Уже в процессе исследования фотографий каменных построек, сохранившихся на территории бывшей усадьбы села Титова, на глаза попалась табличка с названием  центральной улицы села, она называлась - улица Князя Урусова. Каково же было наше удивление, когда мы стали изучать биографию владельца этой усадьбы!

Центром владений князей Урусовых в Ярославской губернии считается село Ильинское-Урусово. Еще одно место, связанное с этой фамилией, - село Спасское - находится в Ярославском районе. Буквально на глазах в течение прошлого года  Ярославская область понесла тяжелую утрату: на территории усадебного комплекса села Спасского был разобран центральный  дом - крепкое деревянное двух-этажное здание из лиственной породы древесины. В настоящее время ведется разбирательство, кто был причастен к этому варварскому злодеянию. Разрушение здания велось без согласования с культурной общественностью, заинтересованной в сохранении архитектурного и исторического наследия нашего региона. Из Москвы на место разрушения ценного объекта культурного наследия была привезена комиссия из организации «Народное наследие России», которая обещала разобраться в сложившейся ситуации. На сегодня вопрос о сохранении культурного наследия города Ярославля и области является очень актуальным.

Село Титово в Борисоглебском районе – еще один населенный пункт, связанный с фамилией князей Урусовых. Из исторических источников стало известно, что усадьба в селе Титове принадлежала Петру Дмитриевичу Урусову, брату Сергея Дмитриевича Урусова, имевшему свою усадьбу в селе Спасском. Петр Дмитриевич владел Ильинской волостью Ярославского уезда (ныне территории Борисоглебского района), куда входили села Ильинское-Урусово и Щекотово. Он жил в селе Титове вместе с семьей, здесь же в 1914 году родился его младший, седьмой ребенок Андрей, который был крещен в Воскресенской церкви села.

Со 2 декабря 1915 года князь П. Д. Урусов стал председателем Ярославского губернского кустарного комитета. Также известно, что он был шестым председателем Ярославской губернской ученой архивной комиссии (ЯГУАК). Под его руководством членами комиссии продолжалось исследование храмов Ярославля: велись осмотр и подготовка к реставрации Владимирской, Богоявленской, Воскресенской церквей. В 1909 году под его руководством началось приспособление помещений под библиотеку ЯГУАК. После февральских событий 1917 года, несмотря на сложности революционного времени, ЯГУАК принимала активное участие в общественной деятельности, направленной на реформирование архивного дела в России. В январе 1918 года, перед отъездом из Ярославля П. Д. Урусов передал свои полномочия Н. Г. Первухину, ставшему седьмым и последним председателем комиссии.

В настоящее время от некогда крупного усадебного комплекса в селе Титове мало что осталось. Воскресенская церковь, где был крещен седьмой сын П. Д. Урусова Андрей, сейчас представлена лишь фрагментом каменной стены. Кроме фрагмента стены Воскресенской церкви на территории усадьбы сохранилась прямоугольная двухэтажная каменная постройка без кровли с закругленными углами. Не исключено, что это здание когда-то было  центральным усадебным домом. На сегодня  сохранилось лишь две трети этого здания. Его ценным элементом, несомненно, являются закругленные углы. На трети переднего фасада видны три ниши, обрамленные с обеих сторон пилястрами. Выразительность архитектуре центральной части первого этажа здания придают большие оконные проемы в виде арок, промежутки между которыми заполнены элементами рустовки. Какое бы впечатление оказало это здание на зрителя, если бы полностью сохранилось?

Очень грустно осознавать, какую память мы оставим нашим потомкам. Какой будет наша благодарность князю П. Д. Урусову, который всеми силами, с большим усердием старался сохранить культурное наследие нашего города, если мы элементарно не можем сохранить его родовое гнездо в селе Титове? Так же варварски уничтожается и родовое гнездо его брата С. Д. Урусова в селе Спасском. Когда же  наконец расцветет улица князя Урусова, пробудится наша совесть? Стыдно за нас, что допускаем такое  варварское уничтожение памятников, стыдно перед памятью наших легендарных предков!..

Сергей КРЫЛОВ.



