Наталья Жесткова, одна из составителей книги, рассказала, как тяжело было психологически работать в архивах с документами, ведь за каждой сухой биографической справкой стоит судьба невинно пострадавшего человека. Но и для читателя знакомство с книгой — труд, и прежде всего — душевный: в каждой строчке за внешне беспристрастным изложением фактов встает человеческая жизнь, зачастую трагически оборвавшаяся.
Первые два года после революции в Ярославле характеризовались ничем не ограниченным насилием, расстрелами без суда и следствия. Больше всех подвергались нападению священнослужители, однако сведений о пострадавших в эти годы сохранилось крайне мало. Расправы с духовенством были связаны и с подавлением Ярославского восстания 1918 года. Священнослужители, находившиеся на территории, охваченной мятежом, расстреливались как пособники восставших. В книге приводятся сведения о священномученике Алексии (Великосельском), настоятеле Троицкой церкви села Диево-Городище Ярославского уезда. Во время восстания отряд белогвардейцев занял село, на колокольнях установили пулеметы. Когда красноармейцы штурмом взяли Диево-Городище, то обнаружили пулеметы на башнях ограды Троицкой церкви. Отца Алексия причислили к белогвардейцам, арестовали и в числе других расстреляли 12 сентября 1918 года в Костроме. В сентябре того же года на Поместный Собор Русской православной церкви был прислан список, включавший 13 священников и монахов, погибших от рук красногвардейцев и чекистов в ходе подавления ярославского восстания.
С 1919 года, после выхода Декрета ВЦИК «О Революционных трибуналах», начались санкционированные репрессии. Духовенство обвиняли в поддержке крестьян, сопротивлявшихся набору в Красную армию. Многие священнослужители были расстреляны по приговору «чрезвычаек».Поразительны судьбы не только священнослужителей, продолжавших тайно проповедовать, несмотря на ссылки и тюремные заключения. На выцветших черно-белых снимках, сделанных тюремным фотографом, на чудом уцелевших карточках из семейных архивов запечатлены женские лица — молодые или изборожденные морщинами. Их судьбы — негромки, как народная песня, и столь же безыскусны. На одной из фотографий — темноволосая женщина с пристальным взглядом скорбных глаз — мученица Анна (Шашкина). Обычная крестьянка, она получила начальное образование в сельской школе. Работала в местной больнице санитаркой. Была духовным чадом архимандрита Павло-Обнорского монастыря Никона (Чулкова). Когда в Ярославской области стали повсеместно закрываться монастыри, в селе Захарьино Пошехонско-Володарского уезда по благословению о. Никона был создан тайный монастырь, именовавшийся сельхозкоммуной. Анна посещала «коммуну». В начале 1930-х тайный монастырь был уничтожен, насельницы арестованы. Анну забрали в 1937 году, обвинили в активной контрреволюционной агитации, «запугивании отдельных лиц религиозными предрассудками». Она была приговорена к 5 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях, через три года умерла в Севвостлаге.
А скольким женщинам из числа тех, что упомянуты в скорбном ярославском мартирологе, вменялись в вину дела, продиктованные лишь человеколюбием: сбор пожертвований для арестантов, поддержка ссыльных, забота о заключенных священниках...
Цифры, приводимые в книге, позволяют представить масштаб трагедии. С октября 1937 года в Ярославской епархии были арестованы почти все священнослужители, а также активные миряне. Из 258 посаженных в 1937-38 годах — 154 человека расстреляны, 43 заключенных приговорены к 10 годам ИТЛ, 42 — к 8 годам. Арестованным предъявляли обвинения в заговорах, шпионаже, терроре.
Как отмечает епископ Вениамин, «советская власть, став инициатором небывалых по размаху гонений, не смогла до конца искоренить веру, православный народ понес ее иго, но явил миру сонм святых, невиданный доселе подвиг». Выход ярославского мартиролога, в свою очередь, важнейшее событие, возвращающее истории забытые имена. Дань памяти людям, готовым на муки ради истины.
газета "Культура"