Этого, безусловно, не хватало для большой войны, но было более чем достаточно, чтобы показать местным, что немцы, ежели чего хотят, свое обязательно возьмут. На рубеже земель гереро возникли первые блок-посты, перегоняемый скот тщательно проверяли на предмет эпизоотий, забивая десятки голов, а когда какие-то кланы выражали протест или, того пуще, начинали возражать активно, их поселки навещали немецкие отряды, расстреливая все, что шевелится. При этом, однако, проявляли определенный такт: стада старика Камагареро и поселки его людей не трогали. А главное, предложили верховному вождю «черных» помощь против «красных», все еще считавших гереро своими вассалами, и старик, из всех белых доверявший только англичанам, оказавшим гереро помощь в освободительной войне, пошел на сделку, признав «борьбу с эпизоотиями» правильным делом. За что сегодня многие историки именуют его политику «недальновидной», но это с высоты лет ясно, а в тот момент иного варианта, по сути, не было: как ни опасался Камагареро белых, в одном, но важном аспекте его и немцев интересы совпадали. Была на то весьма веская причина, и имя веской причине было Хендрик Витбой, пятый сын Мозеса Витбоя, близкого соратника Йонкера Африкаанера.
Чуть в сторону. Как мы уже знаем, уход гереро из-под власти наследников Йонкера и мир 1870 года означал распад «державы орлам»; клан африкаанеров, уже и не мечтая о былом величии, радовался и том, что удержал за собой Виндхук, а «капитанства» нама зажили своей жизнью, выясняя, кто теперь на деревне главнее. И понемногу выяснилось, что главнее всех – клан витбоев, капитан которого, тот самый Хендрик, даже не думал скрывать, что, - как писал он сам, «желает вернуть красным людям все, ими утраченное». То есть, «раад», которому подчинялись бы все кланы «красных», и гереро в качестве данников. Плюс, безусловно, никаких немцев нигде, кроме, - раз уж так вышло, хрен с ним, - факторий на берегу океана. И никаких компромиссов. «Это моя земля, и я не хочу иметь ничего общего с белыми людьми». Точка. Хотя, под «белыми» все-таки подразумевались немцы: о бурах в огромной переписке Хендрика (она сохранилась) почти не поминается, а к англичанам, судя по той же переписке, он относился с умеренной симпатией: дескать, торгуют честно, на землю и скот не претендуют, ну и слава Богу. Но вот немцы – ни-ни.
Проблему усугубляло то обстоятельство, - и херр Гёринг писал об этом практически в каждом докладе, - что Хендрик был фигурой цельной, мощной и харизматичной. Уже немолодой (согласно церковным книгам, родился в 1830-м), очень религиозный (христианин в четвертом поколении, он крестился повторно в возрасте 38 лет, полагая, что идти к Богу нужно осознанно) и образованный (свободно говорил по-английски, а на африкаанс писал без ошибок), он до 1883 года был старейшиной церковной общины в Гибионе, столице витбоев, а затем, став после гибели в войне с гереро старших братьев капитаном, начал борьбу с соседями, ставя своей целью новое объединение нама, и к моменту основания первых факторий уже добившись немалых успехов. Несколько «капитанств» признали его «главным судьей», гереро считали «гневом Божьим», а немецкие миссионеры люто ненавидели, поскольку он их видел насквозь и не верил ни слову. Вплоть до того, что в 1887-м, когда «рейнцы», шантажируя «лишением Божьего слова», демонстративно покинули его ставку, запретил им возвращаться и, по примеру Йонкера, объявил себя архиепископом собственной, витбойской церкви, завязав еще более тесные контакты с англичанами, как из Уолфиш-Бей, так и с Капа.
Ласка и таска
В общем, в такой обстановке союз с белыми, как ни скрипел зубами старый Камагареро, сознавая, чем это может быть чревато в будущем, был для «черных» единственным шансов выстоять. А когда осенью 1890 года старик скончался, у его наследника Самуэля Магареро (приставку «Ка», - «Великий», - он еще не заслужил), чье право наследования оспаривалось родственниками и вождями кланов, и вовсе не осталось вариантов. «Охранный договор» наконец-то был подписан, несогласные кланы (в частности, восточные мбандеру во главе с Никодемусом) отделились, но в целом гереро признали власть Рейха, уступили немцам обширные земли и обязались снабжать колонию скотом. Со своей стороны, херр Гёринг дал новым подданным кайзера гарантии поддержки в борьбе с Витбоем, и вскоре получив, наконец, отставку, с облегчением сдал пост сменщику, - Курту фон Франсуа, профессиональному военному, - убыл нах хаузе. После чего, Хендрик, сочтя уход мятежный вассалов под крышу другого суверене вызовом, атаковал гереро, угнав много скота, а Самуэль воззвал к немцам. Однако новый глава колонии, в чине уже не какого-то «имперского комиссара», но аж ландесгауптмана, пупа военной и гражданской власти, справедливо полагая, что раз уж война с нама неизбежна, следует укрепить тылы, не спешил. В октябре 1890 он перенес ставку с побережья в центр страны, заняв Виндхук, удел наследников Йонкера, мнение которых уже никого не волновало, - и ударными темпами выстроил там Alte Feste (Старую Крепость), после чего начал обустраивать цепь блок-постов.
