Бандеровщина, неонацизм, по сути, стали частью государственной идеологии Украины, и поэтому я не вижу возможности для компромисса. Нужна победа.

Да и вообще, о каких переговорах можно вести речь после признаний Меркель, Олланда и Порошенко, что Минские соглашения изначально были фикцией, имели целью обмануть Путина? Если и договариваться, то с США – инициатором и движущей силой этой войны. Но очевидно, что американцам не нужны мирные договорённости, война им выгодна – чтобы ослабить Европу, чтобы ослабить Россию, чтобы заработать на продаже оружия, углеводородах.

– Не любите Америку?

– Вспоминается мысль Чарльза Диккенса, что миссия Америки – опошлить Вселенную… Америка создавалась людьми, которые приехали на новые земли в поисках лёгких денег. В Америке всё сосредоточено на прибыли, в этом суть американского образа жизни, вся пошлость американской цивилизации. Всё крутится вокруг денег – человеческие отношения, искусство, политика. Прибыль извлекается из войны на Украине, из продвижения ЛГБТ-повестки, даже ковид они умудрились сделать способом обогащения. Помните, Маленький Принц говорит, что взрослым не хватает фантазии представить домик из розового кирпича с геранью на подоконнике и голубями на крыше, пока им не скажут, что он стоит сто тысяч франков? Так вот, это Экзюпери об американской цивилизации скорее говорил, о долларах, не о франках.

Именно американцы создали систему и распространили её едва ли не на весь мир, в которой ценность фильма определяется не его художественными качествами, а сборами в прокате. Порнография приносит хороший доход? Значит, давайте её легализовывать, а то деньги идут мимо налоговой системы. Творчество – химера, нужно производить контент. Да что там кино! Человеческую жизнь тоже можно свести к денежному эквиваленту, разобрать тело на органы и получить прибыль.

– Можно сказать, что Франция, где вы много работали, – другая, что Франция противостоит американским ценностям?

– Раньше противостояла, сейчас уже нет. Франция, к сожалению, почти слилась с американской цивилизацией, почти потеряла своё лицо. Замечательного французского кино уже нет, как нет итальянского. В мировом кинопрокате доминируют американцы. Исключение – Индия, в которой снимают до 900 фильмов в год. Там, кстати, довольно мощная цензура, что не мешает стране развиваться и во многом позволило индийцам сохранить собственный кинематограф.

Наши «либералы» в 90-е передали в частные руки кроме прочей государственной собственности и кинопрокат. Гайдар и К°, увлечённые американскими экономическими идеями, развалили наше кино, систему отечественного кинематографа, открыли страну для экспансии Голливуда.

Забавно, что Гайдару, которого Чубайс называл глыбой, в Москве установлен памятник, но он, можно сказать, секретный, о нём почти никто не знает. Скульптура – во внутреннем дворе Библиотеки иностранной литературы. Видимо, авторы проекта опасались, что идеолога «шоковой терапии» могут забросать яйцами, окажись он в общедоступном месте.

В рамках реформ 90-х российский кинопрокат был скуплен американскими компаниями. Его наша власть преподнесла Голливуду на блюдечке. С тех пор новые хозяева стали определять, какой фильм выпускать, когда и как долго демонстрировать. Для того чтобы нашу картину всунуть в афишу, требовалось чуть ли не вмешательство министра культуры. Мощная реклама американского кино заполнила прессу, ТВ. Продвигали Голливуд изобретательно, создавался целый миф – с закулисными интригами, историями звёзд. Я убеждён, что стереотип о гениальных американских артистах – сильное преувеличение. При хорошем режиссёре кино может раскрутить любого. В театре их звёзды играют редко или совсем не играют, а это гораздо сложнее. Во время расцвета нашего немого кино существовало понятие не актёра, а кинонатурщика – очень точное определение. Так вот, американские звёзды в массе своей – кинонатурщики. Современное американское кино обманчиво, роль складывается из коротких фрагментов, которые выстраиваются режиссёром, что и формирует общее впечатление. Артисту достаточно пяти-шести штампов, остальное – блестящая съёмка, технические эффекты, пиар, реклама, и дело сделано. Наши молодые актёры пытались любым путём прорваться в американское кино и с гордостью рассказывали, что были в Голливуде и видели, как из машины выходил Ди Каприо. Маленький эпизодик в фильме производства США становился для них чуть ли не вершиной творческой биографии. Мне кажется, что для русского артиста, живущего в стране с великой кинематографической историей, такой подход просто унизителен.

– А когда, по-вашему, на каких режиссёрах закончился итальянский и французский кинематограф?

– Думаю, что по гамбургскому счёту итальянское кино как уникальное явление закончилось с последними фильмами Феллини. Бертолуччи – уже компромисс. Во Франции последний из могикан – Годар, который американское
кино ненавидел. Как-то во Франции я слышал его интервью. Он Америку отказывался называть Америкой, задавался вопросом: а с какой стати эта нация называет себя Америкой? А что, Аргентина, Никарагуа – не Америка? Он говорил о США как о стране, не имеющей названия. А какие, мол, могут быть права у такой страны? Он видел в американской системе ценностей причину гибели европейского кино.