ГДЕ ТЫ, ЛЕЙТЕНАНТ ПОЛЯКОВ?

Когда журналисты «Радио Ростова» проводили на улицах города опрос, какие строки были написаны Константином Симоновым в первый месяц войны, все  уверенно цитировали знаменитое: «Жди меня, и я вернусь».

Осенью 1941 года строки, как мы теперь знаем, обращенные к любимой женщине, ослепительной красоты актрисе Валентине Серовой, Симонов показал редактору «Красной звезды» Давиду Ортенбергу и получил такой ответ: «Эти стихи не для военной газеты. Нечего растравлять душу солдата…» Симонов спрятал стихи в полевую сумку.

Впервые он прочитал «Жди меня» своему другу фотокору Григорию Зельме на Северном фронте в октябре 1941 года и переписал стихотворение для него в блокнот. Потом самые разные люди, от рядового бойца до генерала, в своих письмах женам и невестам писали именно эти строки: «Ожиданием своим ты спасла меня...»

14 января 1942 года «Жди меня» опубликовали на третьей полосе «Правды», а летом 1942-го в Ташкенте вышел сборник Симонова «Лирический днев-

ник» - книжечка размером с внутренний карман гимнастерки, где были и эти строки. В 1943 году в Алма-Ате по сценарию Константина Симонова и Александра Столпера был снят фильм «Жди меня» с Валентиной Серовой в главной роли.

Дата известных строк стала мне напоминанием еще об одном авторе, обещавшем в стихах любимой девушке «Я вернусь». Самодельный блокнот - сброшюрованные листки с красочно оформленным титульным листом и написанными в нем стихами - в школьный музей принесла ученица Семибратовской средней школы. Как объяснила, нашла его на чердаке дома в селе Ново-Никольском.

Ставший экспонатом блокнот со стихами был внимательно изучен членами клуба любителей истории Отечества. Из имеющихся надписей ребята поняли, что изготовлен был альбом на госпитальной койке, что ранение у молодого лейтенанта (а вывод о возрасте сделали из его подписей под стихами, где он то солидно ставил «Автор», то просто «Колька») было легкое. Или на момент написания стихов дела пошли на поправку, о чем эти строчки:

Нас в госпитале так лечили:

Ночь спали; день - дрова грузили.

В альбом вписаны избранные стихи, и весь он посвящен Вале Анисоньян, о которой автор пишет:

Из Тбилиси девушка простая

Мне дороже всех моих друзей.

Ей же лейтенант Поляков в одном из стихотворений, на которое и обратила мое внимание учитель истории, руководитель исторического кружка «Клио» Семибратовской средней школы Марина Моторова, обещает: «Я вернусь»:

Жди, я вернусь к тебе, родная,

Когда закончится война,

Вернусь с победой среди мая,

Когда наступит вновь весна.

Не забывай же, дорогая,

Нас ждет счастливая заря.

Забудем мы, весну встречая,

Мороз жестокий декабря.

И подпись: «Колька, Москва, госпиталь, 8 сентября 1943».

«Отзовись, лейтенант Колька Поляков, или те, кто его знает, кому что-то известно о нем», - обратилась я в эфире местного радио, а потом и областного в 1999 году. Почему не написала тогда в газету, уже не помню. Сегодня хочу исправить ошибку, а вдруг…

Лейтенант Колька Поляков… Известно о нем немного: осенью 1943 года лежал в московском госпитале и был влюблен и, как многие переживающие такие минуты томления в груди, баловался стихами. Какие они, судить не будем, ведь лишь благодаря им мы и узнали десятилетия спустя, что жил такой парень.

Что еще может помочь в поиске героя (хотя о себе он пишет: «Я невзрачный на вид, заурядный, простой») - есть в блокноте еще одно имя. На последнем листе надпись: «Переплет и титульный лист работы худ. Л. Мелкова».

Приведу еще одну строфу, явно также навеянную «Жди меня» Симонова:

В жаркой схватке, в бурю и в тумане

Горячилась молодая кровь.

Но от пули и смертельной раны

Сбереги меня твоя любовь.

Я не уверена, что откликнется кто-то и после этой публикации, мне просто хотелось бы, чтобы как можно больше людей узнало, что был среди защитников Отечества такой вот лейтенант Колька Поляков, который за два года до Дня Победы надеялся и мечтал, что он придет обязательно в мае.

Елена КОЗЛОВА, Ростов.

ПАМЯТИ ЛЬВА ОШАНИНА

С 1 февраля до 30 апреля принимаются работы для участия во Всероссийском литературном конкурсе имени

Л. И. Ошанина.

Литературное агентство «Лукичев и Петрова» в партнерстве с издательством «РМП» проводит Всероссийский литературный конкурс имени Льва Ивановича Ошанина среди молодых авторов в возрасте до 30 лет, пишущих на русском языке. Конкурс проводится в двух номинациях: «Поэзия» и «Проза». Цель конкурса - выявление талантливых молодых авторов и популяризация современной беллетристики как в России, так и за рубежом.

Творческие работы принимаются в срок до 30 апреля.

Итоги конкурса будут подведены в начале мая 2012 года. Жюри, в составе которого известные поэты и прозаики, филологи и историки, возглавит председатель Союза писателей России Валерий Николаевич Ганичев. По итогам литературного конкурса будет выпущен сборник лучших произведений, отмеченных жюри и экспертным советом.

Произведение автора - победителя конкурса в номинации «Проза» будет выпущено отдельным изданием для широкого распространения.

Победители и призеры литературного конкурса будут поощрены денежными премиями из фонда, сформированного партнером конкурса - издательством «РМП».

Кроме того, им будет предложено заключить долгосрочный контракт с издательством.

30 мая, в день 100-летия Л. И. Ошанина, состоится торжественная церемония награждения победителей и лауреатов литературного конкурса.

Работы необходимо предоставить в электронном виде по адресу: 150040, г. Ярославль, ул. Некрасова, д. 41, офис 405, или по электронной почте: yarknigi@gmail.com. Рукописи не рецензируются и

не возвращаются. Обязательна копия свидетельства о рождении автора.
Я ТЕПЕРЬ УЖЕ НЕ СТАНУ ПРЕЖНЕЙ...

Говоря начистоту, к творчеству Любови Новиковой еще каких-то десять-пятнадцать лет назад относился полубезразлично, а то и отрицательно, настраиваемый моим «литературным» окружением против нее. Но, встретившись с ней осенью 2003 года при работе над альманахом «Служение муз», разглядел старательного человека, трогательно относящегося к каждой букве, и не только в своих стихах. Видимо, поэтому ее стихи и оказались самыми глубокими в вышеупомянутом альманахе.

И вот в начале этого года мы встретились и хорошо поговорили с Любовью Новиковой. Этот трехчасовой разговор перевернул мое представление об этом человеке! А стихотворный сборник «Задыхаясь от боли…» стал для меня настоящим откровением, открытием нового Поэта.

Эту любовно сделанную уважаемым мною издателем Михаилом Китайнером книжечку я буквально смаковал, не выпуская из рук авторучку и делая обширные выписки, которые превратились в своего рода диалог-разговор, где забойную роль играет, конечно же, Любовь Новикова.

Прочитав последние строки этого сборника: «Где человеку умереть - не все ль равно», - я четко осознал, что она «минуя смерть, уйдет в бессмертье», что она «была неповторима», что она «все еще хочет увидеть солнце», что «она могла только любить», и даже ее миролюбивое утверждение, что «никому я в мире не желала зла», все равно, «что ни живу - все метель», и ведь «никто не приходил из тех, кто нужен», но «я хочу, чтобы у меня всегда был выход», и теперь «я тяну к пустому небу в кровь изрезанные руки».

И так это меня задело, что захотелось  «послушать ее сердце», увидеть, как она «в беспощадной борьбе между «быть» и «не быть», когда «и время стало строже», все ж «девочкой с воздушною улыбкой» «в подернутые вечностью глубины», «еще душой от жалости немея», «и тут хоть бейся в небо головой», творит «из воздуха и света вечные хрусталики добра»!

И закричалось мне вместе с ней:

«...Господи, кому сейчас до звезд?»

Эхо рикошетом отозвалось со страниц ее: «…И не найти ответа в человеке»…

А какой человек она, Любовь Новикова?

Да, она не отрицает свое одиночество, она не просто смирилась с ним, она нашла главное - что это одиночество для нее благо! Поскольку «одинокий человек вынужден быть сильным». И она мужественно признает: «Мой дом разорен. Душа моя выжжена. Никого рядом».

И хочется сочувствовать этому сильному человеку, но как-то не можется от сознания того, что ей-то это сочувствие ни к чему. И совсем не хочется соглашаться с тем, что она «одинокий человек с нереализованной необходимостью кому-то». Мне кажется, что это она не о себе написала.

Когда читаешь: «…я не из лучших», «…как ненужно я пребывала в этом мире», «...здесь все не мною живо», «…то льщу себе, то мщу, то клевещу», «…уже давно мне на земле не так»,

«…угасла спесь. И я комочком сжалась», «…и распалась на буквы хорошая мысль» и «…то вспомнят меня - чем?», отвечается ее же строками:

«...впервые в ней (жизни. - В. С.) была не посторонней», «...просто пишет человек», а ему «по крыльям били… за лепестки моих стихотворений… и я в себе не ощущаю тела… Я на себя гляжу через века… Как будто в ожидании беды… Как будто все и не со мною было… Не различив в самой себе врага, Я памяти лишила даже память»,

«...во мне угасла злая жажда гнева», и она точно знает, что ей «...надо перемочь сквозную пустоту души и тела».

А как это сделать? Только работой над Словом. И она работает, «пашет» без памяти. «...Я, рожденная знать и творить», «...я не пишу - я уголь добываю, предчувствуя большие холода», «...на излом, на износ, на разрыв, на распад», «...что поделать, такое мое ремесло - и кричать не моги, и молчать тяжело», «...и гляжу я сквозь дымную наледь стекла», «...и сочатся стихи», «...может, кто и отыщет нездешние строчки»… А тут и искать-то не приходится - они сами просятся в заветную тетрадь.

И совсем не хочется соглашаться с автором, когда она утверждает: «...не дай мне Бог сначала все начать» и что «...за полжизни жизни не исправить». Одна эта книжечка и щедро рассыпанные по ней откровения (несмотря на самоуговоры автора «...надо, надо сердцу отмолчаться» и намерения уйти «...в эту землю осенним дождем») убеждают в том, что ее «...сердце светло… мысли чисты», что сияют на нее «...из мрака теплых звезд далекие огни» и что в сознанье ее

«...откровеньем небес в первый раз пролилась красота».

Тем более не хочется верить, что «время линию кривую через (нее. - В.С.) переведет», а просто понимается, что «вокруг (нее. - В.С.) дремал осенний свет», а она «стала вечной и далекой», и ей «не стоит опускаться мыслью до подобий и до повторений».

А вот цветы у Новиковой уже воспринимаются не иначе как «немые очевидцы давней боли», от которой «останется… только память», а сама боль уйдет. И понимаешь, что не зря автор «все межу… (пытается. - В. С.) засадить бессмертными цветами».

Певучая афористичность звучит в

«о, как много, как много я помню из того, что хотела забыть» и в «дай Бог искать вам то, что я искала. Не дай вам Бог найти, что я нашла». И невольно соглашаешься с ее утверждением: «непривычно и ненастояще я отныне привыкаю жить» там, «где каждый день мне словно знак вопроса». И уже четко осознаешь, что она именно рождена «знать и творить», но ей рановато «итожить», хотя и есть что!

Ее требовательность к себе просто беспощадна: «И мое молчание кромешное бесполезным криком перекошено». К этому добавим: «Во мне болит какое-то зерно. Болит, болит, а прорастать не хочет».

Ничего себе «молчание»! Ничего себе «не хочет прорастать»! Пять сборников, куча общественных нагрузок, и это при бешеном ритме ежедневной газетной работы!

Когда смотрю в ее глаза, я вижу «две зябких капли», а в них «мысль с капризностью ребенка» не перестает творить, несмотря ни на какие каверзы жизни, судьбы… А судьба у нее счастливая, ведь разве есть на свете что-либо ценнее, чем возможность ТВОРИТЬ?!

Виктор САМОЗНАЕВ.

ГОРОД В ИКОНАХ

Для тех, кто знает Тутаев как Романов-Борисоглебск, альбом «Иконы «Романовских писем» -

яркая страница летописи древнего славного городка на Волге.

НА ЭТОТ раз славного тем, что здесь идет рассказ о жизни и творчестве 32 романовских иконописцев. Их работы - 106 икон - нынче хранятся в музеях и частных коллекциях не только региона, но и столичных городов России, а также в Нидерландах, Люксембурге, Литве и Германии.

Автор-составитель книги, которая вышла тиражом 1000 экземпляров, научный сотрудник Рыбинского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника Ирина Хохлова признает, что без помощи тутаевцев ей вряд ли бы удалось создать такое произведение. В частности, она выразила благодарность главному редактору журнала «Романов-Борисоглебская сторона» Надежде Манеровой, о которой мы недавно рассказывали читателям нашей газеты (См.: «На то и клад, чтобы каждый был рад» - «ЗК» - 28 января 2012 года), и хранителю Воскресенского собора искусствоведу Светлане Семеновой.

Что касается местного обывателя, он помимо гордости за дорогую малую родину возрадовался и тому, что в копилке местных брэндов прибавилось. И в отличие от романовской овцы, которая в районе почти пропала, романовского лука, к счастью, здравствующего, романовских гвоздей, которые уже выставляются в музее, в Тутаеве еще появилась память о романовских иконах. А поскольку альбом передан во все областные музейные учреждения и библиотеки, о них узнают все. И это очень важно для тутаевцев, которые в последнее время озаботились тем, что иные местные реликвии нынче можно только в памяти сохранять.

Татьяна ПРОХОРОВА.

ЗАПЛАКАННУЮ РОЗУ  ПОДАРИЛ

Традиционно мартовскую поэтическую страницу мы отдаем творчеству наших землячек - женщин, поэтов земли Ярославской.

Каролина ПАВЛОВА

.  .  .

Есть любимцы

вдохновений,

Есть могучие певцы.

Их победоносен гений,

Им восторги поколений,

Им награды и венцы.

Но проходит между ними

Не один поэт немой,

С бесполезными

мечтами,

С молчаливыми очами,

С сокровенною душой.

Этих манит свет

напрасно,

Мысль их девственно

дика,

Лишь порой,

им неподвластна,

Их слеза заблещет ясно,

Вспыхнет жарко их щека.

Им внушают вдохновенье

Не высокие труды,

Их призванье, их уменье -

Слушать ночью ветра

пенье

И влюбляться в луч

звезды.

Пусть не их толпа лелеет,

Пусть им только даст она

Уголок, где шум немеет,

где полудня солнце греет,

Где с небес глядит луна.

Не для пользы же народов

Вся природа расцвела:

Есть алмаз подземных

сводов,

Реки есть без пароходов,

Люди есть без ремесла.

Юлия ЖАДОВСКАЯ

ПРИБЛИЖАЮЩАЯСЯ ГРОЗА

Как хорошо! В безмерной

высоте

Летят рядами облака,

чернея...

И свежий ветер дует

мне в лицо,

Перед окном цветы мои

качая.

Вдали гремит, и туча,

приближаясь,

Торжественно

и медленно несется...

Как хорошо! Перед

величьем бури

Души моей тревога

утихает.

Мария ПЕТРОВЫХ

.  .  .

Не взыщи, мои признанья

грубы,

Ведь они под стать моей

судьбе.

У меня пересыхают губы

От одной лишь мысли

о тебе.

Воздаю тебе посильной

данью -

Жизнью, воплощенною

в мольбе,

У меня заходится дыханье

От одной лишь мысли

о тебе.

Не беда, что сад мой

смяли грозы,

Что живу - сама с собой

в борьбе,

Но глаза мне застилают

слезы

От одной лишь мысли

о тебе.

