Koваленко против Беликова

Украинские мотивы в рассказе «Человек в футляре».
Человек в футляре. 1898.
Источник: apchekhov.ru


В этом семестре я преподаю курс по литературе и этике, куда включил чеховский рассказ «Человек в футляре». Перечитал впервые за много лет — и удивился, потому что в нем, как в капле воды, проступает будущая история разлада России с Украиной. Все уже предсказано: глубокая разница характеров, ментальностей, которая спустя сто с лишним лет перейдет в братоубийственную войну.

Типичный российский провинциальный город, в котором есть своя интеллигенция, люди мыслящие, начитанные — но все они трепещут перед учителем Беликовым, словно через него проходит незримая вертикаль власти. Сам он трепещет перед начальством и считает своим долгом доносить на всех, кто хоть немного выходит за рамки, опасливо приговаривая: «как бы чего не вышло». Он преподает древний, мертвый язык, и мертвечина в нем достигла такой страшной силы, что даже без формальных атрибутов власти оцепеняет всех окружающих. Запрет здесь понятнее разрешения, «не» звучит убедительнее, чем «да», все живое вызывает подозрение, как потенциальный вызов властям. Болезненная природа этой жизнебоязни раскрыта в образе Мавры, жены старосты, которая всю жизнь проводит за печкой и выходит на улицу лишь по ночам. Эта социофобия, биофобия, отвращение к дневному свету, к простору, к проявлениям свободной воли и определяет гнетущий дух российской провинции. Как будто над нею властвует архетип пещеры, куда хочет забиться первобытный человек в страхе перед природной стихией или вездесущими врагами. Сейчас много говорят об архаизации постсоветского общества, о его распаде на асоциальные атомы, враждующие друг с другом и с миром в целом, о растущей ксенофобии и изоляционизме. Об этой опасности атавизма, нависающей над Россией, Чехов предупреждает образами людей-улиток, раков-отшельников, вроде Мавры или Беликова. «Быть может, тут явление атавизма, возвращение к тому времени, когда предок человека не был еще общественным животным и жил одиноко в своей берлоге».

И вот появляется новый учитель, Коваленко, «из хохлов», со своей сестрой Варенькой, — и как будто порыв свежего ветра врывается в удушливую среду. Недаром Варенька чарует всех своей песней «Виют витры» — она сама как ветер, подувший с южной, украинской стороны. Эти приезжие живут на полную катушку, громко говорят, спорят, обсуждают книги, не боятся сплетен, размахивают руками — и даже, о ужас! — ездят на велосипеде. Беликов тянется к Вареньке и даже подумывает о женитьбе, в чем тоже можно усмотреть символический жест: северная, угрюмая страна тянется к своей вольной соседке, но и боится приоткрыть свой футляр, податься порыву. А Варенька — «такая разбитная, шумная, всё поет малороссийские романсы и хохочет. Чуть что, так и зальется голосистым смехом: ха-ха-ха!» Это и есть Украина, и соблазняющая Россию, и заставляющая ее еще больше нахмуриться, крепче держаться за свои охранительные привычки»... Решение жениться подействовало на него как-то болезненно, он похудел, побледнел и, казалось, еще глубже ушел в свой футляр». Прямо-таки в даль грядущего заглянул Антон Павлович и увидел, как вольное поведение Украины — поющей, смеющейся, открытой миру и его ветрам, — побуждает Россию еще больше отгородиться от мира, чтобы уберечься от слишком близкого, слишком зовущего соблазна.

Порой в рассказе находят «великодержавные» мотивы: дескать, Чехов свысока подходит к «малороссийским» реалиям, выставляет чересчур простоватой хохлушку Вареньку, у которой «на хуторе живет мамочка» и которая расхваливает борщ с красненькими и синенькими...[1]. Но в этой простоте — настоящая живость и задушевность, которую Чехова с глубокой симпатией, оттененной юмором, даже сравнивает с явлением Афродиты, видимо, преломляя ее через призму беликовской эрудиции: «Среди суровых, напряженно скучных педагогов, которые и на именины-то ходят по обязанности, вдруг видим, новая Афродита возродилась из пены: ходит подбоченясь, хохочет, поет, пляшет...» Украинское в представлении Чехова — это эмоциональный и нравственный вызов той беликовщине, которая взяла власть над Россией.

Восприятие Украины в рассказе подтверждается реальным отношением к ней автора. Из письма Чехова Н.А. Лейкину: «Живу я в усадьбе близ Сум на высоком берегу реки Псла (приток Днепра)… Вокруг в белых хатах живут хохлы. Народ все сытый, веселый, разговорчивый, остроумный. Нищих нет. Пьяных я еще не видел, а матерщина слышится очень редко, да и то в форме более или менее художественной. Помещики-хозяева, у которых я обитаю, люди хорошие и веселые…»[2]. В подтексте здесь прочитывается контраст с Великороссией, задающей точку отсчета для восприятия украинцев как «веселых», «остроумных», не-нищих, не-пьяных и пр. И далее о той же семье помещиков Чехов сообщает, уже в письме А. С. Суворину: «Третья дщерь, кончившая курсы в Бестужевке…— мускулистая, загорелая, горластая. Хохочет так, что за версту слышно. Страстная хохломанка. Построила у себя в усадьбе на свой счет школу и учит хохлят басням Крылова в малороссийском переводе. Ездит на могилу Шевченко, как турок в Мекку…»[3]. Здесь уже угадывается образ Вареньки Коваленко, созданный десятью годами позже.

Особенно разителен контраст между Беликовым, скучным, бледным, скрюченным, офутляренным, —и Коваленко: «смуглый, с громадными руками, и по лицу видно, что говорит басом». Он живет громко, выражается откровенно — и одним своим присутствием взрывает этот устоявшийся и загнивающий мир: «Не понимаю», — говорил он нам, пожимая плечами, — не понимаю, как вы перевариваете этого фискала, эту мерзкую рожу. Эх, господа, как вы можете тут жить! Атмосфера у вас удушающая, поганая. Разве вы педагоги, учителя? Вы чинодралы, у вас не храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке. Нет, братцы, поживу с вами еще немного и уеду к себе на хутор, и буду там раков ловить и хохлят учить. Уеду, а вы оставайтесь тут со своим Иудой, нехай вин лопне».

И тот же, Коваленко, не вынеся Беликова, «из лучших побуждений» грозящего ему доносом, решительно спускает его с лестницы, под громкий хохот Вареньки, ставшей невольной свидетельницей позора своего несостоявшегося жениха. «И этим раскатистым, заливчатым «ха-ха-ха» завершилось всё: и сватовство, и земное существование Беликова».

Хочется, чтобы точно так же, следуя логике рассказа, завершилось и историческое существование державной беликовщины! У Чехова футляр превращается в гроб, мертвое достигает полного и совершенного своего выражения. «Теперь, когда он лежал в гробу, выражение у него было кроткое, приятное, даже веселое, точно он был рад, что наконец его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет. Да, он достиг своего идеала!». Хочется верить, что рассказ Чехова имеет предсказательную силу. И когда это совершится, вспомним Коваленко, преподавшего не только гимназии, но и всему городу урок по своей специальности — истории и географии. В конце концов, и сейчас вопрос, уже в настоящем историко-географическом масштабе, стоит так: удастся ли безукоризненно «вежливому» Беликову запугать Коваленко, чтобы ничего у него «не вышло» — или младший товарищ спустит старшего с лестницы со всем его похоронным арсеналом?

___________________________________________

1. Так, Михаил Грушевский (1866-1934), крупнейший украинский историк и политик, при всем своем глубоком уважении к Чехову, писал: «Напомню еще, что в рассказе “Человек в футляре” автор устами персонажа достаточно позитивного, затронул походя наших соотечественников: там выведена “хохлушка" из Гадяцкого уезда с разными смешными приметами, и попутно влетело “хохлушкам" вообще. <...> Я думаю, что Чехов не позволил бы своему персонажу сказать нечто подобное о польках, финках и т. д., а с “хохлами" какие же церемонии!» Грушевский М. Iз чужих лiтератур// Лiтературно-науковий вiсник. Львiв, 1898. Т.4, кн.9, С.142. Важно отметить, что Грушевский всегда отстаивал этногенетическое различие русского и украинского народов и принципиальное расхождение векторов их развития. Источник: cyberleninka.ru

2. Письмо Н. А. Лейкину 11 мая 1888 г. Источник: az.lib.ru

3. Письмо А. С. Суворину 30 мая 1888 г. Переписка А.П. Чехова. В двух томах.. М., "Художественная литература", 1984. Источник: kobza.com.ua
Автор
Михаил Эпштейн
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе