«Медуза» курильщика

Иллюстрация: Елизавета Дедова


16 июня исполнилось 63 года со дня рождения Сергея Курехина. О том, что он был эрудитом и библиофилом, все в курсе, но далеко не все знают, что Курехин основал издательство «Медуза»: чтобы реконструировать его историю, мы поговорили с Андреем Бурлакой, Сергеем Летовым, Александром Эткиндом и другими. Мария Нестеренко рассказывает об этом недолговечном издательском проекте и роли книг в жизни выдающегося композитора и музыканта.



Огромные планы

Идея организовать издательство пришла Сергею Курехину и музыкальному журналисту и продюсеру Андрею Бурлаке в 1993 году. «У нас были огромные планы, — вспоминает Бурлака. — Мы составляли списки, созванивались с авторами, искали переводчиков. Нас интересовала литература самого широкого диапазона: от Эммануила Сведенборга до Лео Перуца». В 1980-х Бурлака выпускал один из главных рок-самиздатов страны — журнал РИО. К началу 1990-х ему уже не хотелось заниматься самодеятельностью, поэтому он ушел на звукозаписывающую фирму «Мелодия». Однажды к нему обратились двое молодых людей с предложением возродить издание: «Я довольно давно знал этих ребят, они позвонили мне и предложили опять начать издавать РИО. Парни занимались бизнесом — возили масло и сыр из Прибалтики, имели офис в Солярном городке, и деньги у них водились. Ну, почему бы и не попробовать». Впрочем, идея журнала показалась спонсорам слишком мелкой, и они решили финансировать сразу издательство. «За несколько дней до этого мы с Сережей Курехиным говорили о том, как было бы здорово издать и переиздать книги, за которые никто не брался. Курехин воодушевился. Мы подписали договор с шампанским и прогулкой на пароходе. Мы с Сергеем дружили еще с 1974 года, нас связывала не столько музыка, сколько то, что мы были сумасшедшими библиофилами. Мы даже разработали специальный маршрут, чтобы обойти всех букинистов в центре города и успеть при этом выпить кофе. Я жалею, что не записывал на диктофон наши разговоры во время этих прогулок», — вспоминает партнер Курехина по издательству.

Давняя идея Капитана — издавать книги — реализовалась, хотя и не так, как ему хотелось. В издательстве не было четкого разделения труда, поэтому организаторы занимались сразу всем: составляли план, нанимали работников, реализовывали продукцию. «Медуза» была скорее торговой маркой. Курехин и Бурлака нанимали верстальщиков, редакторов и корректоров, но издательства в привычном понимании, с кабинетами и рабочим расписанием, не существовало. Название придумал Курехин, заявив, что такого нигде больше нет, а само слово несет в себе огромную символическую нагрузку. Логотип нарисовал художник Алексей Вайнер.


Вадим Назаров, арт-директор издательства Пальмира: «Курехин живейшим образом интересовался всем необычным. Книжные издательства тогда были на культурной передовой, не то что сейчас, поэтому он сам пришел в наше издательство „Северо-Запад”. У него было совершенно четкое представление о том, что он хотел сделать как издатель. Курехин привел к нам переводчика Виктора Когана, у которого в кармане был Берроуз: я долго не решался издать эти книги, хотя вроде были все возможности».

Параллельно с этим спонсоры заявили, что у них есть автор, которого они хотят продвинуть. Начинающие бизнесмены дали Бурлаке послушать кассету: «запись представляла собой заунывное нытье двух голосов — интонирование без мелодии, ритма, размера». Это был Игорь Калинаускас, бывший театральный режиссер, в то время занявшийся духовными практиками. Его программа представляла собой смесь психофизических упражнений, оккультизма, восточных учений и проч. «Я считаю это шарлатанством, — говорит Бурлака, — но не против таких форм деятельности, потому что многим людям такая практика помогает, это их выбор. Калинаускас занимался этим, и достаточно успешно, но ему хотелось большего, поэтому он вместе со своей тогдашней женой Ольгой решил запеть. Так появился duo zikr». Именно Калинаускас стоял за фирмой «Артис», в которой работали Михаил и Андрей — молодые люди, спонсировавшие книгоиздание. Курехин, Бурлака и Калинаускас познакомились, и «Медуза» начала свою работу.

Первым плодом «Медузы» стала книга Игоря Калинаускаса «Жить надо». В аннотации к изданию было сказано, что это «сборник текстов, рожденных в совместной работе многих людей: работе по самопознанию, по поиску гармоничных отношений с окружающим миром, с самим собой, работе, направленной на реализацию спящих в каждом человеке возможностей». Бурлака вспоминает: «В ту пору многие люди занимались такими вещами: чумаки и кашпировские были в полный рост. Впрочем, это не было сектантством, ну собирались люди, проводили вместе время, там членства не было никакого».

Помимо книги Калинаускаса, «Медуза» успела выпустить еще две книги: «Эрос невозможного» Александра Эткинда об истории русского психоанализа и антологию журнала «Гнозис». «Эрос» был напечатан очень большим по нынешним временам тиражом — 20 тысяч экземпляров. «Эта история проще чем кажется, — вспоминает Эткинд. — Я никогда не встречался с Курехиным. Моя рукопись лежала в московском издательстве „Прогресс”, движения не было год или два, договора тоже. Я рассказал об этом приятелю, тот связался с Курехиным, книга вышла в его „Медузе”. Потом „Прогресс” напечатал еще что хотел. Спасибо Курехину я так и не сказал. Много позже от его вдовы я узнал, что Сергей и правда читал и любил мою книгу».

Вторая книга — «Антология Гнозиса» — одного из западных русскоязычных изданий с ярко выраженной религиозно-мистической направленностью. Составители книги в предисловии сообщают: «Журнал ставил перед собой задачу сохранения атмосферы высокой интеллектуальной невозмутимости и духовной актуальности. Именно эта цель воодушевляла издателей в их стремлении к новому синтезу знания и опыта, к метафизическому осмыслению прошлого и настоящего, к поиску новых форм восприятия и выражения». «Гнозис» печатал произведения русских и западных богословов, философов, филологов, людей духовного звания, писателей, художников. Двухтомник вышел под редакцией Аркадия Ровнера, Виктории Андреевой, Юджина Д. Ричи и Стефана Сартарелли. Курехин всегда испытывал интерес к религиозной философии, о чем неоднократно упоминали в многочисленных интервью его друзья и коллеги, поэтому нет ничего удивительного, что Капитана заинтересовало это издание. Впрочем, Бурлака отмечает, что немаловажным было и то, что эти книги было проще всего выпустить.



Слон в посудной лавке

Интерес Курехина к книжному делу органически вырос из его любви к чтению. О его познаниях до сих пор ходят легенды.


Сергей Чубраев, культуролог, хранитель коллекции Курехина: «Курехин общался с людьми самых разных профессий, и они часто принимали его за своего. Когда Сергей с умным видом разговаривал с философами, все думали, что это какой-то ученый или преподаватель из университета. Мне рассказывал микробиолог Владимир Куликов, что когда Курехин приходил проводить вместе с ним экспериментальные биологические опыты в лабораторию, то никто из сотрудников закрытого НИИ не мог даже предположить, что перед ними вовсе никакой не биолог, а дерзкий экспериментатор-дилетант, — настолько компетентны были его высказывания в этой области науки. Их последняя совместная работа на базе института заключалась в том, что они с Курехиным разрабатывали новый вид бактерий, которые в специальной среде способны быстро поедать целлюлозу. Сергей хотел использовать это во время выступления Поп-механики, чтобы после запуска фильма с проектора на потолок пленка атаковалась и поедалась активными микроорганизмами, и фильм менялся бы прямо на глазах».

Курехин был страстным библиофилом, завсегдатаем ленинградских букинистов и не только.


Сергей Летов, саксофонист, участник «Поп-механики»: «Курехин с середины восьмидесятых был весьма известным собирателем книг. В прежние годы Ленинград/Петербург славился книжными магазинами, не только букинистическими. И бывало, приезжая в Питер, я сопровождал Курехина в его регулярных обходах книжных магазинов; начинали всегда с Литейного. Приезжая в другие города на гастроли, Курехин тоже активно посещал книжные — например, в 1986 году мы летали с ним в Свердловск. Я тогда купил книжку Гёделя, и Курехин заявил мне, что все равно я читать ее не буду (так и оказалось).

Мы часто обменивались книгами. В СССР был книжный дефицит, хотя и самая читающая страна в мире. Несмотря на огромные по нынешним меркам тиражи, книг на всех не хватало. Существовали нелегальные, подпольные книжные рынки, и был довольно популярен обмен книгами. В рамках такого обмена Курехин выменял у меня том Фердинанда де Соссюра на книгу „Слова и вещи”, но не Мишеля Фуко, а Эрнеста Геллнера. Книга Геллнера посвящена школе британской философии языка (как ее тогда называли). Возможно эти „Слова и вещи” Курехин приобрел по ошибке, спутав с популярной книгой Фуко, а может быть, и нет — учитывая его интерес к знаковым системам и феноменологии».

В то же время Курехин постоянно искал новые формы взаимодействия с большой аудиторией, поэтому его издательский проект органично вписывается в ряд экспериментов: от Поп-механики, Ленина-гриба до его прихода в политику.


Вадим Назаров: «В свое время у «Северо-Запада» был проект „1000 лет русской литературе”. В тот момент у нас были активные связи с Пушкинским домом. Я ему говорю: Сергей, ты знаешь, в ПД есть восковые валики с записями из первых фольклорных экспедиций. Аутентичное исполнение, все дела. У него моментально загорелись глаза. Он попросил сходить, посмотреть. А в то время ПД — это даже не то, что сейчас, это было куда более консервативное заведение. Старцы с бородами, академики. Я договорился о встрече с профессором Гореловым. И Курехин со своим бешеным взглядом пришел и начал прыгать, размахивать руками, просить дать подержать эти валики. Сотрудники намекали, мол, это вам будет не очень интересно, давайте мы вам дадим поновей, есть первые грамзаписи, например. Однако Капитан не унимался. Курехин в Пушкинском доме — это слон в посудной лавке, всю эту феерию сложно даже передать: столкновение двух культур, он — с Марса, она — с Венеры, там искры летели. В какой-то момент мне показалось, что Пушкинский Дом поднимется на воздух. Но вообще, очень жаль, что этот музыкальный проект не реализовался: сплав этнических аутентичных записей и авангарда. Это было бы яркое явление».

По словам Сергея Чубраева спектр интересов Курехина был настолько велик, что проще сказать, чем он не увлекался: «У него был огромный диапазон интересов сквозь века. Для меня до сих пор загадка, как он успевал это все читать при том активном образе жизни. Мне кажется, все это пошло от Сайгона, помимо обсуждений новинок рок-музыки там происходил активный обмен литературой: запрещенной и полузапрещенной. Библиотеку он начал формировать в середине семидесятых. Курехин был вхож в дома людей из академических кругов, совершенно не связанных с музыкой: ученые, специалисты по социологии, филологии, психологии. Его постоянно увлекали всевозможные направления: немецкий романтизм, пражские философы-мистики и алхимия (в частности работы известного специалиста Вадима Рабиновича), мифология, структурализм, поэты „Серебряного века”, Бердяев, Розанов, русская идея... И я хочу подчеркнуть, что все это Курехин знал досконально».


Сергей Летов: «Насколько мне известно, у Курехина после увлечения структурализмом (в восьмидесятых, под влиянием Е.С. Барбана) наступила очередь русской философии, и в первую очередь русской феноменологии. Курехин скупил у ленинградских-петербуржских букинистов чуть ли не всего Густава Шпета, о чем мне рассказывал. Также читал Курехин модных тогда Шестова и Бердяева. Если учесть, что ближайшим другом Курехина в девяностых был Александр Дугин, то можно предположить увлечение Эволой и Геноном, но Сергей читал только по-русски, так что доступны ли ему были Эвола и Генон не в пересказе/переводе Дугина в те годы, мне неизвестно».



418-я Поп-механика

Экономическая ситуация 1993 года ухудшалась с каждым днем, деньги обесценивались, вести дела было трудно. Перед «Медузой» встал вопрос о том, как и куда двигаться дальше. Было решено поехать на конференцию независимых музыкальных издателей Berlin Independents Days. Бурлака вел одну из секций, там же выступала «Поп-механика» в составе: Александр Ляпин, Всеволод Гаккель, Михаил Костюшкин и Сергей Курехин. По предложению руководителя «Поп-механики» к ним присоединился и дуэт «Зикр». В поездке окончательно испортились отношения между Курехиным и Каунаскасом, и по возвращении Бурлака и Курехин решили расторгнуть отношения со спонсором. Они опубликовали объявление об этом в нескольких газетах, дав тем самым понять, что к дальнейшей деятельности «Медузы» не причастны. Издательство просуществовало еще несколько лет под началом самого Каунаускаса.

Для Курехина начинался новый, заключительный этап его жизни. С падением железного занавеса он получил возможность выйти на мировую сцену, но Европа приняла Капитана прохладно. После череды неудач Курехин пережил кризис, он пытался снова сконцентрироваться на музыке, но и происходившее в стране, и происходившее в его жизни вызывало чувство острого разочарования. В интервью того времени Курехин часто говорил, что он вне политики, но на рубеже 1995–1996 годов произошел резкий перелом. Апогеем настроений тех лет стала знаменитая 418-я Поп-механика в Хельсинки, посвященная Алистеру Кроули и Александру Дугину. Попытка вновь всколыхнуть это болото совпала с увлечением Курехина мистикой и идеями НБП.


Сергей Чубраев: «Прочитав многие из книг, которые его тогда интересовали, я увидел определенную взаимосвязь. Это не было просто стихийным пробегом по оккультным изданиям. Это явно осознанное и продуманное направление. Он рассыпал символические цифры и знаки по своим многочисленным интервью в середине девяностых. В последней передаче с его участием на всю страну прозвучали вполне конкретные вещи, если понимать, о чем там говорилось. Но одно дело интервью, где было до конца не ясно, гонится ли это придуманная прямо на месте пурга или нет. Да и многие близкие к нему люди так и не осознали, что же с ним произошло в конце пути, и до сих пор считают, что весь этот мистицизм, увлечение идеями НБП были всего лишь очередной шуткой или промежуточным этапом в хитросплетенной комбинации Капитана. Ведь тогда это сразу все оправдывает, и милый Курехин остается добрым, забавным и веселым. В моей коллекции есть запись телефонного разговора осенью 1995 года, когда один из его друзей пытался предупредить, что он не то, что не в те сани сел, а уже прямо попал в опасную для жизни историю. Курехин завелся и сказал, что это не шутка и пойдет до конца».

Курехин подчеркивал, что 418-я Поп-Механика последняя. В учении Алистера Кроули цифра 418 имеет особое значение: она символизирует завершение так называемой Великой Работы. Ее смысл для испытуемого заключается в обретении научного знания о природе и силах собственного существа, а заканчивается она переходом в состояние иного качества. Для земной жизни мага это означает смерть.

Поделиться