Ольга ЛЮСОВА

.  .  .

Хочу с тобою

в дальний путь.

Грустить с тобой

в одном вагоне,

Читать, неловко

улыбаться

И предлагать горячий чай.

Смотреть в окно и знать,

что это

Отныне наши города,

Поля и реки.

Вновь за книгу...

И, никуда не торопясь,

Вести негромкие беседы.

Хочу с тобою

в дальний путь,

Чтоб ритм сонного вагона

Нас навсегда объединил,

Чтоб не покинула

неспешность

Все наши будущие

встречи.

У нас ведь будет

за плечами

Великолепных трое суток,

Прошедших, словно

краткий миг,

Простого счастья

без причины.

Любовь НОВИКОВА

.  .  .

Ведь это ж надо -

расцвели цветы

На ветхом

подоконнике моем.

Вот это - я. А это - ты.

И почему бы нам не быть

вдвоем.

О, как проста гармония

любви:

Всего лишь только -

руки протянуть.

Всего лишь только -

позови.

Мне даль - не даль к тебе. И путь - не путь.

Не будет шпал,

так я могу - пешком.

Отменят рейс -

сама я полечу.

Откажут ноги -

я могу ползком.

Откажут руки -

в голос закричу.

Пусть даже не случится

мне успеть.

Но я, поверив сердцу

своему,

Хочу, чтобы меня

застала смерть

На полдороге к дому

твоему.

О, как ты расточительно

живешь.

Как будто жизни

 у тебя - века.

Чего же ты молчишь?

Чего ты ждешь?

Где голос твой? И где твоя

рука?

Пусть даже все

окончится ничем.

Пусть только миг пробуду

я с тобой.

Дай выплакать мне

на твоем плече

Последнюю свою любовь.

Елена ПОПОВА

.  .  .

я одна

ты один

мы сидим в разных

углах маленькой

комнаты

ты - своей

я - своей.

.  .  .

леплю себя

сама ваяю

свое лицо

искусными

руками

боли.

Ирина ПЕРУНОВА

.  .  .

Зачем я вижу всех

детьми?

И деда, древнего деньми,

И маму, маму, маму

я вижу детской самой.

Она вдали, а вот и я:

над жаркой чашкою дитя

склоняется, и в чайной

 гуще

глаз отражается

хитрющий

огромный, карий -

это я.

Взыскуя смысла бытия

детей губившая во чреве,

сама себе каленый

север -

над жаркой чашкою дитя.

О мама, мама. Это я.

Ах, люди детские, зима.

Как вы не сходите с ума?

А дочь моя глядит в окно.

Скажу ли ей:

Давным-давно

В такую стынь,

в такой мороз

Родился «крохотка»

Христос.

Не пренебрег с людьми

родством?

Ах, мама, мама,

Рождество?!

Людмила НИКОЛАЕВА

.  .  .

Заплаканную розу

подарил,

Ни слова, ни полслова

не сказал.

Я из окна смотрела:

ты курил.

Хотелось, чтоб рукою

помахал.

Ушел. Звонок:

«Любимая, прости.

Сегодня я как белка

в колесе.

Заплаканная роза?

Не шути...

Она в росе».

Ольга КОРОБКОВА

.  .  .

Как хорошо быть гостьей

на вокзале:

не провожать, не ехать,

не встречать,

не торопиться, не сбивать

дыханье,

минуты не считать,

потом - секунды,

до хруста рук

прощального объятья,

до горечи слепого

поцелуя...

Смотреть с весельем

на чужую радость

и с грустью - на чужое

горе, но -

но не участвовать

ни в чем, ни в чем,

а в ком-то - если только

посторонне...

И налегке, вертя ключи

на пальце,

стоять, читать

про легкость бытия,

которую нести

не тяжелее,

чем летнюю

дорожную суму...

И на своих двоих на все

четыре

идти, когда захочется

уйти,

беречь свою

свободу-безбилетность

и не желать счастливого

пути

ни близким, ни себе,

ни alter ego...

Немного стыдно добрых

пассажиров,

которых я немного

предаю

своей

непринадлежностью

к их братству

и сестринству,

и прочему родству...

