У нас уродливая структура экономики

«Промышленность — банкрот», — утверждает вице-премьер правительства России в 1997–1998 годах Борис Немцов, к которому The New Times обратился за комментарием последних данных Росстата

Как вы можете объяснить столь стремительное падение промышленного производства в январе? 

В январе случилась девальвация рубля. До Нового года доллар не дошел до 30 рублей. В начале февраля было 36 рублей за $1. Таким образом, рубль девальвировал на 20%. Все до единого промышленные предприятия, вместо того чтобы платить поставщикам, закупать оборудование, материалы и т.д., занялись спекуляциями на валютном рынке, конвертируя свои рублевые активы в доллары. Задерживались зарплаты, не оплачивали поставщикам продукцию, потому что каждый день доллар дорожал, а рубль превращался в прах. Прибыль от этой игры на валютном рынке — если в начале января рубль конвертировали в доллар, а в конце месяца продали — составила 20%. 
Это приличная прибыль: 20% за месяц — это 240% годовых. Где и на чем промышленность, сельское хозяйство, транспорт, связь могли бы еще столько заработать? Это первая и серьезная причина обвала промышленности. Вторая — банки не кредитовали промышленность в январе. Потому что банки тоже конвертировали все деньги в доллары — сидели и ждали, когда можно заработать. Кроме того, общемировая конъюнктура была плохая — низкая цена на нефть, на металлы. Сколько бы Путин ни заставлял финансировать реальный сектор, банки этого не будут делать, пока не увидят доходности, сравнимой с конвертацией рубля. Почему банки не дают кредиты? Потому что они считают, что промышленность — банкрот, лежит на боку, денег они не вернут. Невозвраты могут достигнуть 10% портфеля. А это катастрофа для любого банка. И хотя, конечно, Сбербанк спасут, просто дадут денег из резервов ЦБ, тем не менее тот же Герман Греф (глава Сбербанка), который отвечает за общефинансовое положение банка, а не страны, конечно же, как вменяемый человек, будет совершать операции, выгодные банку. Моя оценка — спад промышленного производства продолжится и в феврале, и в марте, и дальше, но, возможно, будем надеяться, не в таких масштабах, как в январе. Если опять-таки не будет очередного обвала рубля.
А если бы девальвация рубля была не постепенной, а одномоментной, как сделали в Казахстане и Белоруссии, результат был бы такой же? 
Нет, конечно. Потому что девальвация приводит к повышению конкурентоспособности. То есть у нас экспорт сразу оживился бы, у нас было бы больше рублей в стране. Конечно, для экономики, для промышленности, особенно экспортоориентированной, то есть для сырьевого сектора девальвация — это благо. Задайтесь вопросом, куда делись $200 млрд золотовалютных резервов? Отвечаю: заработали спекулянты валютой, причем как крупные, так и мелкие, то есть как банки, так и граждане, которые этим занимались. Заработали промышленные предприятия, у которых на счетах были рублевые остатки и которые их успели конвертировать. Часть денег убежала за границу — ушли от греха подальше. Вопрос: по-хозяйски Путин обошелся с активами или нет? Ответ: по-моему, очень бесхозяйственно, очень непрофессионально. Ведь ребенку ясно: наша валюта привязана к цене нефти, раз цена падает, то будет падать и рубль. Так зачем было тратить резервы? Лучше бы эти деньги пошли на помощь врачам, учителям, бюджетникам: задержки по зарплате — уже около 7 млрд рублей.
Второе безобразие — это то, что правительство бросилось спасать олигархов — между прочим, не самых бедных людей, у которых достаточно своих, личных активов, которые они могли бы продать. Но я не слышал, чтобы Абрамович, которому на спасение «Евраза» выделили $1,8 млрд, распродавал свои яхты — напротив, прикупил Хиддинка для «Челси». Дерипаске помогли $4,5 млрд, Зюзину — это тот самый «Мечел», к которому Путин в июле собирался отправить докторов (он один из главных спонсоров «Единой России», между прочим), — $1,5 млрд, Богданчикову («Роснефть») $4,5 млрд, Чемезов («Ростехнологии ») просит $7 млрд…
Активы олигархов — это заводы, рабочие места. Вероятно, именно этим руководствуется правительство, давая им кредиты? 
Зачем спасать банкротов? Олигархи должны выбираться сами — кто-то выживет, чьи-то активы купят по частям… Вот тому же Роману Абрамовичу принадлежат Линдовская птицефабрика и Омский мясокомбинат, которые должны кучу денег по кредитам Альфа-Банку, ему же должен $5 млн Главмосстрой Олега Дерипаски. Скорее всего, они обанкротятся, а банк перепродаст активы. И это нормальная ситуация — пусть они друг другу глотки рвут. Потому что это — шаг к демонополизации. У нас и так уродливая структура экономики. Причем за последние годы она стала еще хуже. Показатель конкурентоспособности экономики — это то, что ты продаешь на внешнем рынке. В 2000 году 30% экспорта составляли нефть и газ. Сейчас — 65%.
Юрий Лужков предлагает национализировать бизнесы олигархов… 
Лужков, конечно, талантливый политик. Тезис, который он провозгласил, вполне популистский. Но если разобраться, то предлагает он не что иное, как спасение олигархов. Кого национализировали за последнее время? Компанию «Сибнефть». Ее купили у Романа Абрамовича в 2005 году за $13,7 млрд, и купил не кто-нибудь, а государственная компания «Газпром», выложив при этом как свои деньги, так и бюджетные — где-то около $7 млрд бюджетных денег. На следующий год в «Газпромнефти» (так была переименована «Сибнефть») производство нефти упало больше чем на 11%, и резко сократились налоговые платежи.
Если бы «Сибнефть» покупало не государство, а частный инвестор, то он бы заметил, что часть скважин уже на пределе возможностей работает. И цена была бы раза в два меньше. Поэтому национализация — это на самом деле оплата потрепанных и закредитованных олигархических активов государственными деньгами. Сегодня тот же Дерипаска был бы счастлив, если бы государство заплатило за его активы, например, $20 млрд. Они бы ушли в кеш, они бы были в шоколаде. И понятно, почему Лужков предлагает национализацию — у него жена в тяжелом положении. Она работала в девелопменте и в строительстве — это отрасли, сильно пострадавшие от кризиса, и закредитованность «Интеко», по информации прессслужбы компании, — больше миллиарда. Ну а кроме того, ему для Москвы надо получить деньги из федерального бюджета — налоговые платежи-то упали…
А Минфин, Кудрин даст ему деньги? 
Не думаю… Но Кудрин слабый сейчас. Там опять дело Сторчака, опять во всем он виноват, идет кампания против него. Я не являюсь адвокатом Кудрина, но реально вменяемых людей там, во власти, три с половиной человека. Это Кудрин, Набиуллина, Дворкович и половинка — это Шувалов. В принципе, можно всю эту компанию уволить к чертовой матери. Не думаю, что Россия от этого выиграет.
Что будет дальше? 
Если кризис продлится больше года, то мы вступаем в «украинский сценарий», когда либо денежная эмиссия, либо внешние займы у того же Мирового валютного фонда. Впрочем, сейчас заглядывать так далеко невозможно. Непонятно, как мы пройдем эту весну…
Борис Немцов
Вечный зов
Чешите в другом месте. В российский политический обиход возвращаются забытые с 1990-х годов слова — «национализация», «монетаристы». Стоит ли за этим изменение вектора экономической политики — пытался понять The New Times
Знающие люди утверждают, что обычно сдержанный А.Б. Чубайс дважды в жизни посылал крупных политиков на три буквы. Одним из них был Борис Березовский. Другим — Юрий Лужков. С московским градоначальником видный «монетарист» и приватизатор вел горячие и холодные войны с начала 1990-х и вплоть до самого последнего времени, когда дело закончилось примирением и совместным подсчетом инвестиций в столичную электроэнергетику. Но вот на минувшей неделе Лужков снова помянул недобрым словом «монетаристов», виноватых в кризисе, и назвал вещи своими именами: то, что происходит, это национализация, только с последующей продажей активов. То есть вторичным переделом уже однажды поделенной собственности.
Дежавю 
Юрий Лужков вернул язык 1990-х годов — на нем легче описывать то, что происходит в экономической политике. «Надо уходить от монетаризма. Надо переходить к капитализму, который формировал бы развитое государство с полноразмерным внутренним рынком»; «Считаю, что государству… нужно сейчас целый ряд отраслей национализировать»; «Спустя какое-то время после стабилизации государство должно обязательно выставить… активы (национализированные. — The New Times) на продажу. Но только не по тем ценам, по которым покупали в свое время «Норильский никель», а по тем, которые действительно стоит это предприятие и отрасль».
Что это — стенограмма заседания правительства первой половины 90-х? Заседание Государственной думы во второй половине того же десятилетия? Запись выступлений академиков-экономистов старой школы в кабинете вице-премьера Олега Сосковца? Нет, ущипните себя: это 2009 год, приватизация давно завершилась, пресловутый «Норникель», который не производил в момент продажи добавленную стоимость, с тех пор стал работающим предприятием, многие объекты собственности, ранее лежавшие на боку, превратились в настолько лакомые куски, что некоторые товарищи, создавшие свои империи с рабочими местами, высокими зарплатами и прекрасными производственными показателями, сели в тюрьму.
Юрий Лужков, который искренне считает, что предпринимателем является его зам Владимир Ресин (ну правильно — государство у нас не регулятор или арбитр, оно бизнесмен, под себя устанавливающий правила игры), в своих представлениях об идеальной экономике не одинок. Вот, например, глава РЖД Владимир Якунин, отличающийся приверженностью православным и государственническим ценностям, высказался за введение ограничений на движение капитала, по-простому говоря — за ограничение операций с валютой. Этак можно дойти до возвращения в УК статьи за незаконные валютные операции. То есть вернуться в состояние, предшествовавшее 1990-м годам.
Что отвечал в таких случаях премьерминистр Виктор Черномырдин, ставший живым символом десятилетия? «Занимались монетаризмом — и будем заниматься!»
Кто виноват? 
Виноват, судя по намекам, конечно же некий коллективный Чубайс. Сегодня его живым воплощением стал министр финансов Алексей Кудрин. Предоставим слово Юрию Михайловичу: «Министр финансов Алексей Леонидович Кудрин решил копить деньги и складывать их в Резервный фонд… И они там никак не сработали на развитие экономики нашего государства». И в своем наезде на монетариста Лужков не одинок. Стабилизационный фонд, который на самом деле спас банковскую систему страны в последние пять месяцев, стал предметом нападок не только московского мэра, но и, например, первого замглавы администрации президента Владислава Суркова, который, не называя имен, сокрушался по поводу неправильной экономической стратегии: надо было вкладываться в инвестиционные проекты, а не консервировать деньги. Кажется, уроки тех самых 1990-х — о монетарной природе инфляции, о вреде избыточной денежной массы для здоровья экономики, о ловушке бюджетного дефицита — оказались невыученными. И… возвращаются старые споры. С тех самых заседаний правительства и парламента прошлого десятилетия…
Впечатление скоординированной атаки, ведущейся ради того, чтобы сместить министрадолгожителя, который вот уже который год умело держит удар, усугубилось и заявлением главы Следственного комитета Александра Бастрыкина: мол, в окружении министра-монетариста окопались финансисты-жулики. Намек понятен: может, и министр не без греха. Делалось это публичное заявление без учета принципа презумпции невиновности — в отношении действующего и бывшего замов Кудрина Сергея Сторчака и Вадима Волкова не вынесено приговора суда. Ситуация усугубляется слухами о возможной ротации правительства в марте этого года, а также кулуарными разговорами о возможной замене Кудрина министром обороны Анатолием Сердюковым. Короче, направление главного удара понятно — недобитые либералы-монетаристы. Ведь Кудрин — это еще и Центробанк и его глава Сергей Игнатьев. Впрочем, это еще и банк ВТБ… Понятно: кризис, народу нужно предъявить виноватых. Только там ли их ищут?
Новый передел 
В своей первой «беседе у камелька» — разъяснительном разговоре с каналом «Россия» — Дмитрий Медведев о проблеме Стабфонда высказался неожиданно жестко и определенно: «Последнее развитие событий показало, что все-таки эти решения были правильные, потому что те государства, которые бездумно тратили деньги, имея возможность создавать свои резервные фонды, фонды будущих поколений, сейчас находятся в предбанкротном состоянии, а наше финансово-экономическое положение абсолютно стабильно… считаю, что политика, которая проводилась в области финансов в последнее время, доказала свою эффективность». Значит, пока рано делать Кудрина стрелочником?
А вот что до национализации, то на самом деле власть ее боится. И не только потому, что чрезмерное участие государства в экономике может повлечь за собой имиджевые потери. Дело в том, что никто не знает, как долго продлится кризис. И государственным менеджерам вовсе не улыбается управлять все это время национализированными «плохими» активами. Сергей Чемезов вот, например, набрал себе в госкорпорацию «Ростехнологии» собственности, а теперь не знает, что с ней делать. Отсюда и заверения «верхних людей», которые начались аж с октября 2008-го: «Правительство не ставит задачи долговременно присутствовать в качестве акционера в капиталах крупных компаний» (Игорь Шувалов); «Нам не нужно огосударствление экономики» (Дмитрий Медведев); «Расширение присутствия государства в экономической жизни — мера вынужденная и носит временный характер» (Владимир Путин).
Еще интереснее с последующей — послекризисной — продажей активов. Конечно, в логике развития российского crony capitalism можно предположить, что аффилированные с высшими госчиновниками госкапиталисты (в том числе и в погонах) получат при новом переделе лучшие куски собственности. Но кто даст гарантию, что новая приватизация окажется жестко контролируемой властью? Что не возникнет недовольство условиями перераспределения собственности со стороны нормального бизнеса? Что приватизация останется бескровной?
Национализация? Новая приватизация? Это не игрушки. Как говорил в 1990-е вышеупомянутый Виктор Степанович: «У кого руки чешутся? Чешите в другом месте». Целее будете — добавим мы от себя…
Андрей Колесников
The New Times
Поделиться
Комментировать