С глубоким прочтением: о каких советских писателях мы незаслуженно позабыли
28 декабря 2022 ● "Известия"
Если только не учились на гуманитарном факультете.
Фото: РИА Новости/Фред Гринберг
Советская литература ассоциируется с Шолоховым, Фадеевым, Симоновым, «красным графом» Алексеем Толстым и немного с Константином Паустовским, который охотился, писал о природе и преподавал. Но литература Страны Советов гораздо шире. К столетию СССР «Известия» вспомнили имена писателей, сопоставимых по силе таланта и мастерству с Булгаковым, Набоковым, Селином и даже с Гете.
Леонид Леонов
Автор «Русского леса» и романа-наваждения «Пирамиды» сравним по силе таланта с Набоковым и Булгаковым. Дважды номинант на Нобелевку, блестящий стилист, создатель беспощадной «человеческой комедии», Леонов заслужил восхищение Горького, зависть Бунина и поклонение Распутина. Он ворвался в литературу в двадцатые годы с романом «Вор», воссоздавшим карнавальный, агонизирующий мир нэпманской Москвы. Как и Набоков, с которым его роднит богатство приемов зрительного анализа, Леонов с легкостью доверял свою оптику персонажам — зачастую отрицательным. Однако пора забвения началась не сейчас, а гораздо раньше, когда писатель отправился в сомнительно добровольное изгнание в середине пятидесятых.
Писатель Леонид Леонов в рабочем кабинете. 1965 год
Фото: РИА Новости/Давид Шоломович
Его опус-магнум, эсхатологический роман «Пирамида», был задуман одновременно с «Мастером и Маргаритой», в смысловом и в сюжетном поле ему парным. Повествование начинается от лица автобиографического персонажа, писателя Леонида Максимовича, ожидающего ареста осенью 1940-го. Его последняя пьеса, как и булгаковская, запрещена к постановке. Чтобы хоть как-то отвлечься, опальный сочинитель идет прогуляться на кладбище, расположенное на окраине столицы, и видит: дочь местного священника беседует с выполненным в барельефе одного из столпов храма ангелом. Это — Дымков, растерянный добрый дух, готовый прийти на помощь человечеству, но не способный ни понять, ни объяснить происходящее.
Мастерство Леонова считывается на уровне каждой метафоры. Замечательны его «Барсуки», «Соть», «Скутаревский», «Дорога на океан», повести «Конец мелкого человека», «Белая ночь», «Провинциальная история», пьесы «Унтиловск», «Метель», «Волк». Значителен недооцененный «Русский лес» — первый русский экологический роман, писавшийся в те годы, когда об охране окружающей среды никто не слышал.
Юрий Нагибин
Имя самобытнейшего русского и советского прозаика, военкора, сценариста, непререкаемого авторитета в советской киноиндустрии, мужа Беллы Ахмадулиной, хорошо известно представителям старшего поколения в связи с культовыми в свое время сборниками «Чистые пруды», «Ранней весной», повестью «Встань и иди», отмеченной венецианским «Золотым львом».
Писатель Юрий Нагибин. 1991 год
Фото: ТАСС/Александр Яковлев
Главным произведением сына репрессированного в 1920-е белогвардейского офицера, росшего пасынком и в семье, и в отечестве, стали изданные после смерти дневники, роднящие его с принципиально «чужими» героями Сартра и Селина. Такие записки из метафизического подполья. Знатоки ценят повести «Моя золотая теща» и «Тьма в конце туннеля», в которых без сентиментов показан весь спектр позднесоветского общества и его элита — рафинированная мерзость. Писателя, ставшего духовной предтечей Лимонова, отмечают тонкий психологизм и внутренний объем. Основной темой своего творчества Нагибин считал «пробуждение человека», а значит, «узнавание заново своего окружения, более осознанное, положительное отношение к другому, а через это — к самому себе».
Владимир Орлов
Прямой наследник Булгакова, а через Булгакова — и Гоголя. Автор «Аптекаря» и нашумевшей в восьмидесятые городской фантасмагории «Альтист Данилов». Главный герой последней — Владимир Алексеевич Данилов, демон по отцовской линии и уроженец Ярославской области по материнской. Он изгнан из ада за саботаж и сослан на Землю на «практику», чтобы вредить людям. Однако и здесь Данилов демонических обязанностей не исполнял, людям помогал и играл на альте, за что в конце концов был признан профнепригодным на сатанинском суде.
Писатель Владимир Орлов. 2009 год
Фото: РИА Новости/Михаил Фомичев
Плотный, эмоциональный, отзывчивый мир Орлова — это типично «московский текст», создающий топонимический миф города. Здесь Орлов подобен сочинителю симфонии — он сумел придать необыкновенный объем обычным, ничего не значащим, обычным горожанам, «маленьким», но имеющим вкус, судьбу и умеющим радоваться жизни и верящим в чудо. Потому что именно встречей с чудом, по философии Орлова, проверяется человек, изначально разделенный пополам. Одна его сторона имеет бытовую окраску, другая матричная ипостась играет в ангельскую игру с высшими силами. Неслучайно «Альтиста Данилова» сравнивали с «Фаустом».
Александр Шаров, Владимир Шаров
Александр Шаров запомнился гениальными детскими сказками-притчами «Кукушонок», «Мальчик-одуванчик и три ключика», «Человек-горошина и Простак» (все экранизированы в семидесятые-восьмидесятые). В каком-то смысле это наш Экзюпери и неочевидный наследник Валентина Катаева с его «Цветиком-семицветиком», антагонист Алексея Толстого и его «Буратино». Проза Шарова лирична, герметична и на самом деле не передается средствами кинематографа. Антитеза театральному, остросоциальному Евгению Шварцу, проза Александра Шарова наследует еврейскому мистицизму — за его героями подглядывает Бог.
Писатель Владимир Шаров на церемонии вручения национальной литературной премии «Большая книга». 2014 год
Фото: ТАСС/Артем Геодакян
А вот его сына, Владимира Александровича Шарова, ушедшего в 2018 году, едва ли можно назвать забытым (впрочем, он и не советский писатель, а всё же российский). Автор культовых романов «До и во время», «Воскрешение Лазаря», «Репетиции», лауреат премий «Русский Букер» и «Большая книга». Наследующий Андрею Платонову, он очень значительно повлиял на современный литпроцесс — русская история, сплавляясь с библейскими сюжетами, приобретает в его творчестве совершенно фантастические черты: Москва XVII века становится Землей обетованной, а в Новом Иерусалиме патриарх Никон и взятый в плен режиссер-француз проводят репетиции второго пришествия. А распределенные по ролям люди вновь и вновь отыгрывают события из Евангелия в ожидании Христа, вплоть до середины ХХ века передавая роли из поколения в поколение…
Анатолий Алексин
Имя прозаика и драматурга уже немного подзабылось, хотя когда-то гремело: четырежды лауреат Госпремии, автор десятков повестей, рассказов, романов и пьес, среди которых «Сердечная недостаточность», «Домашний совет», «Действующие лица и исполнители», «Третий в пятом ряду», «Позавчера и послезавтра», взорвал читательское сознание драмой «Безумная Евдокия», напечатанной в журнале «Юность» в 1976 году.
Председатель жюри Международного конкурса детских фильмов писатель Анатолий Алексин в концертном зале «Россия». 1981 год
Фото: ТАСС/Николай Малышев, Анатолий Рухадзе
Жесткая и одновременно сентиментальная вещь работала на острие столкновения мировоззрений — суровой советской коллективистской аскезы и превалирующего в городской среде сибаритства и индивидуализма. Кроме того, «Безумная Евдокия» ставила ребром вопросы нравственного долга и чувства ответственности. Талантливая и красивая девятиклассница Оля, единственный и избалованный ребенок интеллигентных родителей, не скрывает легкого презрения к классной руководительнице, учительнице истории Евдокии Савельевне, обладающей странным вкусом в одежде, экстравагантным характером и склонностью подчеркивать малейшие успехи самых посредственных учеников.
Алексин проводит читателя по всем оттенкам справедливого, казалось бы, недоумения в отношении навязчивой, авторитарной и нелепо правдоискательствующей училки и ломает сюжет в финале — блистательная девочка оказывается самовлюбленной эгоисткой, способной идти по головам близких, этого даже не замечая.
Советская литература ассоциируется с Шолоховым, Фадеевым, Симоновым, «красным графом» Алексеем Толстым и немного с Константином Паустовским, который охотился, писал о природе и преподавал. Но литература Страны Советов гораздо шире. К столетию СССР «Известия» вспомнили имена писателей, сопоставимых по силе таланта и мастерству с Булгаковым, Набоковым, Селином и даже с Гете.
Леонид Леонов
Автор «Русского леса» и романа-наваждения «Пирамиды» сравним по силе таланта с Набоковым и Булгаковым. Дважды номинант на Нобелевку, блестящий стилист, создатель беспощадной «человеческой комедии», Леонов заслужил восхищение Горького, зависть Бунина и поклонение Распутина. Он ворвался в литературу в двадцатые годы с романом «Вор», воссоздавшим карнавальный, агонизирующий мир нэпманской Москвы. Как и Набоков, с которым его роднит богатство приемов зрительного анализа, Леонов с легкостью доверял свою оптику персонажам — зачастую отрицательным. Однако пора забвения началась не сейчас, а гораздо раньше, когда писатель отправился в сомнительно добровольное изгнание в середине пятидесятых.
Писатель Леонид Леонов в рабочем кабинете. 1965 год
Фото: РИА Новости/Давид Шоломович
Его опус-магнум, эсхатологический роман «Пирамида», был задуман одновременно с «Мастером и Маргаритой», в смысловом и в сюжетном поле ему парным. Повествование начинается от лица автобиографического персонажа, писателя Леонида Максимовича, ожидающего ареста осенью 1940-го. Его последняя пьеса, как и булгаковская, запрещена к постановке. Чтобы хоть как-то отвлечься, опальный сочинитель идет прогуляться на кладбище, расположенное на окраине столицы, и видит: дочь местного священника беседует с выполненным в барельефе одного из столпов храма ангелом. Это — Дымков, растерянный добрый дух, готовый прийти на помощь человечеству, но не способный ни понять, ни объяснить происходящее.
Мастерство Леонова считывается на уровне каждой метафоры. Замечательны его «Барсуки», «Соть», «Скутаревский», «Дорога на океан», повести «Конец мелкого человека», «Белая ночь», «Провинциальная история», пьесы «Унтиловск», «Метель», «Волк». Значителен недооцененный «Русский лес» — первый русский экологический роман, писавшийся в те годы, когда об охране окружающей среды никто не слышал.
Юрий Нагибин
Имя самобытнейшего русского и советского прозаика, военкора, сценариста, непререкаемого авторитета в советской киноиндустрии, мужа Беллы Ахмадулиной, хорошо известно представителям старшего поколения в связи с культовыми в свое время сборниками «Чистые пруды», «Ранней весной», повестью «Встань и иди», отмеченной венецианским «Золотым львом».
Писатель Юрий Нагибин. 1991 год
Фото: ТАСС/Александр Яковлев
Главным произведением сына репрессированного в 1920-е белогвардейского офицера, росшего пасынком и в семье, и в отечестве, стали изданные после смерти дневники, роднящие его с принципиально «чужими» героями Сартра и Селина. Такие записки из метафизического подполья. Знатоки ценят повести «Моя золотая теща» и «Тьма в конце туннеля», в которых без сентиментов показан весь спектр позднесоветского общества и его элита — рафинированная мерзость. Писателя, ставшего духовной предтечей Лимонова, отмечают тонкий психологизм и внутренний объем. Основной темой своего творчества Нагибин считал «пробуждение человека», а значит, «узнавание заново своего окружения, более осознанное, положительное отношение к другому, а через это — к самому себе».
Владимир Орлов
Прямой наследник Булгакова, а через Булгакова — и Гоголя. Автор «Аптекаря» и нашумевшей в восьмидесятые городской фантасмагории «Альтист Данилов». Главный герой последней — Владимир Алексеевич Данилов, демон по отцовской линии и уроженец Ярославской области по материнской. Он изгнан из ада за саботаж и сослан на Землю на «практику», чтобы вредить людям. Однако и здесь Данилов демонических обязанностей не исполнял, людям помогал и играл на альте, за что в конце концов был признан профнепригодным на сатанинском суде.
Писатель Владимир Орлов. 2009 год
Фото: РИА Новости/Михаил Фомичев
Плотный, эмоциональный, отзывчивый мир Орлова — это типично «московский текст», создающий топонимический миф города. Здесь Орлов подобен сочинителю симфонии — он сумел придать необыкновенный объем обычным, ничего не значащим, обычным горожанам, «маленьким», но имеющим вкус, судьбу и умеющим радоваться жизни и верящим в чудо. Потому что именно встречей с чудом, по философии Орлова, проверяется человек, изначально разделенный пополам. Одна его сторона имеет бытовую окраску, другая матричная ипостась играет в ангельскую игру с высшими силами. Неслучайно «Альтиста Данилова» сравнивали с «Фаустом».
Александр Шаров, Владимир Шаров
Александр Шаров запомнился гениальными детскими сказками-притчами «Кукушонок», «Мальчик-одуванчик и три ключика», «Человек-горошина и Простак» (все экранизированы в семидесятые-восьмидесятые). В каком-то смысле это наш Экзюпери и неочевидный наследник Валентина Катаева с его «Цветиком-семицветиком», антагонист Алексея Толстого и его «Буратино». Проза Шарова лирична, герметична и на самом деле не передается средствами кинематографа. Антитеза театральному, остросоциальному Евгению Шварцу, проза Александра Шарова наследует еврейскому мистицизму — за его героями подглядывает Бог.
Писатель Владимир Шаров на церемонии вручения национальной литературной премии «Большая книга». 2014 год
Фото: ТАСС/Артем Геодакян
А вот его сына, Владимира Александровича Шарова, ушедшего в 2018 году, едва ли можно назвать забытым (впрочем, он и не советский писатель, а всё же российский). Автор культовых романов «До и во время», «Воскрешение Лазаря», «Репетиции», лауреат премий «Русский Букер» и «Большая книга». Наследующий Андрею Платонову, он очень значительно повлиял на современный литпроцесс — русская история, сплавляясь с библейскими сюжетами, приобретает в его творчестве совершенно фантастические черты: Москва XVII века становится Землей обетованной, а в Новом Иерусалиме патриарх Никон и взятый в плен режиссер-француз проводят репетиции второго пришествия. А распределенные по ролям люди вновь и вновь отыгрывают события из Евангелия в ожидании Христа, вплоть до середины ХХ века передавая роли из поколения в поколение…
Анатолий Алексин
Имя прозаика и драматурга уже немного подзабылось, хотя когда-то гремело: четырежды лауреат Госпремии, автор десятков повестей, рассказов, романов и пьес, среди которых «Сердечная недостаточность», «Домашний совет», «Действующие лица и исполнители», «Третий в пятом ряду», «Позавчера и послезавтра», взорвал читательское сознание драмой «Безумная Евдокия», напечатанной в журнале «Юность» в 1976 году.
Председатель жюри Международного конкурса детских фильмов писатель Анатолий Алексин в концертном зале «Россия». 1981 год
Фото: ТАСС/Николай Малышев, Анатолий Рухадзе
Жесткая и одновременно сентиментальная вещь работала на острие столкновения мировоззрений — суровой советской коллективистской аскезы и превалирующего в городской среде сибаритства и индивидуализма. Кроме того, «Безумная Евдокия» ставила ребром вопросы нравственного долга и чувства ответственности. Талантливая и красивая девятиклассница Оля, единственный и избалованный ребенок интеллигентных родителей, не скрывает легкого презрения к классной руководительнице, учительнице истории Евдокии Савельевне, обладающей странным вкусом в одежде, экстравагантным характером и склонностью подчеркивать малейшие успехи самых посредственных учеников.
Алексин проводит читателя по всем оттенкам справедливого, казалось бы, недоумения в отношении навязчивой, авторитарной и нелепо правдоискательствующей училки и ломает сюжет в финале — блистательная девочка оказывается самовлюбленной эгоисткой, способной идти по головам близких, этого даже не замечая.