Но кто же я сейчас?..

Я просто вещь,

что Бог оставил в камере

храненья.

Я не забыта, я в Его руке -

вот-вот...

Алла ХАЧАТУРЯН

.  .  .

Мы попрощались

у вокзала.

Он руку мне пожал слегка.

Но как заплакала,

затрепетала

в его руке моя рука!

И вмиг остановилось

сердце

на обреченной ноте «си».

Как будто выстрелила

дверца

нетерпеливого такси...

И мир затих. И я оглохла

от тишины, сдавившей

 плечи.

Какой нескладной

и нелегкой,

какой короткой

показалась встреча...

Подхваченные ранним

ветром,

к ногам посыпались

цветы...

От вероломного рассвета

поблекли фонари, остыв.

И все мне чудилось

пожатье

теперь уже далеких рук.

Как раньше не могла

понять я,

что он и есть мой лучший

друг.

Что он бы спас, пришлось

бы если...

Что он бы умер за меня.

Но я не стала лучшей

песней -

той, что выносит из огня.

Тамара РЫКОВА

.  .  .

Гиблый месяц февраль.

Он серебряной косит

косою.

Наше скудное семя

не хочет в миру оставлять.

Мы ушли в феврале,

За пургою скрываясь

густою,

Как поземка метет...

Чтобы нечего

и вспоминать.

Все снега и снега.

Комья глины у самой

дороги.

А пойдешь в глубину -

Там положена целая рать.

Я последний росток.

Это я - рыжий холмик

убогий.

Довелось мне последней

в роду умирать.

Лариса ЖЕЛЕНИС

.  .  .

Я проводила вдаль тебя.

Идут года пехотным

маршем.

И зимы крутятся, трубя,

и взрывы гроз над

домом нашим.

Ты был весенним

сном моим,

дождем, пропавшим

на рассвете.

Обнял тебя прощальный

дым

и подхватил походный

ветер.

Так расставанье велико,

так горько в горле от

тревоги!

И друг от друга далеко

петляют наши две дороги.

Эмма МАРЧЕНКО

.  .  .

И вот он грянул, ливень

с высоты,

Как наше чувство,

сильный и внезапный.

Взволнованно

раскрылись все цветы

И источают небывалый

запах.

Дождь отшумел,

как лишние слова,

И где-то в тихих

водостоках замер.

И только плачет мокрая

листва,

Как мы с тобой,

счастливыми слезами.

Пройдем мы по бульвару

много раз,

Пока на небе звезды

не погаснут...

В душе звучит мудрейшая

из фраз:

«Остановись, мгновенье,

ты прекрасно!»

Ирина БАРИНОВА

ИЗБА

Стоит изба не топлена

И окнами не светится,

Тропинка к ней не топтана

Уж много-много месяцев.

Изба хоть и не новая,

Не назовешь и сказкою,

Но ладная, здоровая,

Со стойкою окраскою.

А почему не топлена?

А отчего заброшена?

Тропинка не протоптана,

Крылечко запорошено.

То ль умерли хозяева,

То ль без избы обходятся.

Ну а тогда пора ее

Другим обжить,

как водится.

Ай, доля незавидная,

Такая ли загадана,

Да где же это видано,

Чтоб никому не надобна?

Любовь СЕРИКОВА

ТАКТИЛЬНОЕ

Опять взялась природа

нам плоды

Подсовывать, не то чтоб

за труды -

За то, что было больше

лебеды,

Чем лебедей.

И все же в этом

непростом году

Запело тело под твою

дуду,

И прочее, как сивка

в поводу,

Свело к воде -

К живой воде. FM и УКВ

Молчат про твой

козырный в рукаве,

И стрекоза запуталась

в траве,

В моей среде...

Хоть в четверге -

а надо выпускать,

Пока тревожит певчая

рука

колен... колки. И жалко

колобка

В его беде,

В бегах, в незнанье,

как звучат тела -

Что твой хрусталь

от влажного тепла.

И кажется, что прежде

не была.

Ни с кем. Нигде.
Золотое кольцо