Черная дырка обретенного бублика

Читать «Египетскую марку» будет проще. И сложнее


В «Четвертой прозе» Мандельштам писал: «…для меня в бублике ценна дырка. А как же с бубличным тестом? Бублик можно слопать, а дырка останется.

Настоящий труд — это брюссельское кружево. В нем главное то, на чем держится узор: воздух, проколы, прогулы».


Как плетется Мандельштамово кружево? Какова природа его «ворованного воздуха»? Какие закоулки выбирал поэт для своих озорных прогулок? Из какого теста был выпечен то ли выброшенный потом за ненадобностью, то ли ловко спрятанный (но едва ли все же попросту съеденный) бублик? Войдя в поэтический мир Мандельштама, мы — сознательно или бессознательно — вертимся в беличьем колесе этих дразнящих (порой — издевательских) вопросов. И если обычный — наивный и счастливый — читатель может льстить себе обманчивой надеждой на равенство (тождество) с поэтом-прогульщиком, которому труд «в стаж не зачитывается», то исследователь обречен разбираться с ворованным воздухом и исчезнувшим бубликом.


Этим увлекательным делом и занялась команда историков литературы (О. Лекманов, М. Котова, О. Репина, А. Сергеева-Клятис, С. Синельников), чьи решения и свершения, надо думать, принесут авторам не только «кривые толки, шум и брань» (без того у нас не бывает), но и вполне заслуженную славу. Или, по крайней мере, внимание того просвещенного читателя, которому коллеги представили надлежащие пояснения к тексту Мандельштама. Нет, не «Четвертой прозы», но не менее хитро и затейливо устроенной «Египетской марки».


В книге (М., «ОГИ») 479 страниц (забавно, что пронумерованы даже титул и содержание). Роман (а вот возьму, и побезобразничаю на жанровой площадке; да-да, никак не повесть и не эссе, а тот самый роман, конец которого был констатирован Мандельштамом) начинается на седьмой и завершается на тридцать шестой. Остальные страницы (кто хочет — почитайте) отданы плодам раздумий. Правда, изрядную часть здесь занимают цитаты. Во-первых, повторен (с должным дроблением) весь насквозь прокомментированный текст конфузной и горькой петербургской истории. Во-вторых, то и дело всплывают ее отброшенные варианты, в которых пышно представлено якобы ненужное бубличное тесто. (Черновые редакции как стиховых, так и прозаических опытов Мандельштама, как правило, «логичнее» и «понятнее» окончательных. Предъявляя их публике, авторы убирают темноты. Предлагается идиотский вопрос: как увязать «рассекречивание» с волей поэта, целенаправленно убирающего из текстов подсказки? Ответа не знаю. Зато с удовольствием и сочувствием вспоминаю реплику некоего ученого мужа, наставлявшего пытливую студентку: К счастью, архив изучаемого Вами поэта сгорел.) В-третьих, кишмя кишат строки из других сочинений Мандельштама — стиховых и прозаических, ранних и поздних, «художественных» (дурное слово, но другое не придумалось) и деловых. Поэт (если он поэт, а не самозванец) остается собой всегда и всегда — при сколь угодно головокружительных изгибах и переломах своей эволюции — хранит верность излюбленным (обычно — семантически многомерным, а то и огрызающимся на свои прежние «смыслы») словам, сюжетам, риторическим конструкциям, цитатам и проч. Они-то и служат Ариадниной нитью в лабиринте текстов с отброшенными ключами (выброшенными ради торжества дырок бубликами). В-четвертых, раскрываются «источники» текста — реальные (реконструкция исчезнувшего культурно-бытового пространства), литературно-реальные (то же самое пространство, представленное в поэтических текстах; по этой части, кажется, авторы переусердствовали; порой приводимые «книжные» примеры мало добавляют к собственно реальному комментарию) и собственно литературные (особый случай — музыкальный, архитектурный, живописный ряды).


Кажется, теперь о «Египетской марке» сказано все. Однако на славной бригаде (и ее многочисленных помощниках — благодарности удостоились двадцать пять важных советодателей) свет клином не сошелся. Скоро-скоро коллегам адресуют 333 поправки, уточнения и дополнения. (Не мне тут умножать сущности без надобы.) А маленький роман о робком художнике и торжествующем хаме (хамстве), утраченных иллюзиях и Невском проспекте, съеденном бублике и сверкающих черных дырах менее загадочным не станет.

Андрей Немзер

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе