Писатель Николай Островский и его секретарь Александра Лазарева за работой. Фото: РИА Новости
Этот пересмотр может принимать разные формы — чаще всего громкие и одиозные, однако он происходит на фоне вступления в жизнь уже целого поколения, для которого советское — только история.
С одной стороны, это выхватывает из дискуссий личный опыт и быт, но с другой, позволяет более объективно и спокойно взглянуть на весь советский проект в целом. Именно такое положение фиксируют многие недавние книги, которые посвящены феномену советизма.
Книга «Литературная матрица. Советская Атлантида» является прямым продолжением знаменитой оригинальной «Литературной матрицы», в которой современные авторы рассказывали о писателях, входящих в школьную программу. «Советская Атлантида», в отличие от своего предшественника, получилась куда более претенциозной — ни авторы, ни составители сборника не скрывают своей цели реабилитировать советскую официальную и на сегодняшний день почти полностью забытую литературу.
Обложка книги «Литературная матрица. Советская Атлантида».
«Русская Планета» с разрешения издательства «Лимбус Пресс» публикует фрагмент очерка Германа Садулаева о Николае Островском и его романе «Как закалялась сталь»
В 1987 году сочинение Николая Островского «Как закалялась сталь» было изъято из школьной программы. Новая оттепель, тесной толпою стояли в очереди «возвращенные имена». Не хватало учебных часов. Старая печка-буржуйка, спасавшая в холодные и тифозные времена, она не нужна, когда стало пригревать солнце. Солнце? Бунин и Солженицын, такие важные. Повесть Островского признана обладающей «низкой художественной ценностью». Где уж там, когда такие изящества и роскошь томятся в пыли. А тут — агитка, чистая пропаганда. Художественная ценность низкая, никакой художественной ценности.
Эти слова нужно повторять как мантру. И это легко. И?правда, наверное. Но если и нет, если ты просто внутренне злобен, а возразить нечего, то можно всегда сказать: ну, художественной ценностью… И повторить миллион раз, чтобы впечаталось. Чтобы вытравить из истории, из литературы. Нет, не было, не могло быть — художественной ценностью не обладает.
Что же такое, к чертям собачьим, художественная ценность? Если человек — когда один, когда тысяча, когда миллионы, — сдерживая слезы, крепит кулак жить, закрывая страницы с горящими буквами, это — нет? Это когда литкритик в жилетке а-ля славянин одобрительно хмыкнет, профессор кивнет — эвон как, а курсистки, они же студентки филфака, слегка, не взаправду, заволнуются сложностью синтаксиса, это она? Тогда идите лесом со своей художественной ценностью и со своей художественной литературой, которая потому и стала никому не нужна, что слишком художественна, столько в ней художественной ценности, и ничего, кроме нее, нету, что не понятно, зачем все это написано и кому и что теперь делать? Не жалеет, не зовет, не плачет. Рисует. Художники, блин.
Вскоре, впрочем, всю вообще литературу отменили, и за Островского стало не обидно. Не помогли белогвардейцы, Бунин с Булгаковым. Выходит, что обязательность литературы держалась все же на Островском, а не так, в словесах. Теперь обязательные предметы: труд, физкультура и ОБЖ. Что значит «О, Боже, мы в Ж.». В ЖЖ. И?Закон Божий. Снова, значит, будущий Павка Корчагин будет спрашивать у попа: почему вы учите, что Земля существует всего пять тысяч лет, а в старших классах говорят, что миллионы и миллионы… Хотя нет, спрашивать не будет. Потому что астрономию в старших классах тоже отменили, совсем.
Но махорки в тесто подсыплет. Обязательно. Обязательно будет Павка Корчагин, который еще подсыплет махорки в тесто попу. На том стоим. Пока же Островский нам стал не нужен. Но это нам, в России. Россия – маленькая и слабая страна, силящаяся догнать Португалию, но пока никак. Больная, как Николай Островский, но не умеющая мечтать. Это мы.
Готовясь к написанию данной статьи, я не нашел в сетевых магазинах ни книги «Как закалялась сталь», ни биографии Николая Островского. Ничего не нашел. Не издают. Хорошо, что есть старые библиотеки.
Зато в Китае! В Китае продолжают переиздавать. Уже больше двенадцати миллионов книги «Как закалялась сталь» продано. Маловато, конечно, для китайского населения, но ведь еще не все китайцы читают книги. А среди китайских студентов Павка Корчагин — в первой тройке любимых литературных персонажей. Джеймс Бонд, Спайдермен и Павка Корчагин. Супергерои.
В 1999 году, когда у нас не оттепель даже, а полное знойной свободы лето либерализма, китайцы снимают по книге Николая Островского фильм. «Гантецземалянчен». Это по-китайски. Учите, учите. Пригодится. Народ, который не хочет учить свой язык, будет учить чужой. Мы еще будем читать Николая Островского по-китайски. В школьной программе. В обязательной школьной программе.
Китай же, несмотря на низкую художественную ценность агиток и пропаганды, худо-бедно, но обошел Португалию. И вообще весь мир по темпам роста влияния и могущества. И Павка Корчагин продолжает закалять сталь, теперь — китайскую сталь.
Кадр из фильма «Павел Корчагин». Фото: пресс-служба Киевской киностудии художественных фильмов
Не так давно Китай вручил премию за лучшую иностранную книгу нашему Захару Прилепину, за роман «Санькя». Потому что Санька — это тот же Павка Корчагин. Так же любит, так же жертвует собой, так же за народ, за простых людей. А сладкие весенние баккурорты, конечно, хороши. И все остальные, но конфетками питаться – портить народную печень. Смотрите, смотрите на Восток. И вспоминайте Николая Островского, вспоминайте Павла Корчагина – он еще вернется к нам, как бодхисаттва, Иван Бодхисаттва движется.
Итак, маленький Коля Островский себя придумал, все придумал, от начала и до конца. На самом деле он родился в 1904 году, и, когда случилась революция 1917 года, ему было всего 13 лет. Согласно автобиографическому листку партийного учета, который был составлен на украинскоймове и подписан самим Островским, до 1919 года он проработал в станционном буфете. Потом, до 1922 года — на станции Шепетовка «резал дрова». А на Гражданскую войну он не ходил. После учился в Киеве, болел тифом. В?1923 году послан для комсомольской работы в приграничный район. В 1924 году вступил в партию.
Как известно, далее, до 1927 года, Островский состоял на аппаратной работе. В 1927 году слег. Лечился на юге. Писал. С 1930 года жил в Москве. В 1932 году, после выхода книги, советское правительство подарило ему дачу в Сочи, куда он переехал и где жил до 1935 года, после чего вернулся в Москву, где и умер в 1936 году. В 1935 году ему было присвоено звание бригадного комиссара, хотя ранее воинских званий у него не было. А Мертвый переулок, где писатель получил квартиру, еще при жизни был переименован в его честь.
Война, партизанщина, Буденный с Котовским — все прошло мимо, не успел, не застал. Но придумал. И узкоколейку придумал, не было ее, да и не была она нужна, ученые люди доказали, что столько дров в лесу храниться не могло, а если бы и были дрова, хватило бы дороги на конной тяге, без глиняной насыпи, которая сгубила здоровье молодого Корчагина. И глины там нет, почвы песчаные. И грабы — гладкие. И сто тысяч еще несоответствий.
Значит, фантазер.
Но и это — схема. Другая схема, противоположная принятой ранее в официальном литературоведении схеме о полной автобиографичности произведения Островского. А жизнь человека, любого, даже и не писателя, никогда не укладывается ни в какую схему. Жизнь просторна, сюжеты заужены.
Кажется, Николай Островский все же хлебнул крови. В приграничных районах был он не просто чиновником, да и не было тогда у советской власти в таких беспокойных краях просто чиновников. Работал Островский в репрессивном аппарате, работал с ЧК и отрядами особого назначения. Мочил контру, это как пить дать. И сам побывал под трибуналом. Нынешние биографы туманно намекают, что за доброту — не хотел, мол, расстреливать крестьян или еще кого-то там. А я думаю, что вряд ли. Доброта и мягкотелость не составили бы партийцу такого послужного списка, что его потом — еще до успеха книги — отправляли в санатории, лечили, внимательно отнеслись к его литературному проекту и всячески помогли. Скорее, побывал Островский под трибуналом за излишнюю жестокость. А жестокость, пусть и излишняя, к классовым врагам в те времена была проступком вполне простительным. Потому личное дело его испорчено этим не было, получил формальное внушение и снова в строй.
Так что подвиги у Николая Островского были. Однако не вполне романного типа. Время было такое, время, когда Аркадий Гайдар (Голиков) и прочие жестокие дети убивали без счета. Если бы красные проиграли войну, то в новой истории и Гайдар, и Островский были бы террористами вроде СалманаРадуева. Но красные не проиграли.
Книги рождаются от книг. И это нормально. Этого совершенно не следует стыдиться. Не видим же мы ничего постыдного в том, что от людей рождаются люди, а болонки рождаются от болонок? Напротив, если бы человек родил болонку или болонка произвела на свет человека, мы сочли бы это невероятным курьезом. Почему же, видя, как от одной литературы происходит другая, мы должны непременно обругать последнюю как подражательство или, того хуже, постмодернизм? Почему суровый критик и дотошный читатель требуют, чтобы литература порождалась непосредственно «жизнью»? Как они представляют себе это противоестественное зачатие? Несомненно, «жизнь» оказывает какое-то воздействие на литературу, но прямо породить ее не способна ввиду существенных анатомических различий между обеими. Болонка не может породить человека, но человек может обучить болонку различным фокусам и трюкам.
Первое издание книги Николая Островского «Как закалялась сталь».
Собственная жизнь Николая Островского дала ему слишком мало романного материала, как фактического, так и эмоционального. И будущий писатель обратился к книгам. Решив заняться литературным трудом, он, будучи уже больным, теряющим зрение, сутками запоем читал. По свидетельству биографов, Островский предпочитал мемуары о Гражданской войне. И романтические сочинения. Это заметно.
Установлено, что основным источником сведений для автора повести «Как закалялась сталь» и неоконченной трилогии «Рожденные бурей» была книга Н. Е. Кокурина и В. А. Меликова «Война с белополяками», изданная в 1925 году. Зачатие от революционного духа произошло при посредстве романа Этель ЛилианВойнич «Овод» (Островский не скрывает этого, «Овода» сам Павка Корчагин читает своим товарищам вслух). А еще — сентиментальные романы Сенкевича и Жеромского, которые автор подсовывает героине «Рожденных бурей», польской пани Людвиге Могельницкой. Начало трилогии очень в духе дамского романа. Да и в основном труде писателя много, очень много романтической сентиментальности.
Как же случилось, что история лирического героя повести была отождествлена с биографией самого автора? Островский поначалу категорически возражал, чтобы его считали Павкой Корчагиным. Потом перестал возражать так активно. А после его смерти официальная пропаганда смогла развернуть мифотворчество в полный рост. Зачем? А это была, как мы бы сейчас сказали, пиар-стратегия издательства.
Талантливые советские пиарщики отметили тенденцию, набиравшую силу в XX веке (и ставшую еще более сильной в веке XXI). Читателя в прозе такого рода художества интересуют мало. Выдумка, «творческий вымысел» и прочее фантазерство отдаляют читателя от произведения. Читателю не нужна «литература». Читателю нужно мясо, живое мясо. Нужно, чтобы кровь, пот и слезы сочились, стекали, капали с каждой страницы. Востребованы не просто хорошие книги, а свидетельства, желательно из первых рук. Читатель желает быть вездесущ, как Бог. Желает сам быть свидетелем, очевидцем, а лучше участником в любом событии, происходящем или происходившем. Для этого ему нужна книга, читая которую он может отождествить себя с автором, который сам был участником и очевидцем, а не перепевает с третьего голоса.
Это жестокий тренд, убивающий собственно литературу. Представьте, что от Жюля Верна потребовали бы доказательств, что он самолично посетил Луну и плавал в подводной лодке! Иначе никакого паблисити, никаких продаж. Лучший заголовок для книги конца XX века — «Я?был любовником принцессы Дианы». Под суперобложкой может быть что угодно. Вымышленная литература — удалена в гетто (иногда весьма и весьма выгодное гетто, как книги о Гарри Потере; но у нас ведь совсем другая история). Или заперта в филологических башнях то ли слоновой, то ли бараньей кости. Ни Гарри Потер, ни изящная словесность не поднимут на стройки и баррикады, вот в чем разница. А «Как закалялась сталь» могла стать такой книгой, которая сама по себе пропагандист и агитатор. Нужно было только слегка подправить имидж автора. За этим дело не стало, «министерство правды» работало как часы. Выправили ведь биографию пионеру-герою Павлику Морозову. Сочинили. А тут легче, и сочинять не пришлось, просто следовали сюжетной канве повести. Так и слились для нас в одно целое Николай Островский, писатель, и Павка Корчагин, пламенный революционер. И Павка Корчагин стал даже более реален, чем его создатель, войдя в думы и память миллионов людей во всем мире. Он стал равным Че, он предвосхитил Гевару, который почти не писал, но действовал, как настоящий герой революционной пьесы, всю свою недолгую жизнь. А Че Гевара и доныне — второй по влиянию и популярности персонаж на планете Земля.
После Иисуса Христа.
Литературная матрица: Советская Атлантида: — СПб.: 2013.
Сергей Простаков