Кинематографисту Александру Адабашьяну 10 августа исполнилось 76 лет.
Его первая режиссерская картина «Мадо, до востребования» удостоилась премии в Каннах и вошла в коллекцию лучших французских фильмов, а роль дворецкого Бэрримора в «Собаке Баскервилей» с незабываемой фразой «Овсянка, сэр» покорила миллионы зрителей.
В интервью ФАН кинодраматург, художник и актер рассказал, как ему удалось реализоваться в кино и заниматься в жизни только тем, что интересно.
«Я хотел поступать именно в Строгановское»
— Александр Артемович, удивляет диапазон того, что вы делаете в кино и в жизни: сценарист, художник, постановщик, актер, режиссер, лектор на Высших режиссерских курсах. А еще вы поставили две оперы — «Борис Годунов» в Мариинском театре и «Хованщина» в театре «Ла Скала», занимались дизайном интерьеров для ресторанов «Обломов», «Антонио», «Грибоедов». Раскройте секрет, как жить, чтобы заниматься в жизни тем, что интересно?
— Ответ в самом вопросе — заниматься только тем, что интересно. А для меня главное при этом всегда быть художником.
— Случайно ли вы оказались в кино? Что повлияло?
— Когда я учился в школе, то абсолютно точно знал, что хочу поступать именно в Строгановское училище. Долго рассказывать, почему именно туда. Наверное, я многим в жизни обязан школе. Закончил я очень хорошую спецшколу, она был единственная в Советском Союзе французская. В то время, в 1952 или 1954 году, было совершенно неслыханное и бесполезное дело — учить французский язык. Школа считалась методической, поэтому и по другим предметам там учителя, видимо, были повыше уровнем, чем в других школах.
— Школа для избранных?
— Нет-нет-нет! Школа находилась в самом простом районе, на проспекте Мира, я ездил туда на трамвае. Там не было ни бассейна, ни фитнес-клуба, ни школы верховой езды. Самая обыкновенная школа, со всеми предметами, и только часть из них была на французском уже ближе к старшим классам.
— Хотели стать художником, а всю свою жизнь связали с кинематографом?
— Все в основном вокруг кино крутится. В театре я не играл никогда. Хотя, начиналось все еще в школе, где у нас был самодеятельный театр, и мы играли несколько спектаклей на французском языке. Когда началась оттепель и Хрущев съездил во Францию, к нам в школу приезжали французы, и, естественно, мы попали в зону интереса. Один мой спектакль шел по телевизору, у меня даже полуофициальное предложение было в школу-студию МХАТ показаться.
— Что же вы такое сыграли, что вас заметили еще в школе?
— Я играл главную роль в «Маленьком принце» Экзюпери. Не знаю, из каких соображений. Надеюсь, не по росту они меня выбрали, потому что герой под два метра был. И потом еще была небольшая роль в спектакле «Пчелка» по Анатолю Франсу. С этого у меня начался интерес к жанру, что тоже проявилось в будущем, поскольку в нашей околошкольной компании, в числе прочих, был и Никита Михалков…
— И этот французский язык пригодился вам в жизни?
— В результате, да! Когда было в России безвременье, эти «святые» 1990-е, работать было совершенно невозможно, и непонятно что творилось: я работал во Франции, где у меня было три сценария, и в Италии. С одной стороны, это было спасение, и большой опыт — с другой.
Заодно стало понятно, что, в общем, нигде там я жить не могу, только с обратными билетами в кармане. Хотя можно было совершенно спокойно там остаться, закосить под какого-то идеологического страдальца.
«Во Франции все — другое»
— В период жизни и работы за рубежом у вас было признание мастерства через номинации и премии на европейских кинофестивалях, успех у зрителя и, что важно, знание языка. Почему вы не ухватились за статус европейского режиссера и не остались там?
— Ну потому что они другие. Они не хуже, не лучше, они другие, там все другое. Особенно Франция — одна, которая была до войны, и потом другая, нынешняя. Об этом могу судить вполне компетентно, потому что был у меня сценарий для французского фильма «Ренуар», который по объективным причинам решили не снимать.
Готовясь к фильму, я прочитал довольно много французской литературы. Париж довоенный ничего общего не имеет с тем Парижем, который существует сейчас. Их очень подкосило то, о чем сожалеет наша либеральная интеллигенция. Мы не сдались во время войны, не сдали Ленинград, не сдали Москву.
Французы тоже избрали такой путь: они сотрудничали, ловили коммунистов, там вся промышленность работала на Рейх. Англию бомбили с их территории. В общем, сохранили Париж тихоньким, аккуратненьким, ничего там не разбомбилось. Но когда закончилась война и они поняли, что победители, то пришло некое ощущение стыда, подсознательное, наверное, как у непойманного жулика, которого награждают за честность.
Я бы мог сказать, что это мое личное мнение, но вышла такая книжечка в Швейцарии, подборка журналистских статей, называется «Amnésie nationale», что можно перевести как «Национальная амнезия». Вот эта навязанная им всем амнезия очень крепко повредила менталитет. Поэтому, когда читаешь про ту Францию, довоенную, где импрессионисты, поэты, писатели, пылкие француженки, столица моды, то понимаешь — уже ничего этого нет.
По инерции они продолжают себя считать столицей моды, хотя давно уже законодательницей мод стала Италия. Вся эта парижская жизнь, парижский шик, «столица любви», — нам эти мысли пытаются внедрить искусственно, пропагандистскими инъекциями. Италия мне куда ближе, симпатичнее. Но все равно они другие.
— Как вы относитесь к своему режиссерскому дебюту, фильму «Мадо, до востребования»?
— Во времена работы в Париже в начале 1990-х я снимал фильмы как режиссер. Единственный фильм, который я считаю своим, это «Мадо, до востребования». Это профранцузская картина, она даже номинировалась на тамошний главный приз, потом была куча призов фестивальных, Каннского в том числе, но не в главном конкурсе. Единственным русским актером там был Олег Янковский, который играл по-русски. Стопроцентно французская картина.
Потом был сценарий — «Таяние снегов» режиссера Лорана Жауи, с которым мы еще сделали телевизионный сериал «Домби и сын». В Италии мы с Джакомо Кампиотти сделали картину «Как два крокодила», у которой даже была номинация на «Золотой глобус».
Какие-то фильмы были успешные, какие-то менее успешные, я все же благополучно вернулся и продолжаю работать здесь.
«Найти прокатчиков для подросткового фильма нелегко»
— Над чем вы сейчас работаете?
— Мы только-только закончили картину с Анной Чернаковой. У нас несколько совместных картин: «Собачий рай», «Жили-были мы», «Про Лелю и Миньку» по рассказам Зощенко. Три дня как сижу на даче с большим удовольствием, отдыхаю, пока планов конкретных нет.
— О чем новая картина? Продолжает ли она ваш курс на кино для детей и юношества?
— В фильме — реконструкция истории, но, в принципе, это история любви, которая начинается в годы войны как заочная, потому что герои знакомятся по переписке. Потом история прерывается по непонятным причинам, а уже в наше время совершенно другая девчонка, не имеющая никакого отношения к этой истории, случайно натыкается на ее следы. Цепь каких-то случайностей, как ей кажется, а на самом деле закономерностей, приводит ее к тому, что она начинает в этом разбираться и в конце концов узнает, что там происходило.
— Реальная история?
— Нет-нет, это сплошной вымысел.
— Где проходили съемки и когда лента выйдет в прокат?
— Снимали на «Мосфильме», картина с огромным количеством объектов и мест действия. Снимать 1942 год, время действия половины картины, очень трудно, потому что мало чего осталось похожего на то время. С нашими днями было полегче. Закончили съемки, моя работа как художника закончилась, как сценариста — еще не до конца, потому что мы сценарий писали вместе. А сейчас начнется озвучивание. По идее, в конце 2022 года картина должна выйти в свет.
— Кто возьмется за прокат фильма?
— Не знаю. Все это очень сложно, потому что у таких картин прокат очень хиленький. Это подростковая картина, к тому же патриотического свойства, потому что речь идет о войне, хотя там нет военных действий, а это сейчас не в тренде. Поэтому найти прокатчиков, я думаю, будет нелегко, тем более что весь прокат у нас принадлежит нашим заокеанским партнерам. Они не торопятся нас «санкционировать» по этой части и не перестают поставлять нам свои фильмы.
— Для какой аудитории?
— Подростки, скорее всего, лет 13-14.
— У вас семеро внуков. Вы, наверное, хорошо знаете, что интересует современное поколение детей?
— Считается, что дети только и смотрят боевики и стрелялки или сидят в интернете, в «ТикТоках». Я ни в каких соцсетях не состою, поэтому, честно говоря, не знаю, что там делается, мне это не интересно. Но это мое личное мнение. Я езжу в общественном транспорте и наблюдаю, что 100% пассажиров сидят, уткнувшись в свои гаджеты. Мои внуки с братьями, сестрами чем-то обмениваются, но это они между собой. Они в общем понимают, что я из другого времени.
— Внуки знают творчество деда? Вы для них авторитет?
— Все-таки 76 лет мне исполняется: конечно, авторитетом для них будешь, хочешь или не хочешь. Старший — уже студент, самому младшему — четыре года.
— Вы преподаете сейчас студентам?
— Я преподавал два года на высших режиссерских курсах и понял, что это совершенно не мое, что это просто отдельная профессия, которой я не владею.
— Кто-то из детей или внуков выбрал профессию в сфере театра или кино?
— Нет, слава богу, потому что я знаю, насколько это тяжело, насколько зависимые актерские и режиссерские профессии.
«Кратчайший путь к деньгам — боевики»
— Трудно быть художником в кино? Изменилась роль художника в современном кинематографе?
— Изменилась! В сериалах, например, роль художника сведена до минимума. Стало больше технических возможностей, конечно, но изменились сроки производства: снимают значительно быстрей, все ориентировано исключительно на извлечение прибыли. Поэтому кратчайший путь к деньгам — боевики, какие-то семейные запутанные истории, допустим спортивные.
— Считаете ли вы время сотрудничества с Никитой Михалковым самым лучшим в вашей творческой жизни?
— Ну конечно, все лучшее происходит, когда ты молод, что и говорить. И небо было синее, и снег был белый, все было прекрасно и замечательно. Разница в том, что точно так же сожалеют и рассказывают, как хорошо и дружно жили в коммуналках. Я в коммуналке не жил, но был у своих одноклассников и видел этот ужас. А все равно все вспоминают с нежностью, не потому что в коммуналке было лучше, а потому что в 16 лет весело жить в таких условиях.
— У вас более 40 эпизодических ролей. Бэрримор и Берлиоз — любимые?
— Не могу сказать, что «Овсянка, сэр» — это что-то! Но там компания была очень хорошая, там процесс был замечательный. Если всех перечислять, то это такая сборная СССР была, по алфавиту: от меня до Янковского.
— На праздновании дня рождения будет шумно?
— Никаких особых традиций в связи с моим днем рождения нет, будет застолье: если погода будет хорошая, то на улице. Жду, что приедут все внуки.
— В творчестве вы многогранны, как человек эпохи Возрождения. Остались ли скрытые таланты? Может быть, вы петь хотите или писать музыку?
— Нет у меня слуха, и музыкальной грамотности я не обучен. Так что слишком высоко ставить себя рядом с Леонардо: так рисовать, заниматься скульптурой, наукой и техникой я не могу, к сожалению, не дотягиваю (смеется). А он еще, кстати, был музыкантом-импровизатором.
— Чему вы радуетесь, что рождает эмоции?
— Делать только то, что тебе интересно, вот и все!
Российский сценарист, художник, актер и режиссер Александр Артемович Адабашьян родился 10 августа 1945 года в Москве.
В 1971 году окончил факультет художественной обработки металлов Московского высшего художественно-промышленного училища имени С.Г. Строганова.
В 1964-1967 годах, прервав учебу, проходил службу в Вооруженных силах СССР. В кино начал работать с 1970 года — художником-декоратором в дипломном фильме «Спокойный день в конце войны» Никиты Михалкова. Совместно с ним написал сценарий фильма «Неоконченная пьеса для механического пианино» (1977), «Пять вечеров» (1979), «Несколько дней из жизни И.И. Обломова» (1980), «Мой любимый клоун» (1986), «Очи черные» (1987) и другие.
Адабашьян — сценарист кинолент «Рецепт ее молодости» (1983), «Выигрыш одинокого коммерсанта» (1984), «История одной бильярдной команды» (1988), «Испанская актриса для русского министра» (1990), «Настя» (1993), «Дом» (1995), «Время любви» (1999), «Сосед» (2004) и др.
Он также написал сценарии к французскому фильму «Домби и сын» (Dombais et fils, 2007), детективу «Смерть в пенсне, или Наш Чехов» (2010), драме «Косухи» (2013), семейному фильму «Собачий рай» (2013), а также вместе с Никитой Михалковым и Владимиром Моисеенко стал сценаристом драмы «Солнечный удар»(2014) по одноименному рассказу и дневникам Ивана Бунина «Окаянные дни».
Как режиссер Александр Адабашьян снял фильмы «Мадо, до востребования» (1990) и «Азазель» (2002).
Заслуженный художник РСФСР (1983), лауреат Государственной премии Казахской ССР (1978). В 2016 году Александр Артемович был удостоен звания «Заслуженный деятель искусств РФ».