Повесть была закончена в мае 68-го, опубликована в начале 69-го в «Неве». Тогда главного героя звали Максим Ростиславский, Странника — Павел Григорьевич: «онемеченные» имена Максим Каммерер и Рудольф Сикорски появились в 1971 году. Тогда для издания в «Детгизе» Стругацкие, по требованию цензоров, провели «титаническую чистку», уничтожая всякие параллели с действительностью. Из повести исчезли портянки и заключенные, контрразведка, табак и одеколон, либералы, коммунисты и социал-демократы. Неизвестные Отцы — Папа, Свекор и Шурин, стали Огненосными Творцами — Канцлером, Графом и Бароном. Комиссия Галактической Безопасности стала Службой Галактической Безопасности еще в журнальном варианте. Всего в книгу внесли 896 исправлений. Через два десятилетия «Обитаемый остров» был напечатан в авторской редакции — только герои так и остались с немецкими именами.

Несмотря на цензурные изъятия, читатели быстро обнаружили в повести «нежелательные ассоциации». Тем не менее, поскольку она считалась «антифашистской» и даже «проникнутой революционной романтикой», она не принесла авторам неприятностей. Потом началась перестройка, и «Обитаемый остров» стал фантастикой. А теперь, когда вымышленный мир «Острова» и действительность становятся пугающе схожими, появился фильм Федора Бондарчука. Фильм, бесспорно, удачный. 

В моем представлении — я впервые прочитал «Остров» летом 69-го в журнальном варианте — мир Саракша должен был выглядеть несколько иначе. Странник в повести — «лысый, как попка, верзила, с круглыми зелеными глазами и большими оттопыренными ушами, в вечной нелепой куртке до колен», а подпольщик Тик Феску по кличке Вепрь — «сухой, жилистый, искалеченный старик», роль которого явно не для Гоши Куценко, как и роль подпольщицы Птицы — Орди Тадер (в книге она «белая и почти прозрачная») — не для Анны Михалковой. «Рыжая морда» Зеф в книге носит примечательную бороду, а герой Сергея Гармаша — нет. Фанк у Стругацких — толстый, с квадратным шелушащимся лицом и красными отечными глазами. Банда Крысолова, с которой расправляется Максим, в книге состоит из «мокрых, жалких и сутулых» персонажей, а в фильме они напоминают ниндзя. И Гвардия как будто списана с американского «Звездного десанта».

Видимо, желая осовременить сюжет, Бондарчук включил в свой фильм кое-что, в повести отсутствующее. Так, Неизвестные Отцы у него «поставили на место сволочей, которые после распада империи нахватали жирные куски». И соседи Саракша — Хонти и Пандея — это «наши бывшие провинции, у нас с ними одна история, и они этого нам никогда не смогут простить» (в книге хонтийцы — «злейшие внешние враги нашего государства, до войны они нам подчинялись, а теперь злобно мстят»). И диктор телевидения сообщает, что войска «дали отпор агрессору в ответ на нападение на пограничников»…

Все это не меняет оценки фильма, который передает главное — образ тоталитарного мира, где власть держится на «промывке мозгов», преданности вождям и ненависти к «выродкам», невосприимчивым к излучению «башен», заставляющего «терять способность к критическому анализу действительности». Где все поставлено на службу Государству, безраздельно властвующему над жизнью любого. Где крайняя нищета в «Районах, Еще Не Достигших Процветания», сочетается с фанатичной верой в необходимость отдать все силы на нужды обороны. Где об отпавших провинциях говорят так: «Вернуть гадов в лоно, предварительно строго наказав».

Второго фильма я буду ждать с интересом, хотя у Стругацких «Обитаемый остров» оборвется на полуслове — когда Максим, уничтожив Центр, управляющий зомбирующим излучением, поймет, что самое трудное только начинается.

Борис Стругацкий: «Но ведь есть еще вторая часть...»

— Насколько отличается фильм от книги?

— Немного мешает чрезмерная экзотичность одежды. На Саракше люди одевались так, как мы в конце сороковых. И вели себя, как мы (если не в приступах энтузиазма). И гвардейцы были похожи скорее на энкавэдэшников, а не на американскую десантуру. Но общее впечатление — без всяких диссонансов.

— Что из фрагментов книги, не попавших в фильм, было принципиально важно показать? 

— Я видел пока только первую часть. Серьезных замечаний не имею.

— Насколько экранные герои соответствуют вашим представлениям о них?

— Безусловно, на месте Мак, Странник, Умник, Зеф. Могли быть поярче Гай, Рада, Чачу. Разочаровали Фанк, Вепрь, Орди… Общее впечатление, скорее, хорошее.

— В книге Максим, только что появившийся на Саракше, сильно отличается от Максима в момент его бегства с каторги, которым заканчивается первый фильм. А экранный герой не меняется.

— Да, это слабое место фильма. Но ведь есть еще вторая часть — именно там происходит окончательное превращение обитателя Мира Полудня в человека Изуродованного Мира. Посмотрим…

— Насколько будет понятен фильм тем, кто не читал книгу? 

— Боюсь, многое будет понято неправильно, а кое-что останется непонятным. Представление о Мире Полудня пройдет мимо сознания большинства молодежи. Я уже получаю недоуменные письма: почему это Мак не знает, что за еду в кафе надо платить? Невозможно получать еду, если не трудишься. В крайнем случае, надо предъявлять справку о том, что хорошо поработал и имеешь право поесть. Не уверен, что массовый зритель разберется в том, кто «выродки», а кто нет. Почему Отцы так уважают Странника? Полагаю, многие зрители не поймут, что Странник готовит универсальное «обезболивающее» для начальства. И так далее.

— Хонти и Пандея — бывшие колонии империи, к которым на Саракше тщательно культивируется ненависть. На фоне конфликтов с Грузией и Украиной звучит более чем современно.

— Это, безусловно, общее для всех империй явление. Не надо быть пророком, чтобы это предсказать.

— Разве в Англии ненавидели Индию или Австралию, в Испании — Нидерланды и Кубу, а в Португалии — Бразилию или Анголу? 

— А как относились к Турции отложившиеся народы? А Алжир и Вьетнам — к Франции? Тут все зависит от обстоятельств — какая была империя, как обращалась она с покоренными. Во всяком случае, неприязнь к бывшей метрополии — явление обычное.

— А неприязнь к бывшим колониям? 

— Ну, не забывайте про «башни»! И у них, и у нас. Без «башен» острота неприятия упала бы на много градусов. И вообще, в основе неприязни лежит, с одной стороны, реликтовое желание восстановить утерянный статус-кво, а с другой — столь же острое опасение, что статус-кво начнут восстанавливать. Если бы не эта дихотомия, отношения России с бывшими колониями приближались к идеальным. И у России вообще был бы совсем другой имидж в мире.

— Организация «Коммунисты Петербурга и Ленинградской области» предъявила претензии: в фильме не отражены коммунистические взгляды Максима, который помогает «коммунистам-подпольщикам» на Саракше.

— Кувырки пропаганды. Сегодня идеологам важно, чтобы в фильме чаще звучали слова «коммунизм», «революционер-подпольщик», «марксизм», «социал-демократия», а сорок лет назад требовалось, чтобы таких слов было меньше (в идеале, чтоб совсем не было), чтобы читатель не имел возможности установить сходство между Саракшем и матушкой-Землей. 

— Сегодня в России множество людей, у которых, как на Саракше, подавлена способность к критическому восприятию действительности. Может быть, «башни» уже стоят, но мы об этом не знаем? 

— Они, безусловно, стоят, и мы о них прекрасно знаем. Только необходимости в пси-генераторах и всякой «волновой» фантастике нет. Вполне хватает дружной и непротиворечивой работы СМИ.

— Вас не удивила экранизация одной из самых антитоталитарных книг Стругацких, да еще и обласканным властью режиссером? 

— Ничего удивительного в этой затее я не вижу. Роман, на мой взгляд, так и просился на экран, и это была не то третья, не то четвертая попытка экранизации. Получилась лучшая из всех экранизаций. Честь и хвала Федору Бондарчуку и его «банде» за честную, бесстрашную и невероятно трудную работу.

Борис Вишневский

Новая газета