Аль Пачино: «Слава небесам, я не играю юношу, это уже что-то»

Антон Долин поговорил с актером Аль Пачино об «Унижении» Барри Левинсона, возрасте, вдохновении, своих проектах на HBO и разнице между кино и театром.
Фотография: Corbis/All Over Press

Неловко начинать интервью таким вопросом, но поразительно, как вы держите форму, профессиональную в том числе. Одновременно два фильма, «Унижение» Барри Левинсона и «Манглхорн» Дэвида Гордона Грина, в обоих роли главные и довольно сложные. И возрастными их не назовешь: в обеих картинах у вас романы с женщинами значительно моложе вас. Как вам все это удается?

Слава небесам, я не играю юношу, это уже что-то. Я молодиться не собираюсь. Не в том ли дело, хотите вы спросить, что мне не хватает любви? Конечно, нет. Ее не хватает моим персонажам, у каждого свои причины. И я делаю это для них. Знаете, мои герои часто влюбляются, забывая о своем возрасте, но сам я стараюсь не играть в мелодрамах: мне ближе трагикомедии.

Любовная тема как-то связана для вас с вопросами вдохновения?

Я бы употребил слово «желание»: в моей жизни этот фактор ключевой. Потеряешь желание делать то, чем зарабатываешь на жизнь, — немедленно найди новое, чтобы заменить прежнее. Не нашел? Значит, у тебя проблемы, и серьезные! Любовь — это и есть желание, желание можно приравнять к любви. Возраст берет свое, годы идут, и я не закрываю на это глаза: повторяю, мне не хочется чувствовать себя вечным мальчиком. Но я осознал в какой-то момент, что с возрастом потерял способность искать рациональные объяснения тому, чем занимаюсь. Уже и не надеюсь ничего объяснить. Иногда меня это тревожит, но что поделать?

Как-то же вы справляетесь с этой тревогой.

Упадок неизбежен. Мои последние фильмы именно об этом. Справляться — единственным способом: принимать происходящее с юмором и достоинством. Я ужасно рад, что по-прежнему снимаюсь в комедиях, которые хоть как-то компенсируют трагизм самой жизни.

Ваш герой в «Унижении» неожиданно теряет вдохновение. А вы боитесь подобного?

Судьба благословила меня не только способностью много работать, но и непреходящим аппетитом, за что я ей благодарен. Хотя причины, по которым по-настоящему хочется играть в фильме или спектакле, в разные годы менялись. Сегодня они элементарны: прежде чем согласиться на роль, я спрашиваю себя, смогу ли сообщить миру и себе самому что-то новое, в самом деле интересное? Все мы в конце концов приходим к этому вопросу: могу ли я выразить себя при помощи этих средств? Если ответ — да, я соглашаюсь. Это чувство ведет меня по жизни.

Были отказы, о которых вы сожалели?

Меня много раз звали сыграть Наполеона в конце его жизни — в частности, такой проект был у Патриса Шеро. Я, конечно, очень хотел понять, чем же кончилась его судьба, разобраться в этом, проникнуться. Но ни разу мне не попал в руки сценарий, который убедительно объяснял бы мне Наполеона. Причем мне было все равно, ревизионистским или традиционным будет этот текст, но я должен был почувствовать героя, как Шекспир чувствовал своего — безусловно, вымышленного — Ричарда III.

Какими своими работами последних лет вы особенно довольны или даже гордитесь?

Мне нравится то, что я делаю на HBO, и, кажется, одну из своих самых удачных ролей я сыграл там, у Барри Левинсона, в картине «Вы не знаете Джека». Сегодня на телевидении, кажется, больше интересного, чем в большом кино. Правда, надо признать, что и времени это отнимает много. А я ведь еще и в театре работаю, без этого жизнь не жизнь.

Невероятно жалко, что мы в России никогда не видели вас на сцене. Есть у нас шанс?

А, так вы из России, да? И зовут вас как Чехова? Передайте тогда от меня послание вашим продюсерам и режиссерам. Я бы очень хотел приехать в Россию, давно лелею эту мечту. Можно организовать какой-нибудь актерский семинар, а можно и пьесу поставить для вашей сцены. Я бы сам это сделал, только с одним условием: я хочу привезти в Россию американскую пьесу.

Вас не смущает политическая ситуация?

О, об этом я думаю меньше всего. Да и не верю, что все эти обострения надолго. Все обязательно еще изменится, причем к лучшему.

Вы — шекспировский актер со стажем. Можете ли вы сказать, что в своих лучших проявлениях кинематограф дал миру драматургию того же уровня, что, например, Шекспир?

Кинематограф очень старается, все эти десятилетия буквально из кожи вон лезет. Но это, конечно, нелегко. Некоторые экранизации Шекспира, во всяком случае, не хуже самых достойных театральных постановок — в частности, русский «Гамлет». В моей жизни театр и кино всегда сражались друг с другом, эта схватка не прекращается. И я далеко не сразу научился простой истине: надо позволить им помочь друг другу, обогатить друг друга.

В каком из ваших фильмов эта комбинация театральных и кинематографических навыков и приемов состоялась?

Я бы сказал, в «Гленгарри Глен Росс» Джеймса Фоули. Я горжусь той театральностью, которая видна на экране. Мне очень нравится моя версия «Саломеи» Оскара Уайльда, именно театральная постановка, а не документальный фильм о ней, — там, мне кажется, ощущается что-то кинематографическое. С другой стороны, нельзя быть чересчур театральным в кино, это убивает любой фильм: необходимо следить за балансом. Так или иначе, мне хочется верить, что барьер между двумя формами искусства можно сделать не таким уж непреодолимым.

Вернемся к «Унижению»: фильм исследует тонкое соотношение между ремеслом и вдохновением. А как это работает для вас?

Когда я был моложе, обожал писать музыку. Проблема была в том, что мне не хватало знаний и умений, то есть ремесла: я не знал, с какой стороны подойти к пианино. Бывает, что вдохновение приходит и ты не можешь его контролировать. Но абсолютно во всех ситуациях тебе необходимо владение ремеслом, чтобы вдохновение вылилось во что-то путное. Хотя, с другой стороны, виртуозность тоже меня слегка смущает. Вдохновению необходима свобода, и нельзя закабалять его чрезмерно хорошим владением ремеслом. Ты должен искать оригинальные способы выражения себя, не скатываться в штампы.

А как вы живете с теми десятками штампов, которые уже порождены сыгранными ролями? Ведь люди неизбежно видят в вас Майкла Корлеоне или Тони Монтану.

Мне всегда это нравилось! Зрителей можно понять и простить, а успешные работы накладывают на тебя своеобразные обязательства. Проще всего смириться и привыкнуть. Мне повезло сыграть в лучших фильмах некоторых выдающихся режиссеров, теперь это факт, и его в карман не спрячешь. Это помогло мне научиться многому, сформировало меня как личность. Так пусть видят во мне Корлеоне или «лицо со шрамом».

Практически в каждой из ваших поздних работ чувствуется ваша самоирония.

Без этого для меня не существует ни жизни, ни искусства. Это не только значительная ценность, но еще и важнейший прием. Правда, по-настоящему выразить иронию можно только в некоммерческих постановках. Но я всегда держу про себя одну мысль: окружающий мир страшен — в особенности сегодня, — и нам необходимо защищаться от этого. Только юмор и искусство дают надежду. Я приезжаю на фестиваль «Сандэнс», смотрю там фильмы со всех краев света — иранские, восточноевропейские, африканские, — и во мне вновь появляется самое ценное: желание. Снимать и сниматься еще.

Интервью Антон Долин
Автор
Интервью Антон Долин
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе