Виктор Влаов. Мы с Хемингуэем похожи

Конечно. Он – писатель, и я тоже. Он преувеличивал свои заслуги и возможности в прозе и в журналистике, я – их тоже старательно гиперболизирую. Он был знаком с множеством известных писателей, журналистов и художников, я тоже общаюсь с немалым количеством известных Омску авторов и общественных деятелей. Неужели я стремлюсь догнать и обогнать этого сильного человека и знаменитого писателя? Жить на полную катушку, как жил он, вкушая сочные плоды? Написать-опубликовать больше качественных вещей, чем уважаемый творец-Хэм? Да, хотелось бы, правда, много воды утекло с тех пор. Упали тиражи и нравы. Измельчал читатель, больше превращаясь в зрителя. Но – держись, дружище Эрни, омский писатель-учитель и журналист начинает с тобой соревнование!

1

Почему проза и автобиографические сведения Эрнеста Хемингуэя не дают покоя не только мне? Многие российские и зарубежные авторы стремятся походить именно на старину Эрни, физически развитого мужчину-интеллектуала, продолжающего завораживать поколения истинных ценителей литературы. Читатели и писатели по всему миру создают литературные клубы имени великого американского прозаика. Такой давно существует, например, в Нью-Йорке – я был в нём, когда работал чистильщиком бассейна в крупной компании «Континентал Пулз». Я посещаю подобный творческий клуб в Омске, созданный в одном из университетов, где проводят свои творческие семинары различные организации – от Союза писателей России до клуба любителей шансона и панк-рока. Подобные «посиделки»-паблики размещены в социальной сети «Вконтакте» – некоторые их создали просто любители его творчества, а есть и учёные, защитившие по Хемингуэю диссертацию.

На кого можно походить писателю, если не на Эрнеста Хемингуэя, крепкого и спортивного мужчину, переполненного чувством собственного достоинства? Лично мне хотелось бы в чём-то походить на мощного и плодовитого писателя, способного затмить творчеством и общением всех, кто его читает, и кто тогда находился рядом с ним. Эрнест Хемингуэй был одновременно привлекательным, статным и талантливым человеком. Он и общался с похожими на себя людьми – писателями и спортсменами. Чего нельзя сказать о современных авторах: если человек – талантливый автор, то слабак скорее всего физически, а если показывает недюжинные возможности по силе мышц, то он вряд ли замечательно складывает слова письменно и печатает книги и рассказы в журналах.

Но – я-то спортсмен и школьный учитель. Я сложен неплохо, как Эрнест Хемингуэй, правда, не вышел ростом и бокс недолюбливаю, хотя могу на обозрение толпы боксировать грушу в спортивном зале, надев огромные боксёрские перчатки. Могу кричать, как Брюс Ли: «Ки-ия!»

Эх, если бы мне родиться лет сто назад в Америке, писать-публиковаться примерно так же плодовито, как Эрнест и его друзья: Фицджеральд, Элиот и Дос Пассос. Не было бы между нами расстояния и времени…

Расстояние, как понятие и ощущение, стирается – с возникновением интернета и социальной сети. А публикация перестаёт быть таинством: серьёзный текст от слабенького отличается разве что количеством просмотров и комментариев. Сейчас публикация даже гениального текста не даёт современному писателю ощущения истинности своего творчества. Отслеживая увлекательные тексты в интернете и неустанно закачивая их в электронную книгу, я всё равно не вижу, насколько современный писатель творчески реализован.

Читая автобиографические сведения об Эрнесте Хемингуэе, написанные двумя разными людьми, я отмечаю, что этот человек переживал за многое, связанное с выходом его новых произведений. Признаться, я тоже переживаю, когда отправляю свои работы по электронной почте. Мне иногда не даёт покоя мысль, что кому-то они могут не понравиться. Я будто не осознаю, что могу не быть писателем своего времени, который радует и завораживает народ.