Формально все оставалось как было. Фон Франсуа даже отправил Витбою учтивое послание, поставив в известность, что Рейх на земли «рода витбоев и их друзей» не посягает, но указав на необходимость оставить в покое гереро, - и Хендрик отреагировал единственным образом, каким мог отреагировать. Закупив в Капе большую партию новейших винтовок, он весной 1891 года атаковал неверных вассалов, уйдя с большой добычей, в июле повторил рейд, - опять успешно, - а на исходе 1891, убедившись, что новый вождь гереро хотя и молод, но упрям, атаковал Очимбингве, ставку Самуэля, разорив ее едва ли не дотла. Тут, правда, немцы вмешались, но за услугу взяли плату, повысив налог на товары, идущие из Уолфиш-Бей, хотя по договору такого права не имели. Протесты не принимались, жалобы английским партнерам не помогли: сэры, здраво отметив, у «чифа» договор с немцами, посоветовали с ними вопросы и решать. В итоге, Самуэль новые тарифы признал, а фон Франсуа, со своей стороны, обязался помочь организовать «окончательное решение витбойского вопроса». Но не срослось. То есть, слово-то свое ландесгауптман сдержал, солдат с пулеметами и одним орудием для большого похода выделил, - но кончилось все не так лучезарно, как в диспозициях: 7 апреля 1892 года в генеральном сражении у Хорнкранца воины Хендрика, правильно организовав оборону, нанесли союзникам серьезный удар, - погибло даже несколько немцев. После чего фон Франсуа, не советуясь с Магареро, начал сепаратные переговоры, в ходе личной встречи предложив «особые условия»: прекратить вражду с гереро и признать протекторат Германии, но без земельных уступок плюс немцы помогут Хендрику подчинить «капитанов», не желающих ему подчиняться.
Это, в самом деле, были хорошие условия, можно сказать, уникальные. Ни до, ни после немцы никому таких не предлагали. И написано было в максимально вежливых тонах, как писали в Уолфиш-Бей. Но Витбой ответил отказом. Тоже крайне учтивым, - судя по мемуарам Хендрика, он обладал недюжинным литературным даром, но категоричным: «эта часть Африки - страна краснокожих капитанов», после чего сделал, что называется ход конем, напрямую (через голову белых посредников) предложив Самуэлю «мир сильных». Как равный равному, с признанием гереро равными и полным отказом от претензий на гегемонию, земли и что бы то ни было еще. Судя по всему, поначалу Самуэль просто не поверил своим глазам, но, в конце концов, согласился на личную встречу под честное слово Витбоя, - в том, что Хендрик слово держит, не сомневался никто, - и 22 октября 1892 года в нейтральном городке Рехобот был подписан мир. Что страшно возмутило фон Франсуа, узнавшего обо всем постфактум и заявившего, что «со стороны Магареро это очень не по-дружески», но и всё, ибо ни одна статья «охранного договора» нарушена не была. И тем не менее, в Берлине сам факт сочли грубейшим провалом ландесгауптмана: через три месяца он был отозван и сдал полномочия преемнику, Теодору Лайтвену, прибывшему с дополнительными войсками. Что, в ходе двухлетней тяжелой войны и сыграло роль. Хотя и частично. 15 сентября 1894 года Хендрик таки подписал договор, но не «охранный», а об «охране и дружбе», став, таким образом, единственным на весь край не подданным, но союзником Рейха, а вместо уступок земли обязавшись, если немцы потребуют, посылать им в помощь «сколько потребуется, но не более ста» воинов.
Итак, все, что считал себя не в силах выполнить херр Гёринг, было выполнено, и все, что, по оценке Берлина, упустил из рук фон Франсуа, было собрано. По инерции, воодушевленный Лайтвен попытался было пойти на север, в страну Овамбо, но не преуспел – тамошний верховный вождь, Камбонде, ответил предельно лаконично: «Мы не хотим ни вашей охраны, ни вашей дружбы, ни вашего присутствия», а сил навязать дружбу и присутствие северянам не было, тем паче, что дела в колонии были далеко не улажены. Поэтому «северное направление» на время забыли и занялись югом, куда понемногу прибывали из Германии новые поселенцы, уже не сорви-головы эпохи херра Гёринга, а более солидные, нацеленные на ловлю серьезной звезды. А новым людям требовались новые земли, и эти земли надлежало обеспечить. То есть, прямо говоря, отнять у местных племен, «черных» или «красных», но, конечно, не затрагивая впрямую интересы пока еще нужного Самуэля и не раздражая опасного Хендрика, - благо мелких племен и кланов, не подчинявшихся ни тому, ни другому, в крае хватало. Именно в это время Лайтвен предлагает на рассмотрение руководства проект «резерватов» по бурскому образцу: создание специальных зон, куда следовало бы выгонять (для начала) «безхозных» гереро, конфисковав у них землю и скот. Идею в Берлине, в целом одобрив, приняли к рассмотрению (в 1898-м она была утверждена и обрела силу закона), а пока что ландегауптману дали добро действовать методами, которые «он сам сочтет нужными». И он приступил.
Квартирный вопрос
В принципе, дальнейшее понятно. Малых мира сего теснили с прусской методичностью, баварской обстоятельностью и гамбургским расчетом. Начали с небольших, но особо непослушных нама-бондельствартов, живших в безводных полупустынях юга, показав на живом примере, что шутки кончились, затем принялись за владельцев земель получше, вроде нама-кхауа, обитавших в приятном оазисе, да еще и раздражавших Витбоя непокорностью. В 1894-м без всяких причин атаковали, схватили капитана Николаса Ламберта, личного недруга Хендрика, расстреляли, назначили нового капитана, подписавшего «охранный договор», тут же расстреляли и его, а волнения со стрельбой пресек отряд с пушками, перебивший половину клана, после чего кхауа потеряли две трети своих земель. Но не смирились. Спустя полтора года, когда Лайтвейн взялся за мбандеру (тех самых, что, если помните, отказали в подчинении Самуэлю), остатки кхауа, выйдя из ущелий, где прятались, поддержали соседей, - и это был первый случай в истории, когда «черные» и «красные» выступили единым фронтом. Ранее о таком никто и помыслить не мог. В итоге, вопреки планам ландесгауптамана, война вышла серьезная, - дважды немцы даже терпели поражение, так что пришлось звать на помощь Магареро и Витбоя, которые, будучи на бунтарей в давних обидах, охотно помогли, - но сила солому ломит. За головы Никодемуса, вождя мбандеру, и Кахимемуа, капитана кхауа, была объявлена награда, колониальная пресса кликушествовала, призывая войска «не сентиментальничать», - а те и так не стеснялись, снося с лица земли целые поселки, - и к октябрю 1896 года все завершилось. Обоих вожаков захватили и расстреляли, выживших «мятежников», отняв почти весь скот, выгнали в солончаки. И так далее, и тому подобное.
Дело пошло. Рост «коронного фонда» земли вкупе с законом о продаже до 5 тысяч гектаров по смешной цене в полмарки за га подстегнули процесс. Теперь ехали не отчаянные одиночки, а, сотнями, солидные бауэры с голову на плечах, крепкими семьями и готовностью пахать, и хотя колония все еще была убыточной, по прикидкам экономистам, ждать доходов оставалось недолго. Правда, рабочих рук все равно не хватало, но и эту задачу решили: конфискации земли за реальные и мнимые нарушения орднунга, а также «профилактический» забой (официально в рамках «борьбы с эпизоотиями») скота создали рынок рабочей силы. Вполне (если речь о гереро, а речь, в основном, о них) соответствующей потребностям, - и очень дешевой, ибо деваться «черным» было некуда. И число ферм росло. Однако в новых условиях старые отношения быстро менялись в соответствии с «новым курсом», определенным в книге «Немецкое колониальное хозяйство» Паулем Рорбахом, комиссаром по переселениям: «Излишне рассуждать о равенстве или неравенстве. Вопрос экономический. Цвет кожи – удобный критерий. Распространение белой расы должно стать руководящим моментом нашей деятельности. В этом отношении не должно быть проявлено никаких сантиментов. Решение колонизировать Южную Африку означает не что иное, как удаление местных племен с земли, где они жили со всем их скотом, чтобы на этих землях разводил скот белый человек...»
Действительно, такой подход был практичен. Теперь «свой черный» («красных», даже «своих», по-прежнему старались не задевать) был уже не каким-никаким, но соседом, а разновидностью домашнего скота без права качать права, - а добиться этого можно было только жесткими мерами. И законы ужесточались. Круто, а после официального утверждения «резерватов» в 1898-м, так и вовсе. Рук, как бельгийцы в Конго, все же не рубили, но. «Черный» ссудный процент впятеро превышал «белый», туземца, побившего белого, пороли кнутом, а белого за наоборот даже не журили, убийство немца для «черного» означало петлю, а «погорячившемуся» немцу светил месяц тюрьмы. Что, в свою очередь, - условности Века Разума! – нуждалось в теоретическом обосновании, и оно не замедлило: «Негр, - указал в книге «Обращение с туземцами в колониях» африканист Август Босхарт, - это кровожадное, ужасное существо, хищный зверь, добиться уважения со стороны которого можно лишь плеткой. Он предназначен для услужения европейцам. И если им не удастся перебороть природные лень и отсутствие ума, встает вопрос о необходимости вообще их существования на нашей земле». А отсюда уже и призыв солидной Deutsche Kolonialzeitung, - «молодые африканцы должны сознавать, что между ними и белыми девушками лежит граница, переходить которую категорически запрещено, а белым девушкам и вдовам следует иметь побольше правильного расового сознания», - и как следствие, официальный запрет на смешанные браки, в 1903-м объявленные уголовным преступлением.
Ничего личного, только бизнес.
Продолжение следует...