«“Сталинград” — картина эмоциональная»

Федор Бондарчук — о рекордных результатах проката «Сталинграда»

Вышедший в прокат 10 октября военный блокбастер «Сталинград» стал не только первым российским фильмом в формате IMAX 3D, но и самой кассовой картиной за всю новейшую историю российского кинопроката, заработавшей свыше $50 млн. О том, что он пережил за последний месяц, ФЕДОР БОНДАРЧУК рассказал ЛИДИИ МАСЛОВОЙ.

— У вас только что прошла европейская премьера на фестивале в Риме. Как принимали картину?

— Аплодировали стоя.

— Вы же еще и в китайском прокате как-то неожиданно мощно выступили.

— В Китай мы даже не поехали, потому что это как другая планета. К ним приезжает Брэд Питт на премьеру «Войны миров Z» — и она падает в прокате. А «Сталинград» сам без нас вот так выстрелил на $8,3 млн в первый уикенд. У них запоздалые релизы — мы стояли вместе с «Росомахой» и заработали 50 млн юаней. Будет американская премьера до конца года, немецкая, английская…

— Какое-то складывается ощущение, что вы купаетесь в позитиве и успехах. Давайте о негативе поговорим.

— Давайте, только надо сразу отделить реакцию «не смотрел, но осуждаю» и вообще мою персону. А прочитав и проанализировав все, что написали о «Сталинграде», я пришел вот к какому выводу, хотя это мое субъективное ощущение: 90% нашей профессиональной критики, помимо того что она ни на что не влияет, еще и смертельно устарело. Время и мир меняются гораздо быстрее. Кинематографическое пространство и аудитория уже давно совсем другие! Если б я собрал коллективное раздражение и попытался учесть какую-то коллективную претензию, то у меня получился бы винегрет. Во-первых, неправильно сравнивать «Сталинград» с документальным произведением и искать исторические несовпадения — но это такой первый слой критики, самый простой. Во-вторых, проводить параллели с великим и прекрасным советским кино, сравнивая с «Балладой о солдате» или «Летят журавли», тоже неправильно. В-третьих, обвинять меня и фильм в «пропаганде путинского патриотизма» бессмысленно, потому что я открыто и искренне благодарен президенту за поддержку и помощь с самого начала работы над фильмом.

Я делал свой «Сталинград» человечным и антивоенным, а никак не идеологическим. А патриотическим его называю не я, а большинство зрителей.

— А параллели с Заком Снайдером вам нравятся?

— Вообще, slow motion был изобретен до Зака Снайдера: когда он выпускал «300 спартанцев», то нахватался примерно такой же критики, но до него был «Запрещенный прием», потом еще был такой финский фильм «Железное небо» — это совсем уже редкое в кинематографе направление киберпанка, о существовании которого многие даже и не знают. «Запрещенный прием» вообще прошел как культовое кино для киноманов, но не замеченное большой аудиторией. Тем не менее это хулиганство, в хорошем смысле, не трогает эмоционально — там доминирует визуальная составляющая. И вот здесь мы переходим к тому, на чем стоит «Сталинград»,— это совмещение эмоционально трогающей истории с впечатляющим визуальным рядом. Кажется, Лимонов написал, что «Сталинград» слишком прост для нас. А скажем, есть такие комментарии китайских зрителей, что фильм слишком сложен для молодой аудитории: в нем недостаточно визуальной развлекательности, поэтому на него пошли среднее и старшее поколения. Это несовершенное произведение. Я сейчас смотрю его, и я бы его доделал, а что-то и переделал. А если говорить о той условности и о тех метафорах, которые заложены в визуальном решении «Сталинграда», я бы их еще усилил. Например, сцена, когда Сережа Астахов сидит с Катей и смотрит на театр — именно театр, без кавычек,— военных действий. У меня была идея показать этот абсолютно сюрреалистический бой в воздухе, и, конечно, я бы сделал его с помощью таких же инструментов, как сцену с горящими солдатами. В принципе по логике горящий солдат должен упасть через два метра от болевого шока. Но, открывая картину этой сценой, я предполагал некий новый жанр, название которого, наверное, какими-то днями, а может, неделями я сформулирую. Может быть, «античный миф», хотя, с другой стороны, название «Легенда о Сталинграде» само по себе меня бы смутило…

— Слово «фэнтези» тут неуместно?

— В Америке это называется war epic, и в слове epic как раз заключена мера условности и… если не сказочности, то легенды. На съемках я старался ставить камеру ниже в сценах боев, чтобы люди выглядели атлантами, чтобы это были античные герои и античная трагедия. Ничего подобного никто никогда не делал, никто так не обращался с сакральной темой Великой Отечественной войны. От воспоминаний о великом классическом советском кино все равно никуда не денешься, но мы принципиально хотели уйти от этого. И более того, то изображение, которое мы видим в «Сталинграде»,— это все равно сделано немного в угоду тому прежнему времени. Если бы я был посвободнее внутри, я бы еще усугубил. Просто это был первый шаг, и страх был, конечно.

