Открытая огромная коробка сцены, металлические конструкции по бокам, мост, по которому передвигаются герои, ряды софитов, нависающих над головой. Безжизненное гулкое пространство напоминает то ли заброшенный заводской цех, то ли док с заржавевшими кораблями, пущенными под нож за ненадобностью. (Художник Екатерина Джагарова). Голоси, изойдись в крике-муке – все распылится, истает без следа в холодной пустоте.
Город Калинов предстает механизмом со своим раз и навсегда установленным порядком. Главные часовщики – Кабаниха (Александра Чилин-Гири) и Дикой (Сергей Цепов) бдительно следят за исправностью движения шестеренок, втулок, маятничков. Все идет по правилам: служанка Глаша (Евгения Родина) движется, словно хорошо обученный солдатик, четко выполняет повороты «напра-нале», держит выправку, будучи даже с самоваром в руках. Остальные обитатели могут бурчать, выражать недовольство, даже удариться в многословную критику, как Кулибин (Владимир Майзингер), но общей картины это не искажает, все находится в пределах допустимого. «Беззаконной кометой» врывается Катерина (Анна Ткачева), со своей страстью, грехами, соблазнами и покаянием, угрожая притушенному, выхолощенному укладу жизни.
И гулкая пустота взрывается диссонансными звуками (Композитор Денис Хоров - ).Раздается адский грохот и скрежет, словно ржавый корабль подает голос. Возведенная конструкция, казавшаяся такой незыблимой, почти лишена опоры. Ощущение грозы как пред-апокалипсиса, неизбежной расплаты за грехи – не Катерины – всех! – возникает не только из музыкального ряда, но и через смешную и парадоксальную деталь – обыватели выстраиваются в ряд, как на пионерской линейке и прикрываются зонтиками.
Мне кажется, что Азарову больше всего не хотелось длинных объяснений и резонерских толкований происходящего. Он не ставил перед собой задачу делать музейную реконструкцию эпохи или смаковать красоту языка в тексте Островского. Он выбрал путь приближения к способу восприятия современного человека – не литературоцентричность, а полифонию, в которой в равной степени важны и музыка, и движение, и визуальный образ. Потому так важны здесь не слова, а паузы. Нет заученных со школьных лет ударных цитат, есть пластические образы. Все герои перемещаются в огромном пространстве сцены по своим траекториям, каждый – в своем ритме, в своем рисунке. Возникает ощущение абсолютной разъединенности всех со всеми – каждый существует в своем коконе, уходит в свои мечты, страхи, страдания, не находя отклика у окружающих. (Хореограф и режиссер по пластике Анна Закусова)
Недосказанность, стремление уйти от любых иллюстраций и доигрываний того, что уже задано самим накалом отношений между героями, - прием рискованный, но в данном случае, верный. В «Грозе» нет грозы как раскатов грома, есть ожидание их. В «Грозе» нет любви, если ожидать шаблонного ее выражения. Она в судорожных движениях тонких рук Катерины (Анны Ткачевой), трепете тела хрупкой девочки-женщины, в ее взгляде, переворачивающем душу.
Тихон (Руслан Халюзов) не объясняет, что мать велит жену бить, а ему жалко ее, не кричит, что Катя умерла, а ему жить и мучится. Он бежит, спотыкаясь, падает, поднимается, шатается, сгибается, словно давит в себе рвущийся наружу беззвучный крик, и наконец, сломавшись, падает, словно истекающий кровью подранок.
И образ Кабанихи (Александра Чилин-Гири) решен через боль – физическую (она едва ступает на страдающую ногу) и душевную – боль и страх ослабеть, потерять контроль над домашними и над окружающей жизнью. В ее устах «воля» сродни гибели, хаосу, который еще немного и она не в силах будет сдержать. И Катерина с ее выплесками страстей, покаяния, жаждой искупления греха - тот самый динамит, что грозит вдребезги разнести поскрипывающий механизм. Такого он не прощает. В финале герои в молчании перешагивают через труп погибшей Катерины, усаживаются за стол и молча, согласно заведенному порядку, пьют чай.
Время от времени с большей или меньшей остротой возникают дискуссии, допустимо ли ставить классику иначе, чем было прописано драматургами. «Гроза» в постановке Дениса Азарова, на мой взгляд, убедительный аргумент, доказывающий, что важны не декорации и костюмы, аутентичные эпохе или нет. Важен дух и смысл, заложенный драматургом. В спектакле волковцев здесь и сейчас в безжизненном пространстве происходит трагедия живых людей, трагедия безответной любви, одиночества, разрушения связей между всеми и вся. Конечно, спектаклю еще предстоит расти, окрыляться и наполняться дыханием и полутонами. Но случился «живой театр», а это главное.