Крепость Россия: рождение конспирологии

Фрагмент книги Ильи Яблокова «Русская культура заговора».
Фото: United States Holocaust Memorial Museum Collection, Gift of the Katz Family


Историк, медиаэксперт и преподаватель Университета Лидса Илья Яблоков заинтересовался тем, откуда берутся теории геополитического заговора, в чем их корни и как их используют политики всех мастей, около пятнадцати лет назад. Итогом его размышлений стала книга «Fortress Russia», изданная в Кембридже в 2018 году. Издательство «Альпина нон-фикшн» выпускает ее русский перевод, выполненный автором, под названием «Русская культура заговора. Конспирологические теории на постсоветском пространстве». Публикуемый ниже фрагмент книги рассказывает, как в императорской России возникли и стали развиваться идеи о том, что во всех русских бедах виноваты происки Запада (и евреи).


В 1775 г. придворный поэт Василий Петров опубликовал «Оду Ея Императорскому Величеству Екатерине Второй, Самодержице Всероссийской, на заключение с Оттоманскою Портою мира». По словам историка Андрея Зорина, это произведение стало важнейшим документом екатерининской России, в котором не только отразилась модель политического мышления, но и впервые проявилась идея антирусского заговора. Характерно, что в России, как и в Европе, именно элиты были первыми, кто включился в «конспирологическую коммуникацию» с целью объяснения геополитической реальности, в которой оказалась империя.

Придворный поэт Петров ярко описал в поэме интриги европейских держав в отношении России с ее растущей мощью. Написанная в честь победы над Османской империей ода иллюстрирует тайные планы европейских держав (в первую очередь, Франции) по подрыву могущества России путем втягивания ее в кровопролитные конфликты. Петров, как пишет Андрей Зорин, усматривает причины войны в закулисных интригах французской дипломатии, завидующей российским успехам на политической арене. Удивительно, насколько долго этот стереотип антироссийских интриг и эксплуатации России будет сохранять свое влияние на российские имперские элиты. И хотя изложенная Петровым концепция не вполне может считаться полноценной теорией заговора, характерно, что поэт именно таким образом объяснил геополитический расклад сил в Европе.

Кроме того, в России, как и в Европе, одной из конспирологических традиций, оставшихся в веках, стала подозрительность по отношению к масонам. Их влияние пугало не только консервативно настроенную элиту империи, но и некоторых высокопоставленных священников. В масонах видели слуг дьявола, поборников западных устоев, а также распутников и пьяниц, что через популярную литературу и памфлеты помогло сформировать антимасонский миф и способствовало запрещению ордена в России. Важно отметить, что российская антимасонская истерия происходила более-менее одновременно с европейской, а это показывает, насколько элита империи была включена в культурно-идеологические процессы Европы того времени.

В конце XVIII в. российские интеллектуальные круги начали дискуссию о природе национальной идентичности и отношении к Западу как фактору, формирующему российскую нацию. Вера Тольц отмечает, что дискуссия между славянофилами и западниками началась еще при Екатерине II, но дебаты между двумя группами тогда не были столь ожесточенными, как в конце XIX в. Они скорее «отражали различие между космополитами эпохи Просвещения и (прото)националистами». Учитывая, что процесс нациестроительства еще не шел полным ходом, ожесточенных дискуссий и активного поиска «другого» ради самоопределения не возникало.

Этот процесс начался в середине XIX в., и важной поворотной точкой оказалось поражение Российской империи в Крымской войне (1853–1856). Альянс европейских держав открыто выступил против России, что в результате стоило империи огромных потерь. Миссия заполучить Палестину и стать главным христианским государством с треском провалилась. В глазах многих консервативных мыслителей это выглядело самым явным проявлением заговора Запада против России. Новое поколение славянофилов, появившееся после крымского разгрома, было настроено по отношению к Европе более радикально. Унижение России в Крымской войне дало толчок активному распространению теорий заговора в публичном пространстве. Этому способствовали и другие причины, в частности поддержка консервативной повестки представителями правящей элиты, особенно в последние два десятилетия XIX в. в период царствования Александра III. В результате сложилась основа корпуса антизападных теорий заговора. Но их развитию способствовало также еще несколько важных изменений в социально-культурной жизни Российской империи.


Во второй половине XIX в. либеральные реформы Александра II привели к быстрой модернизации российского общества. Массовая миграция крестьян в города заметно изменила социальную структуру и коммуникацию. Теперь распространение слухов и массовых страхов значительно упростилось, и они превратились в важный источник новостей. Как показывают исследования, слухи об измене правящей верхушки империи, подтачивавшие ее легитимность и общественную поддержку, с одинаковой степенью популярности распространялись как при дворе, так и среди обычных людей.

Более того, реформы Александра II имели одно довольно неожиданное последствие для культуры заговора в России. Хофстэдтер утверждал, что для производства классической теории заговора необходимо уметь выразить мысль в псевдоакадемическом стиле и обладать базовыми навыками обработки информации. В результате реформы образования больше людей обрели способность производить и потреблять теории заговора, что и привело к развитию конспирологической культуры и помогло распространиться антизападным, консервативным настроениям.

Среди первых групп интеллектуалов времен поздней Российской империи, которые открыто пропагандировали теории заговора, интерпретируя таким образом и внутреннюю, и внешнюю политику, были славянофилы. Идея о том, что у России есть историческая миссия спасения мира, «особый путь», и восприятие ее как хранительницы морали и истинного, незамутненного христианства служили фундаментом для распространения всевозможных антизападных теорий. К тому же приверженность консервативным взглядам и протопопулистские идеи об опоре на «народ» — хранителя истинно русских ценностей — также создавали благоприятную почву для распространения направленных против элит теорий заговора среди разных слоев населения. В то же самое время «негативная повестка» с опорой на консервативные принципы, пропагандируемая славянофилами, активно использовалась правительством с целью общественной мобилизации.

Важный пример в этом контексте — Федор Достоевский, чьи консервативные, часто шовинистские, взгляды цитируются современными русскими националистами, а некоторые его произведения перепечатывались в откровенно антиеврейских публикациях, изданных в постсоветское время. Несмотря на то что исследователи творчества Достоевского отмечают его идеологическую непоследовательность, особенно в первые годы писательства, в позднем периоде его творчества встречаются как общие антизападные идеи, так и антикатолические, и антисемитские теории заговора. Как подчеркивает Максим Шрайер, хотя было бы неправильным сводить взгляды Достоевского к банальному антисемитизму, в его работах можно обнаружить много ссылок на традиционные для своего времени теории заговора, связанные с евреями. В то же время «Дневник писателя» служит отличным примером идеологии «русского консерватизма», подчеркивающего особую миссию России в мировой истории.

Ранние славянофилы, такие как Алексей Хомяков, продвигали идею о том, что в результате петровских реформ Россия стала своего рода виртуальной колонией Запада. И чтобы новая российская идентичность возродилась и в России случился духовный подъем, необходимо избавиться от западного влияния. Позднейшие мыслители вроде Николая Данилевского делали акцент уже на радикальном отделении от Европы, поскольку видели в России особую культурно-историческую общность и хотели уберечь ее от интриг европейских правительств. Как мы увидим далее, подобные идеи будут довольно часто повторяться в теориях заговора постсоветского времени.

Во второй половине XIX в. в Российской империи начинается рост националистических настроений, в первую очередь связанный с национальными движениями на ее окраинах. После польского восстания 1863 г. и в результате роста украинского национализма термин «нация» все чаще появляется в консервативной прессе. В это время именно поляки и евреи, населявшие западные территории империи, обыкновенно представлялись опасными «другими», действовавшими против России. Роль поляков в этом процессе была особенно заметна для консервативных писателей, поскольку активные революционные настроения среди польского населения ставили под большой вопрос внутреннюю стабильность в империи. Образ католического священника стал центральным в антикатолических теориях заговора. Правительство относилось к католическим активистам чрезвычайно подозрительно, предполагая, что они работают на внешние силы, якобы стремящиеся подорвать государство изнутри и сбросить царя. Страх заговора был так силен, что среди заговорщиков виделись даже иезуиты, которые были изгнаны с территории России почти за полвека до этого.

