Бла-бла-ленд

Михаил Трофименков о «Джетлаге» Михаила Идова, истории смешных страданий креативного класса;.
Фото: Белые ночи


В прокат выходит «Джетлаг» Михаила Идова, герои которого раскиданы по всему миру, но связаны друг с другом русским языком, любовью к искусству и сексу, а также словом «пошлость», значение которого тщетно пытался объяснить миру Владимир Набоков, еще один герой этого фильма


«Джетлаг», второй фильм журналиста и писателя Михаила Идова, в отличие от дебютного «Юмориста» (2019), трагикомедии об эстраднике времен застоя, вроде бы не содержит большого социального высказывания. Так, симпатичный, но необязательный, умный, но усредненно европейский, меланхоличный, но тщеславный фильм о смешных страданиях креативного класса. Впечатление обманчиво: Идов продолжил в жанре космополитической комедии начатое «Юмористом» исследование креативной пошлости.

Один из героев «Джетлага» — «гений Генрих Демин» (Александр Горелов), режиссер, внешне похожий на Бориса Юхананова, но репрессированный а-ля Кирилл Серебренников, пусть и не по экономической, а по наркотической статье, напоминает молодой коллеге о временах, когда выездной визы даже в ГДР приходилось добиваться потом и кровью. То ли дело сейчас. Действие прихотливо, но, подчиняясь внятной режиссерской логике, порхает из Москвы в Таиланд, Берлин, Португалию, Нью-Йорк, Канн и обратно. Сводя то там, то тут киношников, художников и айтишников исключительно русского разлива. Несмотря на космополитизм, из иностранцев на экране мелькают ровным счетом два португальских полицая, волочащих Генриха в узилище, да пожилая немка, разливающая кофе массовке вампуки из жизни Набокова, которую гений снимает на средства Евросоюза.




Фото: Белые ночи


Триумф глобализации становится еще отчетливее, если суммировать сюжетные ходы. Грубо говоря, все герои фильма, как муж из бородатого анекдота, «уехали в командировку», некоторые — не вовремя вернулись, и все со всеми неожиданно перепихнулись, повысив количество любви и идиотизма в мире до критической отметки. В советской комедии такое действие ограничивалось бы пространством многоквартирного дома. Для новых героев таким домом стал весь шар земной: ну а толку-то? Проект-менеджер Женя (Ирина Старшенбаум) поссорится с компьютерщиком Никитой (Филипп Авдеев) и нежданно окажется не на тайском курорте, а на берлинской съемочной площадке Генриха и в его постели. Тем временем Никита в тропическом раю испытает на себе сладострастие Саши-Чандры (Мария Иванова) и кулачную мощь ее мужа. Между тем актрису-лимитчицу Маргариту (Полина Долиндо), которой Женя и Никита сдали свою московскую квартиру, соблазнит Антон (Павел Ворожцов), продюсер той самой вампуки. Ну и так далее. Можно лишь восхититься, как Идов дирижирует перемещениями доброго десятка героев по чужим городам и койкам.

Однако все несколько сложнее. Идов снимает кино о «своих», о «классово близких». Но нет ничего опаснее для любого социального круга, чем взгляд проницательного брата по классу. Клод Шаброль был всем буржуа буржуа — хоть в палату мер и весов сдавай,— но именно благодаря этому он снял цикл антибуржуазных сатир, сравнимый с «Человеческой комедией» Бальзака. Идов не Шаброль, но к своим героям, при внешней симпатии, он вполне беспощаден.

Не зря же Генрих снимает не что-нибудь, а обреченный на каннский триумф — тем более что режиссер пал жертвой «кровавого режима» — фильм о Набокове. Литературный супермен Набоков мог все — хоть сменить язык, хоть запрограммировать и написать бестселлер. Не мог он только одного: объяснить мировой аудитории значение русского слова «пошлость» и суть явления, которое это слово обозначает.

И не зря же Идов бренчит именно этим словом. «А еще меня в пошлости обвиняли»,— брюзжит Никита, услышав о намерении Чандры «проработать гештальт в ашраме» (под «гештальтом» деваха, начитавшаяся Салмана Рушди, подразумевает измену мужу). Никита прав: Чандра воплощает налитую как яблочко пошлость Гоа и Таи. Но и Чандра права: Никита столь же безусловно пошл со своими арт-претензиями и подработками на ниве рекламы бульонных кубиков. Пошл, как бездарная Маргарита, исполняющая перед Антоном сексуальный танец «на смеси французского с нижегородским» в надежде пролезть в фильм о Набокове. Пошл, как румяный Антон, сохранивший при всем своем интернациональном статусе «тамбовские» замашки.

Чем выше статус персонажа в культурной иерархии, чем изощреннее его творческие стратегии, тем он пошлее. «Мы художники, а у художников все профессионально», «все, что мы делаем,— топливо для искусства»,— бодро конструирует Генрих самооправдания, переспав с Женей. Страшно даже представить — Идов избавил зрителей от этого испытания — образный ряд его фильма. Достаточно того, как сам Генрих расписывает его. «Юный Набоков идет по Берлину после встречи с Верой. В его голове начинает складываться сюжет „Машеньки". И тут аккуратная немецкая брусчатка покрывается травой по пояс, супрематические мужики идут с сенокоса и порхают бабочки!»

Но и Генрих лишь пытается сравняться по силе образности со своей женой и соавтором Мелиорой (Ксения Раппопорт), мировой арт-вамп, звездой Венецианских биеннале. О ее творчестве известно, что у нее все прорастает мхом, а ее меценаты на званых ужинах о Генриха «чуть ли не окурки тушат». Вот он и старается.

Идов кажется вещью в себе: черт его знает, может, ему действительно милы его персонажи, и мы должны им сочувствовать. Но даже если это так, его достаточно тонкий слух и пристальный взгляд сильнее симпатии к мученикам глобализации.


В прокате с 1 июля

Автор
Михаил Трофименков
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе