О феномене «последнего русского классика» мы поговорили с председателем попечительского совета Бунинской премии, доктором философских наук, профессором Игорем Ильинским.
культура: Почему именно Бунин стал первым российским лауреатом? Номинировался ведь еще и Шмелев, более русский по духу писатель.
Ильинский: Весь Париж думал, что премию получит не тот и не другой, а Мережковский. Иван Алексеевич и Вера Николаевна в день, когда решался этот вопрос, отправились в кино, новость застала их прямо в синематографе. Нельзя сказать, что Бунин не ждал награды. Очень ждал — и на то был ряд причин. Во-первых, они жили крайне бедно, если не сказать, прозябали в нищете. Второе, конечно, честолюбие. Бунин считал себя венцом русской литературы, а равными — только Толстого, Чехова и Горького. После получения премии часть средств раздал бедствующим в эмиграции русским поэтам и писателям, а оставшееся у него очень быстро разошлось. Аристократ, он любил жить на широкую ногу, так что в скором времени все вернулось на круги своя.
культура: Бунин получил премию за совокупность произведений?
Ильинский: Он так говорил. На самом деле, запись в грамоте следующая: «За правдивый артистический талант, с которым Иван Бунин воссоздал в художественной прозе типичный русский характер».
культура: Кто же у него типичный?
Ильинский: Вот-вот. Если взять «Деревню», «Суходол», «Господина из Сан-Франциско» — там много характеров, причем довольно безобразных, с какой стати считать их типичными? Тут нельзя сбрасывать со счетов и политический момент. Как известно, Бунин в высшей степени критично высказывался по поводу 1917 года, считал революцию переворотом, Ленина — планетарным злодеем. Его публицистика, жесткая, эмоциональная, точная, во многом была построена на слухах, информации от третьих лиц. Он не очень разбирался в обществознании, истории, судил со своей колокольни.
Фото: ИТАР-ТАССкультура: Так и не смог простить России революции?
Ильинский: Да, но он оставался русским человеком, любил свою страну. Когда началась Великая Отечественная, Иван Алексеевич переживал это как личную трагедию, даже хотел вернуться. Когда наши стали наступать, писал об этом восторженно. Сохранились воспоминания Симонова о том, как ярый антисоветчик Бунин поднимал короткий тост: «За полководца Сталина». Но обида и злоба, конечно, присутствовали, и понять его можно: дворянин, консерватор. Так или иначе, он заслужил признание. Это величайший писатель и поэт.
культура: Когда Бунина превозносили за художественный язык, он отвечал: «Какой такой особый язык? Пишу русским языком, язык, конечно, хороший, но я-то тут при чем?» Кокетничал?
Ильинский: Не любил рассуждать о писательской кухне. Если речь заходила о прототипах, биографичности его произведений, парировал, — все неправда, я все выдумал. Конечно, проза Бунина — богатейшая по словарю, изысканная, изящная. Он чурался всякой неряшливости, не терпел неологизмов, полагая, что они ведут к разрушению языка, бежал от декадентства и модернизма, считая их «отвратительным варварством».
культура: Как относитесь к тому, что Бунина изучают в школе? Не рано?
Ильинский: Смотря что...
культура: «Митина любовь», «Солнечный удар».
Ильинский: Интернет все равно сообщит нашим детям все, что их интересует. Пусть уж лучше прочитают об этом у Бунина.
Дарья ЕФРЕМОВА