— Если бы у вас была возможность доделать «Сталинград», усовершенствования касались бы только визуального ряда? По драматургии ничего не хочется улучшить?

— Нет, не только визуального. Я прислушался бы и к другим замечаниям. Есть относительный дисбаланс, ведь русская часть — это коллективный герой. Нельзя сравнивать роль Томаса Кречмана с ролью Дмитрия Лысенкова, который играет снайпера Чванова, потому что Лысенков существует в ансамбле из пяти-шести героев, в то время как немецкая часть представлена одним. Мне приводят в пример «Батальоны просят огня», когда каждого из персонажей мы знаем целиком и полностью, или «Они сражались за Родину», когда каждый герой — национальный. Но наша история устроена по-другому. Если вы заметите, в фильмах «Батальоны просят огня» и «Они сражались за Родину» эфемерный образ врага, он где-то на заднем плане представлен черными фигурками, а «Сталинград» делится на две части, немецкую и русскую, а как делать в XXI веке? И русская представлена коллективным героем. Я бы, может, прошелся по сценарию и добавил бы русским персонажам какие-то детали: иногда одна фраза может послужить краской и ключиком к герою. Но если их слишком раскрывать, был бы дисбаланс по темпоритму — картина не резиновая. Она длится 2 часа 15 минут, и это первая картина из своих, которую я смотрю. Ни «Девятую роту», ни «Обитаемый остров», выходя с перезаписи звука, я потом не смотрел в зале. А «Сталинград» я смотрю — я его посмотрел невероятное количество раз, я его знаю наизусть, и эта картина не ощущается как два пятнадцать, она летит. И если бы этот темпоритм был нарушен, было бы нарушено и эмоциональное подключение, потому что там «петелька-крючочек», из одной сцены в другую, именно эмоциональная «петелька-крючочек», а не причинно-следственные связи. Это не умозрительная картина, она эмоциональная.

— Из умозрительных упреков один из главных к вам, что вы сделали немца положительным героем.

— Это ерунда. Я об этом говорил в самом начале съемки, и об этом знала вся группа: мы отбросили все карикатурные очочки и пузики, и всю массовку я выбирал сам. Томас Кречман — 50-летний мужчина, убежавший из ГДР член олимпийской сборной по плаванию. Характер уже понимаете, да? А вот теперь представьте: таких Томасов Кречманов — миллион. Здесь не положительный, а сильный образ врага. И от этого внушительнее становится и подвиг наших солдат: они не выиграли войну у пузатых, очкастых, слюнявых немцев — это была лучшая военная машина в мире. И как только ты представляешь врага не карикатурным, сразу обвиняют, что ты представляешь его положительным. Почему-то иностранцы его положительным не воспринимают, для них он абсолютно коричневый наци.

— На такой успех «Сталинграда» вы вряд ли рассчитывали? Вы же даже «Иронию судьбы: Продолжение» обогнали с ее $49,9 млн, которая с 2008 года была кассовым чемпионом.

— На такой не рассчитывали. Но теперь мы надеемся, что еще обгоним «Пиратов Карибского моря», «Железного человека» мы уже обогнали, и тогда мы встанем на вторую строчку после «Аватара».

— Насколько эти результаты объясняются правильной рекламной кампанией? Может быть, вы учли и исправили какие-то ошибки и недоработки прошлых рекламных стратегий?

— Эта рекламная кампания отличалась всем. Ее нельзя сравнивать с очень эффективными рекламными кампаниями «Девятой роты» и «Обитаемого острова». У «Сталинграда» была уникальная сетевая кампания, а в ней другие правила — мы неслучайно ушли от наружной рекламы. Нам ведь надо было преодолеть заведомо критическое отношение к российскому кино в целом, военному в частности и ко мне лично... Компания Movie Research сделала на третьей неделе проката большое исследование, КиноПоиск.ru заказал статью «“Сталинград” в рунете», там можно увидеть по результатам опросов волну скепсиса до выхода картины и то, как ситуация меняется в первые часы и дни после выхода. В продвижении мы использовали только два носителя — телевидение и сеть. Она живет отдельной жизнью, меняется каждый час, каждую секунду, и на основании сетевой рекламы мы сделали огромное количество выводов и приобрели огромный опыт. Что касается телевидения, то, если сравнивать с другими недавними большими релизами, например с «Высоцким», у нас телевизионной рекламы было значительно меньше, хотя тоже немало благодаря нашему партнеру — каналу «Россия». Они и занимались производством эфирного промо. Однако в сети «Сталинград» вообще стал резонансным событием, больше чем просто фильмом: если ты существуешь в сети и хоть как-то не отписался по «Сталинграду» — считай, тебя нет, ты не существуешь.

Лидия Маслова

Kоммерсантъ

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе