За попытку - спасибо!
20 Сентября 2017 ● Светлана Гиршон
Режиссер если и не самоубийца, то, по крайней мере, решил поставить планку для прыжков в высоту на олимпийскую отметку, решила я для себя, когда увидела в фестивальной афише Альбера Камю. Насквозь литературная, абсолютно не бытовая философская пьеса, найдет ли она сейчас собеседников среди зрителей? Чем может зацепить доброго человека, который не каждый день, скажем прямо, готов погружаться в такие экзистенциальные глубины? Борис Мильграм с труппой «Театр-Театра» на такой риск пошли, что само по себе вызывает уважение.
Причиной обращения к этому произведению режиссер называет горячее желание исследовать сущность и мотивы заглавного героя.
Судя по тому, что среди фестивальной публики процент покинувших зал после первого действия был невелик, зрители к такому разговору оказались тоже готовы.
С визуальной точки зрения спектакль почти безупречен. (Художник – Эмиль Капелюш). Пространство сцены открыто, несколько подиумов:выпуклые, напоминающие горки для скейтбордистов, другой - качающийся. Железная конструкция, напоминающая стрелу башенного крана, по которой отчаянно карабкается к луне Калигула (Альберт Макаров).
Медный щит, подвешенный в центре, сменяется раскачивающимся железным шаром, зеркала, которые не отражают ничего. Прибавьте к этому изысканную и сложную световую партитуру (художник по свету Александр Мустонен), и получится зрелише, вполне себе позволяющее осилить трехчасовую драму.
Попытка представить надбытовой театр диктовала и другой способ актерского существования. Усиленные микрофоном, искусно чередовались крик и шепот в речах актеров, сентенции произносились с многозначием и пафосом, каким мог бы вещать трагический Каратыгин, например, веке в XIX-м. И для меня здесь впервые возник определенный зазор между возможностями актеров и режиссерским замыслом. Они были как масло с водой – рядом, а не сливаются. Исключением, пожалуй, только стал исполнитель заглавной роли, воплощавшим режиссерскую идею с исступлением одержимого императора. Во втором акте были отличные дуэтные сцены с Кереей (Андрей Дюженков), когда наконец, партнеры подхватили друг друга ,и возникло подлинное общение, схватка равных, итог которой был непредсказуем.
В интервью интернет-изданию zvzda.ru режиссер Борис Мильграм так выразил суть своего замысла и феномен заглавного героя: «В этом спектакле я задаю себе вопрос: как человек превращается в монстра? Ведь изначально Калигула – художник. Я начинаю понимать с территории XXI века, что все монстры, которые сыграли свою роль в истории XX века и ранее, тоже имели невероятные идеи. Настолько невероятные, что они были сродни художественным. И побуждения этих правителей изначально были светлыми. А превратились их идеи в ужас. Где грань? Когда же художественное сознание совмещается с неограниченной властью, происходит катастрофа. Я хочу проследить эту метаморфозу в человеке: он хочет осчастливить мир, а вместо этого губит его».
Дерзкая философия, желание исследовать пределы, достичь невозможного определяют градус существования героя в спектакле. Иллюстрируется это оглушительными раскатами музыки Виталия Истомина в исполнении музыкантов оркестра Театра-Театра и мощными вокалами Геликона (Алексей Каракулов) и самого артиста-императора.
Калигула, представший в начале спектакля как сильный, ловкий акробат, ухитряющийся выполнять почти цирковые трюки под куполом сцены, практически на глазах зрителей превращается в немощного старца. Внутренняя опустошенность и внешне выражается в трясущихся руках, сгорбленной спине, а главное в глазах, в которых застыло тоскливое одиночество. В финале умирающий Калигула, дохрипывая последние слова, оказывается погребенным под черным занавесом, падающим с декораций. И откуда-то снизу, сверху, отовсюду, раздается оглушительный , взрывающий пространство вопль - вокал, словно умирающий зверь напоследок выплескивает свою ярость и проклятие вселенной.
Во многом спорный и неровный по исполнению, но, безусловно, яркий и неординарный спектакль пермского «Театра-Театра» внес свою, дерзкую ноту в многоголосие XVIII Волковского фестиваля.
Судя по тому, что среди фестивальной публики процент покинувших зал после первого действия был невелик, зрители к такому разговору оказались тоже готовы.
С визуальной точки зрения спектакль почти безупречен. (Художник – Эмиль Капелюш). Пространство сцены открыто, несколько подиумов:выпуклые, напоминающие горки для скейтбордистов, другой - качающийся. Железная конструкция, напоминающая стрелу башенного крана, по которой отчаянно карабкается к луне Калигула (Альберт Макаров).
Медный щит, подвешенный в центре, сменяется раскачивающимся железным шаром, зеркала, которые не отражают ничего. Прибавьте к этому изысканную и сложную световую партитуру (художник по свету Александр Мустонен), и получится зрелише, вполне себе позволяющее осилить трехчасовую драму.
Попытка представить надбытовой театр диктовала и другой способ актерского существования. Усиленные микрофоном, искусно чередовались крик и шепот в речах актеров, сентенции произносились с многозначием и пафосом, каким мог бы вещать трагический Каратыгин, например, веке в XIX-м. И для меня здесь впервые возник определенный зазор между возможностями актеров и режиссерским замыслом. Они были как масло с водой – рядом, а не сливаются. Исключением, пожалуй, только стал исполнитель заглавной роли, воплощавшим режиссерскую идею с исступлением одержимого императора. Во втором акте были отличные дуэтные сцены с Кереей (Андрей Дюженков), когда наконец, партнеры подхватили друг друга ,и возникло подлинное общение, схватка равных, итог которой был непредсказуем.
В интервью интернет-изданию zvzda.ru режиссер Борис Мильграм так выразил суть своего замысла и феномен заглавного героя: «В этом спектакле я задаю себе вопрос: как человек превращается в монстра? Ведь изначально Калигула – художник. Я начинаю понимать с территории XXI века, что все монстры, которые сыграли свою роль в истории XX века и ранее, тоже имели невероятные идеи. Настолько невероятные, что они были сродни художественным. И побуждения этих правителей изначально были светлыми. А превратились их идеи в ужас. Где грань? Когда же художественное сознание совмещается с неограниченной властью, происходит катастрофа. Я хочу проследить эту метаморфозу в человеке: он хочет осчастливить мир, а вместо этого губит его».
Дерзкая философия, желание исследовать пределы, достичь невозможного определяют градус существования героя в спектакле. Иллюстрируется это оглушительными раскатами музыки Виталия Истомина в исполнении музыкантов оркестра Театра-Театра и мощными вокалами Геликона (Алексей Каракулов) и самого артиста-императора.
Калигула, представший в начале спектакля как сильный, ловкий акробат, ухитряющийся выполнять почти цирковые трюки под куполом сцены, практически на глазах зрителей превращается в немощного старца. Внутренняя опустошенность и внешне выражается в трясущихся руках, сгорбленной спине, а главное в глазах, в которых застыло тоскливое одиночество. В финале умирающий Калигула, дохрипывая последние слова, оказывается погребенным под черным занавесом, падающим с декораций. И откуда-то снизу, сверху, отовсюду, раздается оглушительный , взрывающий пространство вопль - вокал, словно умирающий зверь напоследок выплескивает свою ярость и проклятие вселенной.
Во многом спорный и неровный по исполнению, но, безусловно, яркий и неординарный спектакль пермского «Театра-Театра» внес свою, дерзкую ноту в многоголосие XVIII Волковского фестиваля.