И прекрасно ее решает. И когда речь идет о действительно великих или забытых незаслуженно, таких как Горький, Шолохов, Леонид Леонов, кумир шестидесятых Эдуард Асадов, и о деятелях литературы, забытых заслуженно (во всяком случае, в качестве писателей): Вере Пановой, Анатолии Луначарском или Федоре Панфёрове (приходится уточнить: авторе романа «Бруски», потому что иначе его вспомнить невозможно). Достигается это не столько за счет публицистической хлесткости («одышливое многословие русской беллетристики, всегда говорящей словно сквозь бороду или с полным ртом»), сколько благодаря эффекту личной вовлеченности, подчеркнутой субъективности, которые сделали бестселлерами биографии Пастернака и Окуджавы. Так, в очерке о Константине Федине приводится драматичный эпизод: в 1938-м за Фединым на дачу приехали, а он углядел, что ордер выписан не на него, а на Бруно Ясенского, и радостно указал, как к нему проехать. Пастернак, сосед Ясенского, очень этим возмущался: Федину надо было поехать самому, там бы ошибка вскрылась, а Ясенскому, возможно, удалось бы спастись. «Я не знаю, как надо было поступить в этой ситуации. Не знаю, что сделал бы я», — добавляет Быков-писатель, словно по рассеянности выходя из роли скромного литературоведа. Он может себе это позволить: его вписанность в контекст советской литературы несомненна. Он сам это понимает и поэтому концовку книги делает ударной: «Если бы сегодня нашелся человек, который не побоялся бы стать гением для бедных, — в стране стало бы ощутимо меньше бедных. Да где ж его взять». Автор, судя по всему, знает, «где взять». Но скромно молчит. Промолчим и мы.
Быков Дмитрий. Советская литература. Краткий курс. — М.: ПРОЗАиК, 2012. — 416 с. Тираж 5000 экз.
Михаил Визель
Эксперт