– Значительная часть вашего творчества связана с Никитой Михалковым, как складываются отношения с ним сегодня?

– Творческих практически нет. Он занимается в основном театром, у него своя театральная академия. Кроме того, он серьёзно занимается программой «Бесогон». Мы регулярно общаемся, перезваниваемся, периодически встречаемся.

Когда не работаешь вместе – это, конечно, менее тесные взаимоотношения. Работа над картиной – это 2–3 года совместной жизни с ежедневным 24-часовым, по сути, общением.

– У каждого свой любимый фильм из ряда ваших совместных, а на меня в своё время ошеломляющее впечатление произвела картина «Несколько дней из жизни Обломова». Обломовщину принято было осуждать, а у вас Обломов получился таким притягательным…

– В этом всё и дело. Этой трактовкой образа мы и руководствовались. У меня, когда я впервые прочитал роман, возникло то же ощущение, о котором вы говорите. С какой нежностью и упоением описан сон главного героя, когда тот грезит о своей Обломовке. А ведь у читателя описанные детали скорее должны вызвать иронию – прямо руками крестьянские мальчишки ловят перепелов, и не для еды нужны они вовсе, а чтобы услаждать людской слух пением…

Роман «Обломов» – это один из примеров, когда автор оказывается талантливее своего ума. Гончаров сел за написание книги с задачей осудить обломовщину и возвысить Штольца с надеждой, что когда-нибудь в России появятся наконец 100 тысяч Штольцев и архаичная страна встанет на верный путь европейского развития. Обломов оказался притягательнее, симпатичнее, глубже.

К такой же трактовке романа пришёл и Никита Михалков, когда ехал в машине, а по радио Табаков читал «Сон Обломова». Мы перечитали роман и вынесли вердикт, что Гончаров хотел писать об одном, а получилось о другом. То, что он намеревался ненавидеть, он на самом деле любил, потому что сам по натуре был Обломовым, а Штольца просто выдумал. Илья Ильич выписан с такими деталями, так подробно, с такой теплотой и умилением, а Штольц – одной краской. Он деловит, у него сразу всё получается, в образе нет глубины. Поэтому Никита утвердил на роль Штольца Богатырёва, что добавило объёма. А Юра, который, кстати, очень хотел сыграть Обломова, всё время говорил, что в образе Штольца «не за что зацепиться», ни одной живой черты, абсолютная машина.


1986 год, с Марчелло Мастроянни на съёмках фильма «Очи чёрные»,
режиссёр Н. Михалков, А. Адабашьян – художник, соавтор сценария


Мы не насиловали текст, ничего не переделывали. Вся история отношений Обломова с Ольгой прописана Гончаровым настолько пронзительно, точно и детально! А Ольги со Штольцем – вышла замуж, общие слова, анкетные данные. Замечательная деталь: когда Обломов женился на Пшеницыной, вдове, у которой уже было двое детей, и она родила третьего, Илюшу, то Илья Ильич не делал разницы между собственным сыном и детьми Пшеницыной от первого брака. Когда Обломов умер, то Штольц с Ольгой взяли к себе только Илюшу, а Пшеницына так и осталась с двумя своими. Штольцу они были не надобны. Вот он – зачаток будущего американского гражданина! Нерентабельно! Одно дело – наследник Обломова, а другое – дети какой-то Пшеницыной.

– Юрий Богатырёв каким вам запомнился, тоже ведь трагическая фигура?

– Безусловно – трагическая… Невероятно одарённый человек… Сначала он учился в Калининском художественном училище, потом поступил в студию эстрадно-циркового искусства, потом в Щукинское. Юра был очень музыкален, хорошо рисовал, в моей московской квартире есть его работы. Он мог играть любые роли, амплуа у него не существовало.

Юра был прописан в Новогорске, под Москвой, а это довольно далеко. Студентам из Подмосковья общежитие не предоставляли, Юра нуждался в жилье. Он жил полтора года у Кости Райкина, а потом у нас дома на Новом Арбате. Он был большой, пухлый, из полукругов и овалов, с огромными руками, которые мы с Костей называли верхними ногами. Когда Никита утвердил Юру на его первую кинороль в «Свой среди чужих, чужой среди своих», то я увидел, как без фитнеса и диет он вдруг превратился в сухого жилистого мужика, с другой походкой, другой манерой говорить. Человек, который не сидел на лошади, после нескольких уроков скакал, как заправский кавалерист. Никогда я не встречал артиста, который был способен к таким физическим перевоплощениям.

Человеком он был непростым, в чём-то крайне наивным, ревнивым, ранимым. Если приглашал на премьеру, а ты на следующий день не позвонил, не расхвалил, он обижался, исчезал на время. Потом мог позвонить сам и между делом спросить, какое впечатление произвела его работа. Постепенно в разговоре оттаивал. Неудачных ролей у него не было, артист – от Бога.


1985 год, Олег Янковский, Александр Абдулов, Александр Адабашьян
и Роман Балаян на съёмках фильма «Храни меня, мой талисман»


– Вы не раз пересекались с Людмилой Гурченко – в «Пяти вечерах», в «Полётах во сне и наяву»… В чём феномен Гурченко?

– Она была очень сложным человеком, с очень трудным детством. Чтобы понять природу этого явления, нужно обязательно прочитать её замечательную книгу «Моё взрослое детство». Её детство – Харьков времён войны. Она пела песни и в немецких, и в советских госпиталях. Она видела все ужасы войны, голод, нищету, смерть. Она обожала своего отца. Именно он ей внушил, что она должна стать звездой, хотя никаких предпосылок к этому вроде и не имелось. Простоватое лицо, харьковский говор, и со всеми этими противопоказаниями она поступила во ВГИК. После головокружительного взлёта в «Карнавальной ночи» последовало падение. Мало кому понравится, что какая-то 23-летняя девчонка гремит по всем концертным площадкам. Её обвинили в левых заработках. Наверное, там не всё было чисто, но явно этим занималась не она, а администраторы. В газетах появились карикатуры, что она гребёт деньги, как спрут. Когда тебя опозорили на всю страну, вчерашняя народная любовь сменилась на народный гнев, это не каждый может пережить. Она пережила. Она сама себя за волосы вытащила.

С людьми трудно сходилась, но если сходилась, была крайне порядочна. Мы работали в нескольких картинах, дружили, но отношения охладились после её ссоры с режиссёром Евгением Гинзбургом, у которого Люся снималась. Потом я долго работал за границей. В последние годы отношения наладились, я даже заходил к ней в гости. Она была безудержно талантливой, помешанной на профессии и желании успеха. Не материального – она легко могла заработать на концертах. Ей всё время хотелось играть, играть то, что не играла прежде.

Если бы не тяжёлая травма ноги (во время съёмок очередного мюзикла Олег Попов упал на неё всем своим весом), она сыграла бы генеральшу в «Неоконченной пьесе...» Серьёзная чеховская роль, к сожалению, не состоялась.

– У вас больше полусотни ролей, но, наверное, самая известная – Берримор. В чём секрет нашего «Шерлока Холмса», которого считают шедевром во всём мире? Советскому кино вообще удалось экранизировать английскую классику лучше англичан: «Опасный поворот», «Чисто английское убийство», «Стакан воды»…

– Режиссёр Масленников придумал таких англичан, каких и в Англии никогда не было. В фильме сыграли крупнейшие актёры: Ливанов, Соломин, Янковский, Рина Зелёная, Демидова, Михалков, Купченко, Мартинсон и многие другие. Даже в эпизодах – крупные фигуры. Выступала настоящая сборная СССР. Мы играли наше представление об англичанах. Всё получилось очень стильно, вычурно-английским. Вот и весь секрет успеха.


Британская классика гораздо убедительнее в русском исполнении
Кадр.jpg


– И в «Обломове», и в « Неоконченной пьесе...» действие происходит в классической русской дворянской усадьбе, вспоминаются многие рассказы Бунина… А что для вас значит русская усадьба?

– Лично для меня ничего, я к родовитому дворянству не принадлежу. Если у Бунина действительно любование уходящим дворянским бытом, некое поэтическое чувство, тоска по былой жизни, то у Чехова, как у писателя, на мой взгляд, более жестокого, не умиление умирающим дворянством, а критическое, трезвое к нему отношение. Он не случайно называл свои произведения комедиями. Многим это было непонятно. Ведь трагический финал, дом заколачивают в «Вишнёвом саде», обитатели усадьбы разъезжаются навсегда, и впереди неизвестность. На самом деле всё это довольно жёсткая комедия. Обитатели усадеб сами себе всё это создали своим образом жизни, своим бездельем. Лопахин на каждом шагу предлагает варианты: давайте часть сада продадим, здесь будут дачи. Другая жизнь идёт, нет уже крепостного права, никто вам не будет платить за сам факт вашего существования. Их ответ: какая пошлость, какие-то дачники здесь будут, здесь же поэзия! Какая поэзия? Вы скоро на улице окажетесь. Продать сад? Ни за что. И живут, денег нет, но есть конторщик, правда, считать ему нечего. Куча приживальщиков-бездельников.

Вот два разных подхода к умирающей русской усадьбе. Они жестокие, чеховские истории. Получайте то, что вы заслуживаете. И вообще, к этому аристократичному, буржуазному быту у меня довольно критическое отношение. Мы как-то обсуждали со студентами, в каком времени хотелось бы жить. Одна студентка сказала, что хотела бы жить в XVIII веке в Версале. Я ей рассказал о быте Версаля, о его туалетах, запахах, ползающих блохах. Кажется, она передумала. Многие склонны идеализировать антураж прошлой красивой жизни. Кстати, мирискусники восхищались внешней стороной, причём взгляд у них был ироничный…


Окончание в следующем номере

Автор
Беседу вёл Алексей Чаленко
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе