1.
Там шпалы облаками затеклиИ нет границы неба и земли –
Одна лишь пустошь ягельного сна,
Воздушный лабиринт сходящих в ров.
Стоят поодаль солнце и луна,
А мы внутри зеркал прожекторов,
Но вместо света – призрак или зрак,
И вижу я не Бога, а барак,
Июньской тундры жиденький покров
2.
Ты завершаешь земную природуЗдешнего полдня морозным замесом,
В мох или в мозг уходящим, как в воду,
В красную воду вступающим лесом
Слабых лучей, что играют по своду,
К Пасхе отмытому: просеки, лица,
В лилиях длинных Твоя плащаница.
В Царских вратах она к крестному ходу
Тонет, и тундры ночная больница
Нас к молоку приучает и меду.
3.
Тот явный взгляд, сочащийся сквозь лед,
Олени, что брели после забоя
На пажити, где ягель словно мед,
И все искали землю под собою,
Струя глаза, не видя ничего.
Олени, что брели после забоя,
Их тропы в наших снах, твой самолет
И сами сны над пажитью любою,
Та зрячая вода, ее вдовство,
Луна над тундрой блекло-голубою,
И нагота твоя, и Царствие Его…
4.
Кто ты, восходящая от пустыни,словно столбы дыма
Песня песней
Дымы твои прозрачны и слабы,
Соломенная, сонная вода,.
Оперены деревья и столбы,
Белей бинтов поникли провода.
Оперены деревья и столбы,
Но нет, не улететь им никуда –
Им пить, как нам, окраин мерзлоту
Стесняющая воздух бирюза,
Наскальные рисунки на свету,
И льются, распускаются глаза
Сквозь перья птиц,
Замерзших на лету.
5.
И чешуей той снег опять горит,
Висят лучи и бездна говорит
Подледной речью.
Светящиеся колья ставит ночь,
Уловлены мы в сети, и помочь
Нам больше нечем.
6.
Как будто солнце неумело
Мое разламывает тело
И кормит дым, и кормит корни
Деревьев, розовых на белом,
Прозрачных птиц каких-то кормит
В пространстве одеревенелом
Меня соткавшее светило
Мной гиблый мир сегодня кормит,
Как и меня оно кормило:
То дым, то розовые корни
И свет – он тоже, тоже пища.
О, простота ее святая!
Сидишь в кругу небесных нищих
И не меняется их стая,
Земля в снегу – кормушка птичья –
Летит, летит не улетая
7.
Яко земля еси и в землю отыдеши
Бытие
И называлась та земля Ямал,
Но говорить я власти не имел
И имени ее не называл.
Оленьих улиц плыл дощатый мел,
И в пустоте до дна промерзших вод
Котельных дым, добра нам не суля,
Вмерзал в зодиакальный хоровод,
Шли мачты, отделясь от корабля,
И все на дне лежали мы с тобой.
Плыл свет над нами бледно-голубой
И не имела голоса земля.
