Знаменосцы свободы (4)

Техас, большой, богатый и стратегически важный, очень интересовал янки практически со дня обретения независимости. Сразу после покупки Луизианы и добровольно-принудительного приобретения Флориды у беспомощной Испании, представители США пытались «дожать» Мадрид на предмет уступки заодно с Флоридой и Техаса. Однако госсекретарь Джон Куинси Адамс, возглавлявший американскую делегацию на переговорах, был, как и многие преставители Отцов-Основателей не чужд уважения к морали, и не стал добивать благородных донов, позже объяснив рассерженным коллегам, что «не нашел возможности доказать неоправданность претензий Испании на район от реки Сабины до Рио-Гранде-дель-Норте». Таким образом, Техас остался испанским.

Однако богатые земли были крайне слабо заселены, и Мадрид не нашел ничего худого в том, чтобы удовлетворить просьбу американца Мозеса Остина о переселении в своей колонии довольно крупной (300 семей) группы умелых и работящих уроженцев американского Юга. Правда, самому престарелому Мозесу воспользоваться плодами своих ходатайств так и не довелось, первый поселок на выделенных землях строил уже его сын, Остин, человек дальновидный, непростой и с еще более непростыми связями, по мнению многих исследователей, смотревший далеко вперед. Правда, пока первые поселенцы распаковывали вещи, испанцы перестали быть актуальны, но император Агустин I, первый правитель суверенной Мексики, не менее предшественников радея об освоении малолюдного севера, не только подтвердил права группы Остина, но и издал закон о свободной колонизации, разрешавший беспрепятственно селиться на любой мексиканской территории. Поначалу все шло достаточно культурно, но в 1824-м, после отмены в Мексике рабства, отношение фермеров к власти стремительно озладело. Некие Хэден Эдвардс и Дэвид Боуи даже провозгласили сгоряча суверенную «Республику Фридония» («Свободия», между прочим), однако забыли посоветоваться с Остином, а тот полагал, что жечь мосты рановато. Посему инициатива была пресечена самими же колонистами еще до прибытия сил правопорядка, заработав в итоге право иметь рабов еще 5 лет. Однако по итогам событий власти Мексики, видимо, что-то почуявшие, отменили указ императора Агустина о «свободном поселении», начав направлять в Техас поселенцев из густонаселенных южных провинций и отменив ранее разрешенное двойное гражданство, предложив иммигрантам, не имевшим разрешения на въезд, покинуть страну, а «легалам» либо сдать американские паспорта, либо последовать за нелегалами. Янки были крайне недовольны. Исполнять дурацкие прихоти всяких оливковых chicanos, мало того, что папистов, так еще, оказывается, и негролюбов, уважаемым WASP’s было категорически западло. Так что американское населения Техаса неуклонно росло, уже в 1827-м перевалив за 35 тысяч душ. А что до возможных санкций, то как раз в это время политическая жизнь Мексики приобрела оттенок перманентного военно-спортивного шоу. Партии и кланы яростно определяли, каким быть прекрасному далеко, задействовав все наличные войска, так что ни разъяснять колонистам правила хорошего тона, ни даже защищать их от апачей и прочих команчей мимолетным центральным властям было недосуг. А поскольку апачи с коменчами в реале народ крайне неромантичный, колонистам пришлось организовывать дисциплинированную и очень неплохо, вплоть до артиллерии, вооруженную милицию.

В общем, к 1835 году, когда после очередного переворота, к власти пришел генерал Антонио Лопес де Санта-Анна, сильная личность с весьма пестрой биографией, сумевший, наконец, покончить с бардаком, техасцы уже считали, что ничего общего с Мексикой не имеют и иметь не хотят, а с «туземцами», ежели что, разберутся. Что, учитывая ежегодные визиты к Остину гостей с севера, имело под собой реальные основания. Поводом для вспышки стало категорическое требование «тирана» немедленно начать освобождение негров, поскольку, видите ли, «на мексиканской земле нет места рабству» Исход первых стычек с силами правопорядка, посланными Санта-Анной в сепаратистский регион, подтвердил этот грустный для Мексики факт. 2 марта 1836-го, собравшись в городке Вашингтон-на-Брасос, представители Совета поселенцев объявили себя Палатой представителей Республики Техас, избрав временным президентом Дэвида Барнета, а главнокомандующим Сэма Хьюстона. Стивен Остин (что, собственно, не удивляет) убыл в США организовывать помощь. На подавление мятежа Санта-Анна двинул практически все боеспособные части, лично их возглавив, одержал локальные победы при Аламо и Голиаде и беспощадно расправился с пленными инсургентами. Но почил на лаврах и 21 апреля, попав в засаду на берегу реки Сан-Хакинто, не просто потерпел поражение, но еще и попал в плен, после чего 14 мая подписал в поселке Веласко договор, зафиксировавший независимость Техаса. Здесь, справедливости ради, сделаем отступление. Санта-Анну традиционно принято считать средоточием всех возможных пороков. В том числе трусом и предателем. Однако трусом он не был. Жесток, амбициозен, бездарен, нечист на руку – все так. Но не трус. С юных лет в армии, лично ходил в сабельные рубки, потеряв ногу под Веракрусом, продолжал руководить боем. И Мексику не продавал. Предлагал всем подряд, от янки до французов, но всех неуклонно и кидал. Что же до подписи, так ведь, имея на выбор подписать или висеть на дереве (было за что), он поступил вполне разумно. Понимая, в отличие от неискушенных в международном праве победителей, что подпись подписью, а без ратификации парламентом документ не стоит ровным счетом ничего, а парламент такой договор не ратифицирует ни в коем случае. Так зачем рисковать жизнью? И он был прав: парламент Мексики от ратификации единогласно отказался, объявив земли севернее реки Нуэвес временно оккупированной территорией.

Сепаратистов эти нюансы волновали мало. Они вовсю занимались государственным строительством, не отвлекаясь на пустяки. Техас был провозглашен республикой, Сэм Хьюстон после проведенных по всей форме выборов – президентом. Была, конечно, принята и конституция, в третьей статье зафиксировавшая правомочность рабства «на вечные времена». При этом сразу после объявления независимости власти новоиспеченной республики обратились к Конгрессу США с просьбой о вхождении в Союз. Однако не получилось. В Штатах единого мнения не было. Если южане, давние друзья семьи Остин, и вольные фермеры Запада аннексию одобряли и поддерживали, то политики Севера, напротив, не слишком рвались расширять территорию, опасаясь роста влияния южан. Короче говоря, кризис случился нешуточный, выплеснувшийся из кулуаров на улицы, и Сэму Хьюстону аккуратно посоветовали не спешить, после чего президент независимого Техаса отозвал прошение о вступлении. 3 марта 1837 года США официально признали нового соседа. В апреле аналогичный шаг сделал Лондон, предполагавший взять новую республику под опеку, сделав её своего рода противовесом США, а в мае – Париж, видимо, чтобы не отставать от Лондона.

В общем, все как у людей. Даже лучше. В Техас караванами двигались мигранты, мечтающие о своей земле и домике, их встречали радушно, так что население росло в геометрической прогрессии, уже к 1842 году превысив 140000 душ. Однако никуда не делась и такая мелочь, как присутствие под боком ничего не забывшей Мексики. Всерьез воевать та пока что опасалась, но камнем преткновения стал вопрос о границе. В свое время, подписывая капитуляцию, их определить забыли, так что первое время по умолчанию считалось, что демаркационная линия проходит по линии фактического контроля, чуть южнее самых южных техасских ферм, то есть, по реке Нуэсес. Однако за пять лет новые поселенцы продвинулись за реку, и теперь Республика Техас полагала, что ее южный рубеж проходит по Рио-Гранде. А поскольку Мексика с такой картографией не соглашалась, законодатели Техаса приняли резолюцию, объявляющую составными частями республики всю Новую Мексику и обе Калифорнии, а для комплекта еще и части штатов Тамаулипас, Коауила, Дуранго и Синаола. Это был в чистом виде casus belli, явный намек США на то, что, дескать, пора бы и определяться, а не то будет война, нас тут вырежут, и вам будет стыдно. Президент Хьюстон, указаний с Севера не имевший, назвав инициативу «нелепой», наложил на резолюцию вето, но Законодательное собрание быстренько преодолело президентский запрет, после чего мексиканские войска, как и следовало ожидать, вернулись в Техас, задав «независимому государству» изрядную трепку, но так и не сумев закрепиться на территории в связи с активным, хотя и негласным вмешательством США. Оружие «борцам за независимость» шло с севера караванами, волонтеры тысячами, так что техасцы, в конце концов, отбились.

Окончившись ничем, «малая война», тем не менее, сыграла важную роль, дав импульс к выходу из политической неопределенности. Вскоре после её перехода в пассивную фазу, свои услуги по арбитражу в споре с Мексикой предложили англичане. Инициативу радостно встретили как законодатели, уставшие ждать исполнения Штатами своей заветной мечты об аншлюсе (или, точнее, энозисе, на что справедливо указал уважаемый eugene_gu), так и президент Хьюстон, информированный куда лучше народных избранников и понимавший, что сама мысль о уходе Техаса под лондонский зонтик будет для кого следует серпом по яйцам. Что и произошло. После заключения в 1844 году союза с Великобританией на севере всполошились все. Южане опасались, что Англия, идеолог полной отмены рабства везде и всюду, заставит Техас освободить негров и, хуже того, сделает его второй Канадой – убежищем для беглых, а северяне справедливо предполагали, что оказаться в кольце британских протекторатов означает забыть о какой бы то ни было дальнейшей экспансии. К тому же возникала угроза и карманам: в Нью-Йорке вовсю трудились три акционерные компании, работавшие с техасской недвижимостью, и дивиденды капали в карман очень многим влиятельным людям, независимо от партийной принадлежности и убеждений. Так что процесс наконец-то пошел. В начале 1844-го большинство Конгресса приняло резолюцию о необходимости присоединения Техаса, а 12 апреля был подписан договор о включении Республики в Союз на правах территории. Причем формулировка «территория» вместо «штат» возникла в последний момент, уже накануне голосования, в связи с опасениями, что за «штат» проголосуют нужные две трети от списочного состава. Опасения, впрочем, были ошибочны, и досадная оплошность исправлена очень скоро президентом Джеймсом Полком, выигравшим выборы под лозунгом «Поможем Техасу!» и обосновывавшим необходимость аннексии неубиенным тезисом «Техас наш, потому что в свое время, будь мы настойчивее, испанцы бы нам его отдали». 

Южнее Рио-Гранде происходящее расценили в полном соответствии с давним пророчеством Санта-Анны – «Мы будем терпеть нынешний статус Техаса сколь угодно долго, поскольку рано или поздно с мятежом покончим, но прямое вмешательство Штатов будет означать войну». Мексика выразила официальный протест по поводу «намерений США отторгнуть бесспорную часть мексиканской территории» Однако правивший в том момент президент Эррера, человек гражданский и, видимо, разумный, смотрел на вещи трезво. Сознавая неравенство сил и несопоставимость ресурсов, он надеялся ограничиться политическими демаршами, привлекая к разрешению конфликта весьма заинтересованную во вмешательстве Великобританию, или, по крайней мере, выиграть время для укрепления, опять же, с британской помощью, вооруженных сил, в связи с чем еще осенью 1845-го предложил американцам провести переговоры. Это совсем не устраивало Полка, однако уклониться от переговоров, учитывая нестабильную позицию Сената, он не мог, и направил в Мехико своего личного посланника Джона Слайдела, дав ему весьма специфические инструкции: не ограниваясь приватными беседами, как можно шире озвучивая предложение продать Верхнюю Калифорнию и Новую Мексику. Для горячих испанских парней с эполетами, и так с трудом терпевших «шпака» в президентском кресле, это предложение само по себе не могло не стать красной тряпкой. Слайдел же, дипломат весьма опытный, почему-то еще и повел себя в Мехико, мягко говоря, не вполне дипломатически, время от времени напоминая военным о том, что, дескать, ежели силенок нет, то и не выступайте. В итоге Слайдела выгнали едва ли не пинками, нанеся, как он доложил Конгрессу, «непростительное оскорбление американскому флагу», а в мексиканской столице куплетисты запели о «подлом Эррере, готовом продать страну». Не хватало самой малости, но и за ней дело не стало. Лидер мексиканских реваншистов, не слишком авторитетный генерал Паредес, автор афоризма «Доблесть сильнее пушек!», внезапно сорвал главный куш в обеих национальных лотереях одновременно. После чего его авторитет в войсках резко вырос, и «предателю» Эррере - по требованию «истинных сынов Отечества» - пришлось подать в отставку, а президент Паредес, заявив, что предел есть всему, даже терпению мексиканцев, и аннексия Техаса станет красной чертой. Что, однако, ничуть не испугало янки.

29 декабря 1845 года Республика Техас стала 28-м штатом Союза. Официальное разъяснение по этому поводу состояло в том, что США не могут позволить соседнему государству «превратиться в союзника или зависимую территорию какой-либо иностранной нации, более могущественной, чем оно само, превратившись из доброго друга в угрозу нашей безопасности». Прозрачный намек на Англию заставил оппонентов не выступать слишком уж громко. Стивен Остин мог спокойно спать в могиле. В Техасе гремели салюты. У президента же Паредеса не оставалось иного выхода, кроме как подтверждать делом свои многочисленные заявления. Впрочем, ни к чему иному ни он, ни застоявшиеся в стойлах генералы и не стремились. Мексика разорвала дипломатические отношения с США, и мексиканские части, стоящие на границе спорной зоны получили распоряжение «давать достойный ответ на любые провокации». Одновременно, сразу же после включения Техаса в состав Союза, президент Полк направил в спорную зону войска под командованием генерала Закари Тейлора, поставив ему задачу поставить пограничные форты на северном берегу Рио-Гранде. Со демилитаризованным статусом междуречья было покончено. На мексиканские предупреждения Тейлор не реагировал никак – дескать, пишите мистеру Полку. В конечном итоге (и по сей день неясно, по приказу ли Паредеса или силой обстоятельств) начались стычки, в одной из которых был сильно потрепан отряд американской кавалерии. Его командир, капитана Торнтон, погиб в ходе боя. 11 мая Джеймс Полк на экстренном заседании обеих палат Конгресса подробно и красочно напомнил о «Казусе Слайдела» и сообщил о новом «чудовищном преступлении» мексиканцев, «Инциденте Торнтона», завершив спич словами «Итак, господа, Мексика без всякого предлога вторглась на нашу территорию и пролила американскую кровь на американской земле. Решение за вами». Реакция аудитории была на диво единодушна. Некоторые особо упертые ревнители законности пытались, правда, не то, чтобы протестовать, но выяснять подробности. Мол, надо бы выяснить, с какой стати мистер Слайдел, джентльмен по рождению и воспитанию, внезапно проявил себя базарным хамом, да еще при исполнении. И можно ли считать место, где погиб бедняга Торнтон «американской землей» с точки зрения международного права. И, наконец, соответствуют ли истине сведения о том, что негласными инвесторами мексиканских лотерейных фондов являются нью-йоркские фирмы, торгующие участками земли в Техасе. Но голоса зануд и буквоедов тонули в общем воодушевлении. 13 мая 1846 года «война мистера Полка» была объявлена официально. 23 мая президент Паредес ответил тем же, отметив, что «унизил свою честь, не сделав этого раньше».

Мексика была обречена. Ни Цезарем, ни Наполеоном генерал Паредес не был. Отнюдь. А хотя бы и был. Не идущая ни в какое сравнение с американской экономика, выучка по артикулам 18 века, старенький, еще испанских времен артиллерийский парк, старенькие мушкеты, фактически – утиль, по случаю купленный оптом у рачительных англичан, храбрый, но не имеющий серьезного опыта офицерский корпус… Все это дало знать о себе в полной мере, и никакой Батальон Святого Патрика (несколько сотен дезертиров из армии США) не мог исправить положение. То, что страна все-таки смогла выдержать целых полтора года, безусловно, заслуга Санта-Анны, в очередной раз вынырнувшего из небытия после вылета из президентского кресла Паредеса. Посулив Штатам убедить мексиканское правительство капитулировать, он пробрался в Мехико, где был радостно (хоть и бывший тиран, но лучший военспец!) принят. Стал генералом, потом, разогнав болтунов и истериков, президентом, более или менее привел в порядок армию, наладил военную промышленность, но не сумел прыгнуть выше головы, и в итоге, как обычно, проиграв, навсегда покинул страну. Договор Гуадалупе/Идальго, заключенный 2 февраля 1848 года, писался под диктовку победителей, а победители комплексами не маялись. Мексика признала утрату Техаса и сверх того уступила США более 500 тысяч квадратных миль, то есть около трех пятых своей территории, получив взамен 18 миллионов с четвертью USD (около 700 миллионов по курсу 2007 года). Нельзя не отметить, что несколько позже, при ратификации договора в Конгрессе США, из текста была вычеркнута статья № 10, гарантировавшая мексиканцам, проживающим на отходящих к северному соседу землях, равные права с американскими гражданами и сохранение собственности. На той же сессии был, впрочем, заслушан отчет комиссии Линкольна, убедительно доказывавший, что у мистера Слайдела и в самом деле были «особые» инструкции, что капитан Торнтон в самом деле погиб в «ничейной» зоне, а нью-йоркские фирмы таки имеют отношение к странностям мексиканских лотерей. Короче говоря, что мистер Полк тасовал факты не хуже, чем полтора века спустя Колин Пауэлл на трибуне ООН. Но победителей, как известно, не судят. Правда, еще почти сотней лет позже, 5 марта 1947 года, президент Трумэн, пребывая в Мехико с официальным визитом, почтил минутой молчания память шести подростков-кадетов, которые когда-то защищали столичную цитадель Чапултепек и бросились с ее стен в пропасть, не желая сдаваться в плен. И не просто почтил, но и возложил венок «От народа и правительства США» к их памятнику. Причем венок большой, судя по фотографии, - красивый. И очень, очень недешевый…

putnik1.livejournal.com

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе «Авторские колонки»