Когда б меня не гнали отовсюду,
Когда б остался дворником теней,
Ловя ее как воздух, как причуду,
А я умру от состраданья к ней
Сострадание – вот чем особенно привлекательны плоды этой то ли пощаженной, обложенной навозом и начавшей наконец-то плодоносить смоковницы, то ли на смоковнице проклятой, иссохшей до корня, но тем не менее тоже плодоносящей каким-то непостижимым образом – плоды на древе познания добра и зла посреди райского сада, бывшего именно смоковницей согласно иудейскому преданию. А еще они очень изящны, эти плоды, горьковатые на вкус, выжженные иглой на гравюре позднего средневековья. В его осени, похоже, и живет Пуханов – дворник теней, совершенный в гребле галерный раб, веселящийся каторжанин, предпочитающий всем формам существования будто бы каторгу, а на деле – свободу. Так в СССР до «оттепели» единственными, кто был свободен, были лагерники, так свободны те, кто ни за что не цепляется, зная, что все – суета («пустая тщета», согласно новому переводу) и различая сквозь нее некую причуду, умереть от сострадания к которой и означает жить.
Фото - Евгений Гурко
o-k-kravtsov.livejournal.com