Причиной обращения к этому произведению режиссер называет горячее желание исследовать сущность и мотивы заглавного героя.
Судя по тому, что среди фестивальной публики процент покинувших зал после первого действия был невелик, зрители к такому разговору оказались тоже готовы.
С визуальной точки зрения спектакль почти безупречен. (Художник – Эмиль Капелюш). Пространство сцены открыто, несколько подиумов:выпуклые, напоминающие горки для скейтбордистов, другой - качающийся. Железная конструкция, напоминающая стрелу башенного крана, по которой отчаянно карабкается к луне Калигула (Альберт Макаров).
Медный щит, подвешенный в центре, сменяется раскачивающимся железным шаром, зеркала, которые не отражают ничего. Прибавьте к этому изысканную и сложную световую партитуру (художник по свету Александр Мустонен), и получится зрелише, вполне себе позволяющее осилить трехчасовую драму.
Попытка представить надбытовой театр диктовала и другой способ актерского существования. Усиленные микрофоном, искусно чередовались крик и шепот в речах актеров, сентенции произносились с многозначием и пафосом, каким мог бы вещать трагический Каратыгин, например, веке в XIX-м. И для меня здесь впервые возник определенный зазор между возможностями актеров и режиссерским замыслом. Они были как масло с водой – рядом, а не сливаются. Исключением, пожалуй, только стал исполнитель заглавной роли, воплощавшим режиссерскую идею с исступлением одержимого императора. Во втором акте были отличные дуэтные сцены с Кереей (Андрей Дюженков), когда наконец, партнеры подхватили друг друга ,и возникло подлинное общение, схватка равных, итог которой был непредсказуем.
В интервью интернет-изданию zvzda.ru режиссер Борис Мильграм так выразил суть своего замысла и феномен заглавного героя: «В этом спектакле я задаю себе вопрос: как человек превращается в монстра? Ведь изначально Калигула – художник. Я начинаю понимать с территории XXI века, что все монстры, которые сыграли свою роль в истории XX века и ранее, тоже имели невероятные идеи. Настолько невероятные, что они были сродни художественным. И побуждения этих правителей изначально были светлыми. А превратились их идеи в ужас. Где грань? Когда же художественное сознание совмещается с неограниченной властью, происходит катастрофа. Я хочу проследить эту метаморфозу в человеке: он хочет осчастливить мир, а вместо этого губит его».
Дерзкая философия, желание исследовать пределы, достичь невозможного определяют градус существования героя в спектакле. Иллюстрируется это оглушительными раскатами музыки Виталия Истомина в исполнении музыкантов оркестра Театра-Театра и мощными вокалами Геликона (Алексей Каракулов) и самого артиста-императора.
Калигула, представший в начале спектакля как сильный, ловкий акробат, ухитряющийся выполнять почти цирковые трюки под куполом сцены, практически на глазах зрителей превращается в немощного старца. Внутренняя опустошенность и внешне выражается в трясущихся руках, сгорбленной спине, а главное в глазах, в которых застыло тоскливое одиночество. В финале умирающий Калигула, дохрипывая последние слова, оказывается погребенным под черным занавесом, падающим с декораций. И откуда-то снизу, сверху, отовсюду, раздается оглушительный , взрывающий пространство вопль - вокал, словно умирающий зверь напоследок выплескивает свою ярость и проклятие вселенной.
Во многом спорный и неровный по исполнению, но, безусловно, яркий и неординарный спектакль пермского «Театра-Театра» внес свою, дерзкую ноту в многоголосие XVIII Волковского фестиваля.