Мне бы эту грандиозную толику таланта и усидчивость, как у великого американского писателя Хэма, я бы не посрамил родную страну и родственников. Но я школьный учитель английского языка и журналистом, как Эрнест Хемингуэй, работал не слишком долго. Не был я корреспондентом в горячей точке, и в Париже мне пока что не доводилось публиковать статьи. Мне бы рвение старины Хэма в другие города и страны – сколько бы я принёс впечатлений и описал бы их красочно!? Рассказал бы в диалогах, как Джон Стейнбек, или в пейзажах – как Иван Бунин. Но я кочую, как бродяга-номад, из одного кабинета школы в другой, а на выходных останавливаюсь в ближайшем баре – ради того, чтобы наяву, а не в интернете поболтать со старыми друзьями, свободными в это время от надзора жены и ответственности за детей.

2

Признаться, светлые мысли-рассуждения в голову лезут реже, рано утром, когда я еду на работу и рассматриваю сонные и мрачноватые лица пассажиров. Мне кажется, что они тоже изучают меня. И также пристально, как я вглядываюсь в их лица. Я стараюсь угадать, о чём они думают и переживают: не похожие ли у нас проблемы?

– Драсьте! – кто-то беззаботно и лихо бросает в меня точно комочек тополиного пуха.

Я вдруг вижу напротив себя славную девчушку, знакомую до боли. Это второклассница. Она заходит в автобус и проезжает несколько остановок до школы, где я работаю, а она учится. Эта маленькая девочка в серой куртке и малиново-зелёной шапке улыбается так широко и добродушно, словно она выходит не на трудную учёбу – грызть гранит науки, а на летние каникулы – бегать, смеяться и весело шутить.

– Доброе утро, – произношу в ответ, как если бы из меня вытянули слово силой. – В школу едешь?

– Ага, а вы? – с неприкрытым интересом продолжает она общение со мной, а я краем взгляда наблюдаю выросшую к нам силу внимания с передних мест.

– Я тоже, – пожимаю плечами, улыбаясь, заразившись её эмоциями.

– У нас сегодня первый урок, говорят, вы самый добрый и лучший учитель английского языка в нашей школе! – объясняет она по-прежнему звонко и радостно.

– Наверное, – снова я пожимаю плечами. – Тебе нравится английский?

– Конечно, это мой любимый урок!

Так искренно мог ответить лишь ребёнок, причём ни разу на этом уроке не побывавший. 

Надо сказать-признаться, за что меня любят и гораздо более взрослые ученики: я с ними играю регулярно. Играю по-разному, устраивая командные соревнования, как было у меня в школе, когда английский язык начался также со второго класса. Учение лучше доходит и впитывается в мозг, как вода в губку, если вы играете с детьми, придумывая игры на скорость-сообразительность сами, или заимствуете их из методической литературы. До тех пор, пока учителя не перестанет тревожить результативность его работы, до той поры он будет думать, что многие ученики его не воспринимают – об этом я увлечённо прочитал в дорогой брошюре, у современного омского учёного-филолога – члена Союза писателей России.

Урок – это всегда таинство. Как и общение с детьми, когда ты остаёшься с ними в коридоре после звонка, скажем, дожидаться классного руководителя, которая забрала ключ с вахты и почему-то забыла открыть кабинет вовремя. Некоторые дети жаждут общения с учителем постоянно. Необязательно со мной, а вообще – дети жаждут узнать об увлечениях педагога творчеством или чтением, просмотром чего-то оригинального, что знают они.

Когда я долго молчу, находясь в детском коллективе, они начинают придумывать, строя догадки, что у меня случилось. Наверное, из владельцев самых чудных и замысловатых выдумок вырастут писатели, как я, которые попытаются себя сравнить с Эрнестом Хемингуэем!? В глазах детей начальной школы я – глыба с нескончаемым ресурсом-потоком знаний. Если смотрю на них сверху вниз и молчаливо, то я даже круче, чем великий американский писатель Хэм, представляете? Некоторые думают, что я владею сверхспособностями и читаю их мысли, как директор школы для одарённых детей и самый умный персонаж из фильма «Люди-X» Чарльз Ксавьер?

– Виктор Витальевич, простите, это не я взял мел, это Миша! – испуганно оправдывается Стёпа. – Миша, где мел?.. С подставки?

