Уединенный пошехонец 04.08.2011

Литературно-краеведческое приложение

13 - 14 августа состоятся IX Васильевские чтения, посвященные памяти поэта Константина Васильева. Стало уже традицией проведение в первый день чтений научной конференции «Голоса русской провинции», которая пройдет в ЯГПУ имени Ушинского.

ЗВЕЗДНОЕ МГНОВЕНИЕ  ИЛИ НЕУДАЧА

На Колыме, на золотом прииске имени Покрышкина, где прошло мое детство, книг было мало. Поэтому каждая из них запомнилась. Еще не умея читать, я любил разглядывать их, предугадывая содержание. Переплет представлялся мне сказочным домиком для печатных страниц.

Вхолодной комнате библиотеки, где сидела молодая тетенька в телогрейке, теснилось на полках немало томов. Но даже с виду я догадывался, что они скучные и неинтересные. А от некоторых просто давило излучениями тоски. Особенно от томов Ленина и Сталина. А вот толстая книга с красивым названием «Кавалер Золотой Звезды». Но какие же у нас на прииске кавалеры? Больше бывшие заключенные. Наверняка это не про тех кавалеров, что бьются на шпагах, а про каких-то мнимых. Так наугад думал я и, как потом подтвердилось, ошибался ненамного.

Одно время я очень любил читать былины. Сборники их были с красивыми картинками, изображавшими богатырей, рубившихся с татарами. А у нас, мальчишек, это была любимая игра - сражаться. Сабли и мечи нам заменяли свежие рейки из лиственницы, в изобилии валявшиеся  на стройке.

Помню, как я увидал на полке сразу несколько экземпляров красивой алой книжки с древнерусскими воинами на обложке. Сердце так и замлело. Книги только что поступили к нам с материка - заканчивались пятидесятые годы минувшего века. Это был известный перевод «Слова о полку Игореве» Николая Заболоцкого. Древнерусский текст, конечно, оказался мне не по уму. Зато гравюры, где русские воины бились с половцами, я рассматривал часами. И стихи с рифмами запоминались сразу, особенно про буй-тура Всеволода, крепко стоящего на брани, рубившего врага налево и направо.

Сколько загадочного было и в самих именах князей! Тот же князь Игорь. Имя современное, яркое, а воевал он аж в 1185 году! Какие-то живые нити протягивались в душу из неведомой древности, и от этого ее герои становились виднее, точно озарялись светом. Алая, праздничная книга была снабжена подробным комментарием. Он со временем оказался для меня самым интересным. Даты разных событий Древней Руси без труда сами собой ложились в память. Я тогда,  в девятилетнем возрасте, запомнил их на всю жизнь и с увлечением рассказывал о походе Игоря своим друзьям, мальчишкам.

Однажды пришел в гости к четверокласснику Толику. Папа у него был летчиком, воевал в  Китае. В квартире было много книг, в том числе академическое собрание сочинений Пушкина. Я увлекся и стал рассказывать о князьях и их военных походах. «Кто это все тебе рассказал?» - вдруг  выкрикнула мама Толика. В лице ее я увидел испуг. Я тоже испугался: может, перепутал что-нибудь? «В «Слове о полку Игореве» так написано», - твердо ответил я. Она странно поглядела на меня и больше ничего не сказала.

Как я рад, что в раннем детстве мне встретилась эта книга! И в школе, и в институте я потом по истории получал пятерки. А  судьба  того перевода «Слова», как я узнал позднее, тоже связана с местами не столь отдаленными. Управление ИТЛ ГУЛАГа в Караганде в 1945 году обратилось с ходатайством в Союз писателей СССР. Оно просило, чтобы Заболоцкому, уже освободившемуся из заключения, было разрешено жить в одном из центральных городов страны и чтобы ему была оказана помощь в публикации уже выполненного перевода «Слова». Этот труд помог поэту возвратиться в литературную жизнь. Верно, есть в  древней поэме что-то бодрящее, укрепляющее силу духа. Кстати, в одном из музеев Ярославля хранится пишущая машинка Николая Заболоцкого.

Открытие «Слова о полку Игореве» тесно связано с Ярославским краем. Недавно в мои руки попала книга,  воскрешающая историю освоения этого памятника в минувшем веке. Речь в ней идет о дискуссии, состоявшейся в 1963 - 1964 годах, в которой приняли участие известные ученые, специалисты по древнерусской литературе. Солидный этот труд на 800 страниц так и называется - «История спора о подлинности «Слова о полку Игореве». Опубликовал ее в прошлом году в Петербурге Институт русской литературы (Пушкинский дом) Российской Академии наук. Тираж невелик - 600 экземпляров. 

   Составление, подготовка к печати, комментарии -  весь этот труд выполнен Лидией Викторовной Соколовой. Она старший научный сотрудник отдела древнерусской литературы Пушкинского дома, кандидат филологических наук. Соколова побывала на минувшем празднике славянской письменности в Ярославле и привезла с собой эту новинку для музея «Слова о полку Игореве» и любознательных читателей. Одну из таких книг с автографом заполучил и автор этих строк.

Основу сборника составляет впервые публикуемая стенограмма трехдневного обсуждения первоначального, напечатанного на ротопринте варианта монографии доктора исторических наук Александра  Александровича Зимина в отделении истории Академии наук СССР в мае 1964 года.  Зимин выдвинул гипотезу о том, что «Слово» было создано не в XII, а в конце XVIII века. То есть является талантливой литературной мистификацией. Автором ее, как считал ученый, был ярослав-ский архимандрит Спасо-Преображенского монастыря Иоиль Быковский, у которого Мусин-Пушкин приобрел рукопись со «Словом». 

 До  Зимина такое предположение высказывали и некоторые западные слависты. Среди них наиболее известен француз Андре Мазон, основные положения которого, как упрекали Зимина, положены и в основу его гипотезы. Сборами сведений о Быковском Мазон занимался во время своей поездки в СССР в 1959 году, когда он посетил Ярославль и Киев. Сделана эта стилизация, как считал Мазон, была в угоду Екатерине II.

В своем выступлении академик Дмитрий Сергеевич Лихачев  тогда сказал: «Мне кажется, что работа А. А. Зимина - это его большая научная неудача». Зимин также считал, что ярославского архимандрита подправил, а кое-что и сам своей рукой вписал в гениальную поэму ее первооткрыватель Мусин-Пушкин. Кстати, тот же Мазон в первоначальном варианте своей гипотезы полагал, что Мусин-Пушкин вообще написал сам все «Слово». Концепция Мазона была  опровергнута как зарубежными, так позднее и советскими исследователями.

«Предполагаемый А. А. Зиминым основной автор - архимандрит Иоиль, несомненно, менее удачен, чем ранее предполагавшийся Мазоном Мусин-Пушкин. Если о литературных способностях Мусина-Пушкина мы ничего не знаем и поэтому можно было бы его объявить тайным гением, то произведения Иоиля до нас дошли и поэтому их можно сравнить со «Словом»: самая низкая  посредственность Иоиля, различие в манере, в языке, в понимании литературы и прочее убийственны для концепции А. А. Зимина». Так высказался во время обсуждения по поводу этих кандидатов в авторы поэмы  Лихачев.

  Опубликованные материалы большей частью посвящены разбору доводов Зимина. Среди выступавших известные ученые

Н. К. Гудзий, Б. А. Рыбаков, Я. С. Лурье, В. Л. Янин и другие. Но эти стенограммы ни в коей мере нельзя назвать  идеологической чисткой. Дискуссия эта не похожа на кампании по проработке неугодных ученых сталинских времен. В большинстве выступлений звучит пожелание опубликовать работу Зимина, чтобы с ней познакомились все заинтересованные читатели. Кроме того,  эта «большая научная неудача» не перечеркивает сделанного Зиминым в тех областях науки, где он считался  признанным специалистом. А занимался он преимущественно проблемами социально-политической истории и общественной мысли России XVI века.  Тот же Лихачев в статье «Нужны ли слухи науке?» повторяет: «Работа А. А. Зимина слабая и малоинтересная для специалистов». И через абзац добавляет: «Работа А. А. Зимина должна быть доступной потому, что наука требует гласности. Науке вредят слухи. Наука нуждается в открытых дискуссиях». Такое мнение высказал и недавно побывавший в наших краях  академик Валентин Лаврентьевич Янин, руководитель новгородской археологической экспедиции.

 Книга Зимина не была опубликована в свое время, что породило своеобразное эхо на Западе. Там  в научных кругах появились слухи, что доктор исторических наук Зимин написал обширный труд, в котором доказано, что «Слово о полку Игореве» - подделка. Но  труд этот попал под запрет ЦК КПСС. Поэтому в ГДР издательство  «Ауфбау» сняло с производства  «Слово» на немецком языке. Многие университеты за рубежом изъяли эту поэму  из программ преподавания русской литературы. И в этом виноваты, как писал Лихачев, тоже слухи и разговоры. Зачем же их плодить? Лучше опубликовать работу Зимина.

Научная принципиальность не помешала дружественному отношению ученых. В одном из писем к Лихачеву Зимин шутя называет себя ересиархом. В другой раз, разыгрывая свою знакомую, пошутил, что в «Правде» появилась статья, где его назвали сразу «антисоветчик, космополит и маодзедунист». Причем знакомая, кандидат исторических наук,  приняла эту мистификацию за чистую монету. Он продолжал отстаивать свою точку зрения и почти до самой своей смерти в 1980 году работал над книгой, расширяя ее объем. 

Наверное, это не способствовало росту его карьеры. Впрочем, и не сильно затормозило ее. Дотошный читатель может познакомиться с биографией «ересиарха» в книге «Александр Александрович Зимин. Библиографический указатель» (М., 2000). Показательно также, что статья о нем была включена в «Большую советскую энциклопедию», которая имеется в каждой приличной библиотеке.

Книга Зимина в ее исправленном и расширенном после дискуссии варианте была издана в 2006 году в Петербурге. Сам Александр Александрович за год до своей смерти  написал: «Для меня «Слово» было звездным мгновением, определившим весь жизненный путь в дальнейшем. Только после «Слова»… я почувствовал живительный воздух духовной свободы».

Прошло полвека со времени той дискуссии. За это время исторические науки продвинулись вперед. «В начале нашего века серьезные доказательства подлинности «Слова» приведены лингвистикой», - пишет Соколова. Она ссылается на книгу академика Андрея Анатольевича Зализняка, вышедшую в 2004 году, где показано, что многие особенности языка XII века, нашедшие отражение в «Слове», были открыты учеными значительно позже XVIII века. Кстати, академик Зализняк со своей лекцией о берестяных грамотах в прошлом году выступал в Ярославле. За этим запомнившимся всем любителям древнерусского слова артистическим выступлением вставали, как живые, люди далекого средневековья с их любовными письмами, денежными счетами, а то и круто посоленной фразой.

 Николай СМИРНОВ, 

Мышкин.


НО Я ЛЮБЛЮ И ДЛЯ ЛЮБВИ ЖИВУ

16 июля исполнилось 60 лет поэту, члену Союза писателей Николаю Родионову. Он автор шести поэтических и одного сборника прозы. Его стихи неоднократно печатались на страницах газеты «Золотое кольцо». Предлагаем вам юбилейную поэтическую ретроспективу Николая Родионова.


СРЕДИ ЗВЕЗД
В бесконечной Вселенной
горят огоньки,
Словно окна домов в нашем
городе тесном.
Кто-то там, вдалеке,
в пойме млечной реки,
Затерявшись в тумане,
баюкает песню.
Может, он еще юн?
Дарит вечности взгляд
И зовет, и зовет, но не слышит
 ответа.
И он думает горько, что звезды
 горят
Бесполезным, надменным,
безжизненным светом.
Он ослаб, он печален, он так
одинок,
Что того и гляди остановится
 сердце.
Вдруг заметил и он среди звезд
 огонек,
Что трепещет костром, обещая
 согреться.
Опускает глаза незнакомец
к реке,
Чтобы грусть погрузить
в ее темные воды,
Но и там, в глубине,
на зеркальном песке,
Тихо-тихо дрожит огонек
небосвода.
А звезда так горит, манит так,
что нельзя
Не расслышать ее колдовской
 панегирик.
И несчастный решился судьбу
с ней связать -
Смело кинулся к ней.
К ней, единственной в мире.

* * *
Июль над садом юношески чист,
А у меня в душе октябрьский
сумрак,
И это лист как тополиный лист,
Перечеркнувший ветреное утро.
Мне 36... Мне 36? Уже?!
Боюсь и не хочу поверить в это.
Не слишком ли широкий сделан
 жест
Судьбой? На молодости - вето.
Нет, закрывай глаза,
не закрывай,
А шаг уже не предстоит,
он сделан.
Что горевать? Но чувства через
 край!
Вот так душа и расстается
с телом.

НА МОСТУ
Вонзит в меня печаль
свой старый нож,
Когда под солнцем холодком
повеет,
Когда ознобом заблестят
деревья,
На летний вечер станет день
похож,
свой острый нож.
Коснется клен ладонями травы,
Даруя ей нужду успокоенья.
Кусты заметно обнажат колени,
Вступая в область облачных
лавин,
Где нежный клен касается травы.
Здесь, под мостом, с которого
 смотрю
На этот поворот к своей печали,
Два поезда друг друга
повстречали
И пробасили радостно:
«Люблю!»
 смотрю.
Возможно, это в сердце у меня
Перевелось значение сигнала.
Об этом чуде только сердце
знало,
Притихшее к концу большого
 дня.
Но отзвук был, был в сердце
у меня.
Откуда радость? Я печали жду.
Откуда беспокойное веселье?
Печаль в душе, наверное,
везенье,
Но я люблю и для любви живу.

ПРОЗРЕНИЕ
 Олегу Гонозову

Блестит новейшим снегом день,
И ангелы проходят хмуро.
Из подворотни вдруг - злодей,
Небрит, пропит и весь
прокурен.
«Ну что за чертово житье!» -
Брезгливо морщатся святые.
А снег с наивностью цветет,
И воздух серебристо стынет.
Спешат святые на обед,
И потому машины мчатся
Слегка печально мимо бед,
Слегка бравурно мимо счастья.
А толпы ангелов стоят,
Трамбуя снег на остановках,
Их недовольный, хмурый
взгляд
Блуждает с мыслью
о столовках.
Машины, легкие, как снег,
Кружат и тают, как ни странно.
И обрывается их след
У мрачных входов в рестораны.
И только черти, сея страх,
Снуют, беснуются, смеются.
Бывают даже в тех местах,
Куда святые не суются.
Но, может быть, один из них,
С несостоявшейся судьбою,
Несет в себе прекрасный стих
Для нас с тобой.
О нас с тобою.
Пустому, нежилому дому
Быть одному уже не вредно.
Уже железо, как солому,
Развеяло беспечным ветром.
И стены дома невесомы,
И печь летит кирпичным
дымом.
Еще чуть-чуть - и тихим звоном
Цикад взовьется дом
родимый.

ПРОШЛОЕ
Красный, как петух, правит,
Серый, как волк, смотрит.
А третий - он не правит
и не смотрит,
Он лицом безглазым все слышит... «Бесы»
Там, за нашей явью и за снами,
Мир иной - наполненный
словами...
«Слово» Николай Смирнов
Забытое, скрытое в далях
словесных,
Живет мое прошлое. И до чего ж
Похоже оно на рисуемых бесов!
И всякий на мерзкое что-то
похож.
Не мы ли, взгляните, не наши ли
 страсти?
Не наши ли головы реют в репье?
О, как пучеглазы они и зубасты!
О, как же несчастны и злобны
теперь!
Все там. Ждет оно за чертой
или будет -
Неважно. Взгляните, какие мы
 есть.
Ведь это возможно, попробуйте,
 люди,
На прошлом поставить свой
пламенный крест.
Молитесь, учитесь, живите
иначе,
Чтоб вас не касалась та грязь,
 что потом
Повиснет на вас. И откроется
 зрячим,
Кто был в прошлой жизни своей
 битюгом.
Которого красный петух понукает,
С ним рядом - смотрящий и то,
 что без глаз.
И носятся бесы от края до края
России, как было еще
и до нас.

РОЛЬМА
Розовые, как младенцы,
Облака встречают солнце.
Мне подсказывает сердце -
День со мной не разминется.
Будет он, как чайки в небе,
Легкокрыл, красив и светел,
И не менее волшебен,
И не менее заметен.
А фабричная громада,
В рамках мелкие осколки,
Возвышаясь над оградой,
Вновь меня сбивает с толку.
Путь, отрезанный забором,
Время, павшее над ним же,
Не было которых ближе,
Оживут ли? И как скоро?
Все, что было здесь, померкло,
Все стирается и бьется,
Но над тем и этим веком -
То же небо, то же солнце.
Вот он, срок, сединою богатый:
Снег летит, подоконник в снегу.
Белостенные эти палаты
Я покинуть уже не смогу.
Будет май - и цветенье черемух,
Будет лето - ромашковый луг...
Нет, не русый, не рыжий,
не черный
Этот мир белоснежных разлук.
Снег, метель, гололед.
Что еще-то
Эта жизнь приготовила мне?
Счет годам? Но, боюсь,
даже счета
В послежизненной вечности нет.
Так и буду седым. Так и буду
Подбирать безуспешно лады
В этом мире, на радости
скудном,
Для общенья с другими
людьми.
Дойдя до края, до предела,
И мы уйдем, как те ушли.
И будет вечно наше тело
Метаться в поисках души.
Очистившись, стряхнув оковы
Земли, пробьется к свету, но
И в небесах наскучит - снова
К земле потянется оно.
И это соло только мука
Метаний, бесполезный бег,
А люди будут думать: вьюга
Бросает в лица жесткий снег.

ВЫ ПРЕДСТАВЬТЕ
Вы представьте: этот день -
последний,
Вы представьте,
что в прощальный час
И родные ваши, и соседи,
Вспоминая, думают о вас.
Вы представьте, вспомните
сегодня,
Сколько злых, несправедливых
 слов
Сказано прилюдно, принародно.
Сколько это боли принесло.
Вы представьте, скольких
обманули,
Скольких обошли, не помогли...
Наш прощальный час
не потому ли
Так тяжел, что есть у нас долги?..

МОИ КОСТРЫ
И снова возвращаюсь я к стихам.
Я знаю, что стихи мои
бессильны,
но в них, как в жизни,
много краски синей,
поющей о покое. Так тиха
их составная часть - душа поэта,
так чувства выразительно остры,
и если в мире не хватает света -
пожалуйста, зажгу свои костры!
Вхожу в себя, себе даю оценку,
всему, что мне, чему предложен я.
И вот... сквозит поэзия сквозь
 стенки
просвеченного солнцем бытия.
И я уже не тот, что был. Из массы
я излучаю свой, отличный свет.
Но не затем пишу, чтобы удался
напрасный труд - оставить
в жизни след.
Не наслежу, не вырву
превосходства,
уйду в себя, в себе поворошу,
и все, что отыщу и напишу,
в какой-нибудь душе
да отзовется.
Хотя бы край...
Хотя бы точка в небе!
Хотя бы тонкий детский голосок!
Все позади: и чуждый шрифт
на лейбле,
И заточенья мой заочный срок.
Но на краю другие,
И многие не видят этот край.
А я уже в том мире, где Вергилий
То римский кесарь вдруг,
то самурай.
Клубится нечто медленно
и быстро,
Как облако в безбрежной
синеве.
И кто есть кто в том, что теперь
 клубится?
Не видно слабых, да и сильных
 нет.
Падение - без веры, без опоры,
А взлет - с любовью к светлым
 небесам.
Но все ж и космонавты,
и шахтеры
Спешат назад - к речушкам
и лесам.
К своей избе, к обычной
коммуналке,
На берег, к разведенному
костру.
Ни глубины, ни высоты не жалко,
Когда все-все привычное вокруг.
Когда стоишь уверенно
на тверди,
Простор вокруг тебя поля
простер,
Дождь моросит, машина
мимо едет...
И льнет к земле, и темень
рвет костер.
Скрипит стартер - почти
погасли фары.
Но вот уже навстречу мне бежит
Великий путь: и новый мир,
и старый...
И хочется на этом свете жить.

ВИГЕЛЕВСКИЕ МЕСТА

В деревню Руденки Ярославского района, куда  лежал наш путь, попасть очень легко, хотя на карте нет ее обозначения. Ехать туда надо по Ивановской дороге. Самое первое село будет с правой стороны –  Лучинское, потом вверх по горке до деревни Хомутово и направо. Руденки – это самая первая деревня на пути, уже  за ней по порядку следуют Сенчугово, Внуково (немного в низине),  Афинеево и утраченная ныне деревня Бекренево. Все деревни стоят на высоком месте,  откуда открываются живописные панорамы на всю округу, а город Ярославль виден, как на ладони.

