Время действия: современность. Место действия: маленький российский город, потом Москва. Главный герой: молодой человек 80-х годов рождения, который попеременно где-то учится, потом бросает учебу, работает, потом бросает работу, дружит с девушкой и потом расстается с ней; еще у него, не по возрасту, периодические нелады со здоровьем и проблемы в семье — матери нет, с отцом-журналистом перманентное недопонимание, и сестра какая-то время от времени появляется, герой ее оскорбит как-нибудь, и она пропадает сразу.
В общем, перед нами «потерянное поколение» постсоветского извода или, как один остроумный человек пошутил: «поколение БМП», что расшифровывается как «Без Меня Поделили».
Притом что поведение героя, что называется, маргинально, наблюдать за ним одно удовольствие: он, в сущности, хороший и смешной парень, очень искренний, очень наблюдательный, очень добрый.
Это как если бы герой «Над пропастью во ржи» немного подрос и постепенно стал превращаться в героя рассказов Чарльза Буковски. Был такой веселый, старательно убивавший себя алкоголем и никотином американец, автор гениальных рассказов как раз про то, как он себя убивал. Герой Алехина мог бы, наверное, еще в кого-нибудь превратиться, но почему-то никак не получается. Он даже поступает во ВГИК, а журнал Time Out берет у него интервью, но невеселый антураж его жизни остается прежним.
Герой Алехина делит интересы прожитых лет на три этапа: «1) с шести — что у женщины между ног; 2) с 13 — что у женщины между ног и пьянство; 3) с 15 — что у женщины между ног, пьянство и литература».
Мы, как вы догадываетесь, застали автора после 15 лет, ну и речь, так или иначе, идет о трех вышеуказанных компонентах. Что не так уж мало.
«Было немного больно осознавать, что, по сути, я всего лишь неудачник, раз не могу добиться желаемого. Бывало, я даже думал, что никогда не смогу найти девушку. Два случайных секса весной, четыре за лето и один осенью».
«Я говорил все, что приходило в голову, это алкоголь пел. Они слушали этот бред с восторгом, я был рад, что нашел эти четыре уха, да и сам я не мог нарадоваться своему красноречию.
— Он гений, — сказал один идиот другому идиоту, — похоже, он правда писатель.
— Писатель правды, — поправил я».
«Пока Лена отошла в ванную, Васильева попросила, чтобы я сначала поимел Лену. Я ничего не понимал, зачем ей это надо? Васильева объяснила, что ей самой «страшновато», что у нее был секс всего один раз в жизни и что ей было больно. А так ей будет легче. Я не понимал ее логики. Но сказал, что попробую».
«Наконец врач приехал. Очень спокойный врач. Я тут умираю, а он спокойный.
Все столпились вокруг, он стал измерять мое давление, да мерил я это давление, говорю, но врач был спокоен со своим чемоданчиком.
— Так и есть, сто восемьдесят. Пил сегодня?»
Более или менее понятно, в общем.
В книге есть несколько очень смешных мест и есть несколько грустных. Задачу изобразить поколение автор не ставил, поэтому она вполне себе выполнена. Еще одну такую же книжку Алехина я читать, наверное, не буду — а эту прочитал с удовольствием.
Когда герой в очередной раз попадает в больницу, он там читает вышеупомянутого Буковски и еще Хемингуэя.
Это, наверное, показательно. Герой Хэма (да и сам постаревший Хэм) тоже бывал похож на героя Буковски, но до этого он успел побыть героем таких книжек, как «Прощай, оружие» или «По ком звонит колокол».
В нашем же случае лирический герой Алехина этот, пышно говоря, «героический» период миновал. Совершил мягкий прыжок из отрочества в алкоголики, ипохондрики и тунеядцы.
Если б автор этих заметок был советским критиком, он бы сказал, что «мы видим, как окружающая буржуазная действительность губит молодое дарование…» и прочее бла-бла-бла. А если б автор этих заметок был Высоцким, он выдал бы константу о том, что «безвременье вливало водку в нас». (И, кстати, поэтому Довлатов отказывался различать советское и антисоветское.)
Но так как мы не первое и не второе, мы смолчим.
Ольга Славникова. Легкая голова. — Издательство «АСТрель», 2010
Один критик сразу написал про то, что это конъюнктурный роман.
Живи этот критик во времена, скажем, Алексея Толстого — он обязательно сказал бы, что «Гиперболоид инженера Гарина» — конъюнктура.
Более того, в каком-то смысле этот критик даже прав.
У писателя есть задача, и он пытается ее разрешить максимально эффективным способом.
Наши критики зачастую именно так понимают конъюнктуру: работаешь четко, делаешь ставку на качество исполнения — значит, обманщик и плут.
Нет бы делал все то же, что и всегда, предсказуемо, скучно и серьезно — тогда другой коленкор, был бы шанс, что в тебе рассмотрели б честного художника.
Ладно, оставим критика в покое, ему тоже хочется высказаться.
Славникова написала по-настоящему увлекательную книжку о том, что являет собой мир, окруживший нас.
Не знаю, что хотел сказать автор, это ее дело; скажу только о том, что прочитал сам.
Есть менеджер среднего звена, мастер PR-технологий, который неожиданно становится объектом интереса спецслужб. Что-то у этого парня в мозгах совсем наперекосяк — и сам факт его существования нарушает более или менее гармоничный порядок вещей. В стране то теракт, то авария, то финансовый кризис — и всё потому, что этот тип жив, здоров и ходит по земле.
Спецслужбы предлагают ему застрелиться — он ни в какую.
Ему говорят: ты что, совсем дурак — Родина в опасности, невинные люди гибнут, — и все из-за твоей черепной коробки, которую ты, как честный человек, просто обязан прострелить.
Он опять в отказ.
Проблема спецслужб в том, что сами они его убить не вправе, — это не решит проблему. Только добровольное самоубийство объекта, и ничего другого.
Все это описано остроумно, с фирменными славниковскими метафорами, и весьма экспрессивно. Может быть, я сделал бы эту книжку чуть-чуть потоньше. Натянутая автором тетива дает вначале отличную скорость сюжету, а получает читатель каленым наконечником в лоб, когда стрела почти на излете.
Хотя все равно убивает, конечно.
Я не увидел у Славниковой апологии маленькому человеку, который не обязан отвечать своей головой за целый мир, геополитическую ситуацию и все такое прочее.
Некоторые увидели.
Я не увидел ненависти к государственной машине — потому что машина эта, по сути, занимается тем, чем умеет и, может быть, даже должна заниматься: подавляет то меньшинство, которое противоречит будущему большинства.
Главный герой оказался в меньшинстве.
В этом смысле Славникова греет мое сердце тем, что указывает нынешнему среднестатистическому представителю т.н. планктона, который давно ни о чем не волнуется, что одну железную штуку могут приставить и к его голове. Или принудить самого это сделать и лично спустить курок.
Указывает на все эти невеселые обстоятельства Славникова метафорически, и железная эта штука тоже в известном смысле метафорическая, но всякая легкая голова все равно в нужный момент взорвется.
Не уверен, что Славникова добивалась этого эффекта, — однако общение главного героя с призраком его деда, сталинского стахановца, всю жизнь презиравшего ту власть и ту госмашину, оставляет нас в ощущении, что если у деда еще были шансы хотя бы мимикрировать, то сегодня их гораздо меньше, сегодня их вообще, кажется, нет.
Не сбежать, не спрятаться, не уползти по грязному дну Москвы-реки, разыграв мнимое самоубийство.
Дед, который призрак, говорит герою, что его женщина спасет, — и я, признаться, тоже на это купился. Поверил.
…А она не спасла, и сама не спаслась.
Вообще никакого выхода нет!
Славникову часто сравнивают с Набоковым — но только, насколько я заметил, не в случае с данной книгой. Между тем здесь наличествуют самые серьезные диалоги с Набоковым, в первую очередь с теми его романами, которые трактую как антитоталитарные.
Но если у Набокова человек, в силу своего необоримого достоинства, выигрывает, даже погибая, — то у Славниковой уже нет.
Что-то с человеком? Что-то с головой?
Захар Прилепин
Hовая газета