Миша начинает судорожно рыться в портфеле.

– Я не специально, Виктор Витальевич, – делает круглые глаза Алина. – Варя толкнула меня, я уронила цветочный горшок. Мы быстро подняли его, но увидели, что он треснул. Повернули трещиной к окну, чтобы никто не узнал.

– Ага, ага, – лишь бросаю я в ответ беспристрастно, как главный герой отличного романа Маркеса «Осень патриарха».

Урок уроком, но не всегда учитель напряжённо выдаёт материал, как если бы он превратился в двигатель или робота. Остаётся минут пять до конца урока, а задания в печатной тетради вроде сделаны, я могу присесть за учительский стол и помечтать под тихое шуршание пятиклассников. Могу незаметно открыть электронную читалку «Покетбук», слегка прикрыв её учебником, немного почитать автобиографические исследования жизни и творчества Хемингуэя.

– Ого, Эрни, как ты пробежал 150 ярдов с раненным на плечах в Первую Мировую?.. – удивляюсь я вслух этакому преувеличению. – Ты, видать, здоровенный мужик, бро!

И потом я, наконец, вычитываю, что Эрнест лишь литературно обработал свой подвиг, когда работал корреспондентом в «Красном Кресте»!

– Виктор Витальевич, а это правда, что вы поднимаете 200 килограмм на жиме лёжа? – выясняет один любознательный ученик, который видел мои фотографии в социальной сети, когда я также выдумал груз на штанге.

Я делаю вид, что не слышу паренька, продолжаю читать дальше.

– Конечно, правда, Антоха, – искренно удивляется болтливая, но добрая Саша. – Виктор Витальевич у нас силач, он писатель, журналист и столько пересмотрел аниме и сериалов, что никому столько не посмотреть и не сделать отзывов!

Ага, дети мои пиар-менеджеры и виднейшие маркетологи. Опубликуй любой пост – они его добросовестно прочтут, поверят и расскажут всем. Любая информация станет слухом и легендой об учителе и писателе, способном поднять слона, преодолеть скорость света-звука и вылечить любой недуг.

– Просто!.. – я произношу значительно, отрываясь от электронной книги, внимательно оглядываю притихших и улыбчивых детей. – Я… легенда!   

– У-ура-а! Виктор Витальевич – легенда! – то ли льстят мне дети, то ли действительно радуются за меня, но мне приятно.

Заходит к нам в кабинет их классный руководитель – строгая до жути женщина лет пятидесяти пяти. Один её пристально-лиловый взгляд – точно убивает двоечника, как немца – советский снайпер Василий Зайцев в американском боевике «Враг у ворот».

– Я слышала какой-то шум за дверьми, – констатирует она серьёзно, продолжая сканировать детей на вшивость и недоговорки.

Её сканер определённо мощнее, чем мой. Она – мутант и «людь-икс» уровнем выше, чем я! Как будто ей послышалось и шума не может быть. Почему? Потому что шума не может быть никогда на уроке!

– Не-ет, Светлана Ивановна, никакого шума, мы работаем! Вот… – честно обманывает Алина, поднимая раскрытую печатную тетрадь. Надо отдать ей должное, что обмануть тоже надо уметь, между прочим, как и умело списать у соседа, спрятать шпаргалку и выглядеть свято. 

Теперь Светлана Ивановна глядит неотрывно на меня, проникая в мою крепкую черепную коробку, и выуживая необходимую информацию. Я молчу. И поднимаюсь, складывая свои учительские пожитки в прозрачную папку, когда звенит звонок.

Но дети отнюдь не ангелочки: иногда они затаивают на вас злобу и вынашивают план мести. Я ставлю нескольким ребятам-семиклассникам «двойки» в «Дневник.ру» за плохое поведение, а потом, на следующий день, нахожу, к чему придраться, чтобы оценки были за невыполненное задание. Учителя так делают часто, чтобы к ним невозможно было подкопаться! Как мне отомстили? Хотели побить!