Места эти известны тем, что до революции здесь  жил помещик Михаил Августович Вигель, его расстреляли после ярославского мятежа 1918 года в числе других участников. Местные жители помнят эту фамилию, о нем знают и в Руденках, и во Внукове. Говорят, что дом помещика находился в сельце Щедрине,  а церковный приход этих деревень - в Лучинском. Кроме усадьбы в Лучинском у Вигеля было место для отдыха, оно находилось в сельце Лупандине. Рассказывают,  что там он насыпал горку в виде пирамиды, куда поднимался и потом сидел за чашечкой горячего чая, обозревая живописную местность вокруг.  Эта горка  до сих пор сохранилась на том же месте, где и была насыпана, правда, историки и археологи называют ее древним курганом. Вот так в народной памяти запомнился этот помещик.

До того как сельцо Лупандино стало местом отдыха М. А. Вигеля, в нем существовала  помещичья усадьба. Она принадлежала Карновичам - древнему дворянскому роду,  представители которого были участниками войны 1812 года.  Последний владелец усадьбы в сельце Лупандине  был довольно известным человеком своего времени и входил  в ближайшее окружение Н. А. Некрасова, он печатал свои художественные произведения в журнале «Современник», когда Н. А. Некрасов был его издателем. Писателя звали Евгений Петрович Карнович. Когда 12 мая 1866 года  издание журнала  «Современник» было приостановлено в связи с убийством царя Александра II, Н. А. Некрасов начинает переговоры с издателем А. Краевским об аренде у него журнала «Отечественные записки». Сильно сомневаясь в том, что власти позволят ему возглавить журнал, Николай Алексеевич пишет Краевскому: «Если бы вы решились взять в редакторы человека, не имеющего имени резко обозначенного, то этим бы развязали руки для работы в вашем журнале многим дельным литераторам. Назову для пояснения моей мысли, например, Карновича».

О Евгении Петровиче Карновиче известно, что он родился в сельце Лупандине Ярославского района в 1823 году, был сыном богатого помещика, ротмистра, происходившего из старинной дворянской фамилии. Получив хорошее домашнее образование, Карнович отъехал для учебы в Петербург. В связи со смертью отца он не смог доучиться до конца и оказался в бедственном положении, в таком, что ему самому пришлось зарабатывать себе на жизнь. В 1844 году он покинул свое родовое имение, дав своим крестьянам вольные. С 1845 года он поселяется в Туле, где начинает служить преподавателем сначала в тульской гимназии, потом в калужской. Дебютировав в печати в 1845 году, Евгений Петрович Карнович после переезда в Петербург занялся напряженным литературным творчеством. С 1860 года в разных газетах и журналах стали появляться его многочисленные статьи - публицистические, юридические, исторические, критические и беллетристические. В 1858 - 1861 годах он вел отдел «Современное обозрение» в журнале «Современник». В 1861 -1862 годах издавал еженедельный журнал «Мировой посредник», с 1865 по 1871 год был постоянным сотрудником газеты «Голос», в 1875 - 1876 годах редактировал «Биржевые ведомости», в 1881 - 1882 годах - журнал «Отголоски». Умер он в Петербурге в 1885 году и был похоронен на средства Литературного фонда на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

Что стало с имением Карновича в сельце Лупандине после его отбытия оттуда в 1845 году, остается неизвестным. Может быть, после смерти отца оно было продано другому помещику, для того чтобы обеспечить себя достаточными средствами для существования, или постепенно пришло в запустение. Сейчас на том месте не осталось зданий, но еще сохранились большой липовый парк с аллеями и два красивых пруда. Может быть, Михаил Августович Вигель,  видя живописную красоту этого места, облюбовал его для себя и стал использовать для своего отдыха. Об этом нам приходится пока только догадываться.  

Сергей КРЫЛОВ.


ГОЛОСА РУССКОЙ ПРОВИНЦИИ

Ожидается приезд известных литературоведов из Москвы: патриарха российской филологии доктора филологических наук, профессора МГУ имени Ломоносова Валентина Недзвецкого, академика Академии русской современной словесности, заведующего кафедрой журналистики ЯГПУ имени Ушинского доктора педагогических наук, профессора, заместителя главного редактора журнала «Континент» Евгения Ермолина, доктора филологических наук, профессора МГУ имени Ломоносова Сергея Кормилова, доктора филологических наук, профессора НИИОО (Москва) Олега Федотова, доктора филологических наук, доцента Российского университета дружбы народов Антонины Шелемовой, профессора Российского государственного гуманитарного университета Юрия Орлицкого, профессора из Америки Дианы Немец-Игнашевой. Приглашены ученые-филологи из Минска, Ташкента, Архангельска, Смоленска, Твери и Ярославля.

IX Васильевские чтения посвящаются памяти безвременно ушедшего в прошлом году Николая Николаевича Пайкова. Впервые за последние семь лет чтения пройдут без его участия. I и II Васильевские чтения носили, скорее, мемориальный характер, но с приходом Николая Николаевича все изменилось. Он сумел организовать в рамках Васильевских чтений настоящую научную конференцию и поднять ее на очень высокий уровень. По итогам конференции стал выходить научно-художественный сборник, научным редактором и составителем которого был кандидат филологических наук, доцент Николай Пайков. Кстати сказать, название и научной конференции, и сборнику - «Голоса русской провинции» - дал в свое время Николай Николаевич.

В этот же день в рамках научной конференции состоится презентация первого номера нового литературно-художественного журнала региональных отделений Союза писателей России и Союза российских писателей «Мера» и научно-художественного сборника «Голоса русской провинции», подготовленного по материалам минувших VIII  Васильевских чтений.

Второй день чтений пройдет 14 августа, в воскресенье, на базе ярославского городского клуба любителей словесности «Тысячелетие» при библиотеке N 19 во Дворце культуры имени Добрынина. В этот день будет проводиться литературно-художественная часть. Она по уже сложившейся традиции начнется с торжественной мемориальной части музыкально-поэтической композицией по творчеству Константина Васильева. В ней примут участие известные актеры и исполнители авторской песни. Будет показан документальный фильм о жизни и творчестве поэта, который снял известный ярославский тележурналист Владимир Поваров. В рамках Васильевских чтений уже прошел отборочный тур поэтического конкурса памяти Константина Васильева «Чем жива душа». 14 августа состоится награждение победителей этого конкурса. В торжественной обстановке победители и финалисты конкурса прочтут свои стихи. Закончится все свободным микрофоном, когда свои стихи сможет прочитать каждый пишущий, невзирая на ранги и звания.

Илья ВАСИЛЬЕВ, координатор Васильевских чтений, секретарь комиссии по литературному наследию Константина Васильева.

УГЛЕКИСЛЫЕ СНЫ АЛЕКСАНДРА БЕЛЯКОВА

С творчеством постоянного автора «Уединенного пошехонца» поэта Александра Белякова знакомы не только жители Ярославской области. Его стихи известны далеко за ее пределами еще хотя бы  потому, что Беляков активно использует для их публикаций всемирную паутину. А еще он вместе

с поэтом и переводчиком из Рыбинска Максимом Калининым перевел

с английского стихи ранее непереводимого у нас поэта Альфреда Эдуарда Хаусмена. В книге стихов Хаусмена, подготовленной интернет-сайтом «Век перевода» 14 переведены на русский язык Александром Беляковым.

Александр Беляков заметно выделяется из стереотипного мировосприятия ярославской литературы. Он - наособицу, он сам по себе. Он даже внешне не хочет примыкать к каким-либо группировкам, а потому не состоит ни в одном из писательских союзов. Его поэзию можно было бы назвать экспериментальной, если бы не тот факт, что подобного рода поэзия давно уже перешла из разряда эксперимента в разряд самобытного мышления. Беляков именно так и видит, как мыслит, именно так и мыслит, как пишет. Да если вдуматься, что тут такого необычного, нам незнакомого? Что тут экспериментального в этих строчках? Ну разве что несколько раскованная метафоричность, однако очень узнаваемая, очень земная.

Несть у времени насеста

Жирных слов осталось мало

Запевай с любого места

Продолжай куда попало

Ореол великой суши

Цепко держит домочадца

Жизнь ушла в глаза и уши

Не желает возвращаться

Беляков в силу своего внутреннего зрения видит обычное в несколько преломленном для обычного глаза ракурсе. И этим интересен. По крайней мере, мне. В конце минувшего года в «Новом издательстве» вышла в свет шестая книга стихов Александра Белякова - «Углекислые сны». В ближайших номерах «Уединенного пошехонца» мы познакомим наших читателей со стихами из этой книги.

Любовь НОВИКОВА.

Золотое кольцо
Поделиться
Комментировать