Александр Секацкий

Кто, кто – хрен в пальто: отвечает внутренний голос. Нет, ну не то чтобы совсем уж – кто он, кстати, такой, этот хрен в пальто? есть в этой фигуре что-то шпионское, подозрительное, Секацкий точно мог бы объяснить, – и все же: нельзя вот так вот взять и написать рецензию на книжку философа, когда ты сам не философ.

Но не написать не могу, впечатления все-таки. Пусть так и будет – не рецензия, а просто впечатления. Тем более что совсем недавно у Александра Куприяновича был юбилей. Ну не юбилей, сейчас юбилеем любую круглую дату называют. В общем, 65 Секацкому было, а я так толком и не поздравил.

Трудно объяснить, почему Секацкий крутой. 

Ну вот расскажу так.

Когда-то, когда я еще учился на филфаке, к четвертому курсу оказалось, что я все интересное на филфаке переслушал. Нет, ну оставались еще кое-какие интересные курсы, но время свободное было. И я тогда решил пойти на философский – просто пришел, посмотрел на расписание и выбрал несколько курсов, на которые стал ходить. Некоторые по названиям, а Секацкого – потому что слышал фамилию. Ну и стал ходить, просто из любопытства. У Секацкого курс назывался «Философия истории». Я, конечно, половины не понимал – Гегель, фигегель – но мы ведь слушаем лекции не потому, что все и так знаем; зачем бы тогда и слушать? Ходил, не пропустив ни единой лекции, потому что это было дико круто.

Александр Секацкий

А еще со мной стала ходить моя будущая первая жена. И вот она выходит после первой лекции и говорит: мол, очень интересно, конечно, рассказывает, но лучше бы из-за занавесочки. Почему это, спрашиваю. Да так, говорит, страшный он. Ну я только плечами пожал – я как-то на мужчин с этой точки зрения редко смотрю. Не артист же.

Ну и вот. Не знаю, может, в первый раз девушка со мной отправилась, чтобы убедиться, что на философском клеить некого (кстати, реально некого), но если и так, то потом стала ходить со мной на Секацкого уже просто потому, что подсела. И вот после пятой примерно лекции мы выходим на площадь застигнутого диареей Сахарова, а у будущей жены глаза с поволокой, не отошла еще, и она говорит этак мечтательно: какой он все-таки красавец… Я смеюсь, говорю, а не помнишь, что ты месяц назад обратное говорила? – Я? Я такое говорила? Да не могла я такого сказать, ты что! Чуть не поссорились.

В общем, это я к тому, что Секацкий – это дико круто. И не объяснить, чем именно. Но девичье сердечко не обманешь, оно сразу сечет, где круто, а где нет.

Ну и вот. А потом уже мы и познакомились, и для «Литературной матрицы» Секацкий написал про Гоголя, и выпивали не раз, и все книжки я его прочитал – «Моги и их могущества», «Два ларца», «Миссия пролетариата». А «Силу взрывной волны» дал в руки в одной из сцен главной героине своей первой книжки, потому что она обязана была это читать. Кстати, «Онтологию лжи» покойный К. А. Крылов считал единственной по-настоящему значимой работой всей новейшей русской философской мысли – это он мне сам говорил.

esquire.ru

Ну и каждую новую книжку, конечно, читаю. Вот новая – «Юла и якорь».

Оно, конечно, что называется, неподготовленному читателю читать будет непросто – тут Гуссерль на Хайдеггере и хронопоэзис с трансцендентальным субъектом погоняют, но, во-первых, кое-что понятно и так, а во-вторых, ну скучно же читать то, что и так понятно – а тут есть повод немножко попробовать разобраться наконец, что там за Декарт с Кантом такие и что у них интересненького. Еще выпишешь себе кучу литературы, которую почитать.

Но вообще-то и это не обязательно. Читал же Секацкий лекцию пингвинам в Антарктиде – и ничего, слушали увлеченно.

Кстати, а еще у Секацкого, говорят, шестьдесят прыжков с парашютом за спиной, а еще куча его студентов воюет сейчас на Донбассе, а еще он сам ездит туда с лекциями – но это так уж, к слову.

Я к тому, что не обязательно быть специалистом, чтобы читать Секацкого – достаточно быть любопытным читателем.

Вот, например, про нашу несчастную литературу: «Но для охлажденной и даже для охлаждающейся социальности суверенность индивида помеха, а не ценность. Это же касается и борьбы за признанность как перманентного источника несправедливости. Поэтому новый гуманизм склонен полагать, что конкуренция историй должна быть остановлена – и это, по-видимому, произойдет в несколько этапов. Первый этап, разворачивающийся сейчас, – это вытеснение литературы «сторителлингом» в самом широком смысле. Тут и корпоративные собеседования, с которых story telling, собственно, и стартовал, и ширящаяся практика арт-терапии, где без всякой дискриминации практикуется такое замечательное лечебное средство, как внимательное выслушивание. Ну и незатейливые мемуары, которые оседают в литературных архивах, – пока неизвестно, что делать с такими гигантскими залежами ископаемых, но как знать, может, со временем они станут чем-то вроде электронной нефти…»

Александр Секацкий

Ну чего непонятного? И кстати, стали ведь уже – для тех самых чат-ботов, которым уже сейчас ничего не стоит такой «незатейливый мемуар» написать за две секунды. Сегодня – незатейливый мемуар, завтра – «литературу травмы», а уж какой-нибудь бессвязный верлибр, «деконструирующий язык войны», – вообще за милую душу.

В общем, читайте Секацкого, хорошие мои, если еще не, Секацкий – просто монстр, он как Хэнк – выбьет из вас все дерьмо.