Я сижу в своём кабинете в сумерках – из-за одного неработающего ряда ламп. Мечтаю о конце рабочего дня и тайном походе в бар, где у меня будет свидание с приятной на лицо немолодой редакторшей. У меня окно – нет урока, то есть. Открывается дверь, и быстро заходят два мальчика и три девочки. Они глядят на меня враждебно, как дьяволята. Недобро сверкают их глаза, а тень лежит на лице как печать гнева. Надо сказать, что дети не скрывают своих чувств, поэтому их настроение легко распознать.

– Виктор Витальевич, – обращается ко мне холодно и навязчиво самая высокая и крупная семиклассница. – Почему вы нам поставили «двойки»? Мы вас сейчас побьём!

Первые две секунды я действительно воображаю, как вскакиваю со стула и начинаю защищаться, используя боксёрский приём самообороны «коробка», чтобы не попали в лицо. Два мальчика выглядят отчаянно и стоят крепко на ногах, словно готовы напасть, но что-то им мешает. Рассеянность и нарастающая нерешительность, похоже! Они не решаются подойти к моему столу, делают вид, что осматривают помещение. Наверняка, ждут приказа болтливой начальницы, как будто она – леди Интегра из аниме «Хелсинг», где могущественный вампир Алукард выполняет приказы смертной женщины.

Я не ожидаю нападения, честно говоря, но испытал смутную тревогу. Я отвечаю им тихо и ласково:

– Сегодня, ребят, выполните работу – исправлю ту оценку на хорошую и ещё одну поставлю! В «Дневнике.ру» исправляется легко.

– Хорошо!

– Ладно!

Нежданный отряд «спешл форс» соглашается приложить усилия, чтобы поправить положение. Ребята покидают кабинет, а я на всякий случай спрашиваю:

– Правда, хотели меня побить – самого доброго учителя-писателя на планете?

– Да, – отводя взгляд, смягчившись, отвечает леди Интегра – Ира; она, конечно, частенько болтает на уроке и громче всех смеётся, но такого ответа я не предугадал.

– Не-ет, Виктор Витальевич, – пожимает плечами Иван, здоровенький парень со шрамом на лбу как у Эрнеста Хемингуэя, любитель рок-музыки. – Ира позвала нас спросить и решила напугать, наверное.

Имея дело с неожиданно рассерчавшими детьми, приходится иногда ориентироваться на местности, так сказать, просчитывая ходы тактически, как если играешь в видеоигру жанра RPG «Дыхание огня – 4».

3

Здорово, когда выходит перевести дух в педагогическом коллективе – в учительской, где попьёшь чай, поешь печенье, расслабишься и мирно пообщаешься. Наш коллектив особенный, некоторые педагогические кадры остаются на взводе и на отдыхе: стараются над вами подшутить, подстегнув себя на непроизвольные махи руками и бурную мозговую деятельность. После шести уроков лично мне хочется передохнуть. Выпить чашечку пахучего кофе «3-в-1», съесть несколько эклеров и разгрузить мозг очередным чтением хотя бы автобиографических сведений того же Эрнеста Хемингуэя. Но не позволяет расслабиться Евгения Александровна, учитель математики. Вредный девятый класс так «натролит» её, беднягу, что она не перестаёт делать замечания коллегам, находясь и вне урока.

– Что ты пишешь, товарищ Власов? – заходя в учительскую, бросает она в меня рассержено, словно пучок сухой листвы. – Кто тебе зубы сломал, Хемингуэй ты наш? Ты целый месяц молчал – был на больничном!?

Евгения Александровна – любительница играть на публику. Ей нездоровится, похоже, если она не ткнёт коллегу острым словцом. Вот нравится ей заводить интеллигентного соседа на отдыхе! Иногда мне трудно собраться с мыслями, оторвавшись от ладного текста, в который погружаешься с головой. Противостоишь порой пытливым детям и никак, признаться, не ожидаешь нападок от коллеги по педагогическому цеху!

Посторонние разговоры прекращаются. Не слышно и шепотков. В учительской воцаряется тишина. Вернувшимся с первой смены коллегам интересно, чем завершится наше общение.

– Евгения Александровна, – проговариваю я безмятежно, не отвлекаясь на неё. Моё лицо принимает мечтательное выражение, но я стараюсь держать себя в руках. – Вы могли прочитать об этом не из моих заметок в социальной сети, а только в крупной публикации на портале газеты «Литературная Россия», а потом со ссылкой на источник – на портале глянцевого журнала «Наша молодёжь»! Значит, вы меня читаете? Признаёте во мне писателя? Да писателя непростого!? Автора повести о Японии «Красный лотос» и путевых заметок в США «По ту сторону неба»!

Евгения Александровна замолкает, наверняка деланно улыбаясь. Я по-прежнему не смотрю на неё, а лишь представляю её лицо, чтобы затем написать об этом в новом рассказе. По-моему, её душит бессильная ярость. Она не знает, что ответить. Засела в её рыжей голове мысль о мести и гудит, как неотвязный слепень.

– Да что ты говоришь, Власов! – она смеётся, но получается не от души. Я победил!

Её любопытство ко мне вскоре притупляется – на долгое время.

4

Я иду по улице поздно вечером в центре Омска – директор отпустил меня с работы, чтобы я сделал интервью с учёным и заслуженным учителем РФ Владимиром Ивановичем Гамом, бывшим директором департамента образования администрации г. Омска.  Рассматривая подсвеченные неоном вывески дорогих баров, я никуда не сворачиваю – пропадаю в мягком сумбуре мыслей обыкновенного творческого человека.

– Витя! – тепло обращается ко мне какой-то человек.

Я поворачиваюсь и вижу Виктора Соломоновича Вайнермана – тогда директора музея им. Ф.М. Достоевского, члена Союза российских писателей. Именно этот публицист и учёный-краевед постоянно критикует меня на литературных собраниях, исправляя в моих рукописях ошибки яро, как учитель чиркает красной пастой у заядлого двоечника в тетради. Именно этот зловредный человечище в дорогом замшевом пиджаке утверждает, что я не писатель и мне нельзя жаловать никакие премии, звания и титулы.

Выяснилось, что я дошёл до остановки им. Рабиновича, где ожидает автобуса домой великовозрастный коллега по писательскому цеху.

– Ого! – восхищаюсь я случаем. – Давненько вас не видел, тёзка! Добрый вечер, чувак!

– Витя, ты меня прости, пожалуйста, – состроив виноватое лицо, просит Виктор Соломонович. – Я критикую твои труды специально, чтобы ты морально креп, как Эрнест Хемингуэй, например, он кстати тоже не любил, когда его критиковали, и воевал с критиками, хотя критика – это намного лучше, чем похвала. Критика привлекает к себе в три раза больше внимания, чем заметка похвалы, многие думают, что любая похвала – это заказное дело! Я – за тебя, Вить. Ты – писатель и учитель. Слушай нас да не слушайся! Это тебе ещё председатель СРП Александр Лейфер говорил на семинаре, Царствие ему Небесное!

Пожав руку этому душевному человеку, я получил приглашение в музей Достоевского на какое-то ближайшее чаепитие, где будут презентовать новый коллективный сборник стихов.

– Будет колбаса, копчёное мясо, а после мероприятия – вяленая рыба с пивом! – объявляет Виктор Соломонович эпохально, поднимая руки как для сдачи в плен, подчёркивая тоном голоса значимость приглашения.

Встреча с писателем-коллегой поднимает мне настроение на высокую отметку. Я с удивительным интересом рассматриваю окружающих людей, спешащих на автобус, домой. Но сам не тороплюсь – пройдусь подольше по вечернему городу, ближе к району Нефтяники, развеюсь, поразмыслю над тем, что значат критики и трудности в нашей жизни. Я подышу свежим и прохладным сибирским воздухом, чтобы голова стала светлее, а мысли, образы – свежее и насыщеннее.

 
P.S. Некоторые вещи я действительно приукрашиваю, преувеличиваю, как это делал великолепный американский прозаик Эрнест Хемингуэй, поэтому если вы захотели насолить мне, на что-то пожаловаться, сопоставив это с реалиями и профессионализмом моей работы, то знайте: любые совпадения являются случайностью, а кое-какие герои, скорее всего, вымышлены!

Поделиться