Одной из икон антизападной культуры заговора в поздней империи Романовых был Михаил Катков, известный писатель и издатель, посвятивший много работ раскрытию интриг против России. Именно Катков связывал деятельность польских национальных активистов с глобальным антироссийским заговором, считая, что истинный русский патриот должен быть лояльным, как солдат в армии. «Настоящим русским» мог считаться только православный христианин, преданный монархист и приверженный правительству человек. Предвосхищая многих постсоветских авторов теорий заговора, которые видят источник опасности в финансировании российской оппозиции из-за границы, Катков обвинял поляков в получении денег на революцию и убийства от иностранцев, а волнения среди простых поляков объяснял подстрекательством со стороны местного польского дворянства. В характерном для конспиролога стиле Катков делил Россию на две части: национальную и антинациональную. По мысли Каткова, «Великие реформы» угрожали российской стабильности и были нацелены на крах территориальной целостности страны, чего и добивался Запад. Революционное движение, набиравшее силу в последние десятилетия XIX в., также представлялось плодом деятельности антирусских заговорщиков в Европе, как и потоки лжи в европейской прессе о России и ее народе.

Роль Каткова в интеллектуальной поддержке русского консерватизма и контрреформ конца XIX в. трудно переоценить. Его радикальные консервативные взгляды стали одним из факторов, позволивших повернуть вспять достижения реформ Александра II. На почве этих реформ, роста национализма и последовавших затем контрреформ взрос русский антисемитизм — центральный элемент культуры заговора в империи Романовых. С 1880-х гг. антиеврейские конспирологические теории становятся главной темой русского национализма, а «Протоколы сионских мудрецов», изданные в 1903 г., — неувядаемым источником доказательств существования еврейского заговора. Но «Протоколы» были лишь одним из перепевов антиеврейского мифа XIX в. Они появились как кульминация антиеврейских настроений, которые зрели еще со времен установления черты оседлости в Российской империи в конце XVIII в. Как показал Савелий Дудаков, «Протоколы» выросли из богатой традиции популярной литературы памфлетов, создавшей огромное количество стереотипов и образов, которые использовались авторами как в XIX, так и в XX в.

В этом плане «Книга кагала» Якова Брафмана, впервые изданная в 1869 г., может считаться своего рода концептуальной предтечей «Протоколов». Кагал — традиционная форма социальной организации евреев в Восточной Европе, которая при Николае I была подвергнута реформе при поддержке просвещенного, ассимилированного еврейства. Целью ее было вывести евреев из черты оседлости и интегрировать их в российское общество. Но реформа была плохо продумана, страдала от непоследовательности исполнителей, и зачастую ассимилированные евреи оставались ограничены в правах, что заставляло их восстанавливать некоторые элемента кагала. Однако Брафману причины живучести этой формы виделись в другом. В традиционном для европейских и американских антисемитов того времени стиле кагал представлялся Брафману «государством в государстве», сохранявшим невиданную власть над своими членами и протянувшим «щупальца» далеко за пределы границ российского государства. Такое изображение кагала заставляло, с одной стороны, сомневаться в реформированности еврейства, а с другой — подозревать, что это реформирование, в принципе, невозможно. Историк Исраэль Барталь считал ключом к популярности антисемитизма то, что евреи оказались удобным «другим» для всех: социалисты видели в них землевладельцев и эксплуататоров крестьян, а правые — агентов Запада, продвигающих модернизацию России и стремящихся таким образом разрушить ее.

Рост политического движения накануне и после революции 1905 г. превратил теории еврейского заговора в мощный инструмент общественной мобилизации. По всей империи в конце XIX — начале XX в. распространились «Черные сотни» — организаторы погромов. К «Протоколам» они обращались как к важному доказательству опасности евреев для государства. Однако евреями дело не ограничивалось. Многие жители империи, оставшиеся в результате реформ без привычных средств к существованию, были склонны объяснять изменения, происходившие в российском обществе, националистическими и шовинистскими теориями заговора. Их настроения были использованы правительством во время Русско-японской и Первой мировой войн для подъема патриотического духа. Однако следствием этого стала маргинализация отдельных этнических групп, причем во время тяжелейшего военного конфликта, и, как результат, с одной стороны — радикализация этнических общин, а с другой — рост недоверия к ним со стороны властей. Все это сослужило плохую службу империи и привело к ее скорому развалу.

Итак, активное бытование конспирологических теорий в публичной сфере свидетельствует о наличии развитой культуры заговора уже перед революцией 1917 г. Именно страх измены стал ключевым триггером смены режима: популярность конспирологических идей сыграла важную роль в событиях февраля и октября. А затем, по мнению некоторых ученых, эти идеи перекочевали и в следующий исторический период, став значимым способом интерпретации повседневности в советском государстве.


Оглавление

Автор
"Горький"
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе